Амира молчала, на ее лице читалось замешательство.
Бриттон взяла бутылку и наполнила все бокалы, кроме своего. «Все тайное становится явным», — подумал Макферлейн. Когда стюард поставил перед ним тарелку с консоме, он мысленно сделал заметку не забыть спросить потом об этом у Амиры.
Шум разговоров за соседними столами стал громче, заполнив краткую неловкую паузу. За ближайшим столом захохотал над шуткой Мануэль Гарса, намазывая своей мясистой рукой масло на хлеб.
— Каково это — управлять таким большим кораблем? — спросил Макферлейн.
Это был не просто вежливый вопрос, чтобы заполнить паузу. Бриттон чем-то заинтриговала Макферлейна. Ему хотелось понять, что скрывается за ее красотой и безупречностью.
— Эти суда некоторым образом сами собой управляют. Мне остается позаботиться, чтобы команда работала ровно и предотвращала неполадки. Таким кораблям не нравятся мелкая вода, повороты и сюрпризы. Моя забота — обеспечить, чтобы мы не столкнулись ни с чем подобным.
— Наверное, неприятно командовать, скажем так, старой ржавой кастрюлей?
Бриттон обдумала ответ.
— Некоторые вещи на море обычное явление. И этот корабль не останется таким навсегда. На обратном пути домой я намерена использовать все свободные руки в работах по очистке. — Она повернулась к Глинну. — Кстати, хочу попросить вас об одолжении. Наша экспедиция довольно… необычна. В команде это обсуждают.
Глинн понимающе кивнул.
— Конечно. Завтра, если вы соберете их вместе, я с ними поговорю.
Бриттон одобрительно кивнула. Вернулся стюард и проворно заменил тарелки. Над столом распространился душистый аромат карри и тамаринда. Макферлейн занялся «Виндалу», сразу поняв, что это, возможно, самое фантастическое блюдо, которое ему доводилось есть.
— Вот это да. Просто превосходно, — пробормотал Брамбелл.
— Сколько раз вы огибали мыс Горн? — спросил Макферлейн, сделав большой глоток воды.
Он почувствовал, что на лбу у него выступил пот.
— Пять, — ответила Бриттон. — Но те плавания всегда были в разгар летнего сезона в Южном полушарии, когда меньше шансов попасть в плохую погоду.
Что-то в ее голосе насторожило Макферлейна.
— Но такое большое и мощное судно не должно бояться шторма, не так ли?
Бриттон чуть улыбнулась.
— Район мыса Горн несравним ни с одним другим местом на земле. Бури силой пятнадцать баллов не являются редкостью. Вы, несомненно, слышали о знаменитых вилливау?
Макферлейн кивнул.
— Так вот, там бывает другой ветер, гораздо более гибельный, хотя и менее известный. Местные называют его пантео-ньеро, «кладбищенский ветер». Он может дуть, не ослабевая, со скоростью свыше ста узлов в течение нескольких дней. Свое имя он заслужил тем, что сдувает моряков прямо в их могилу.
— Но ведь даже сильнейший ветер не может нанести ущерб «Ролваагу»? — спросил Макферлейн.
— Конечно, пока мы не потеряем рулевое управление. Но «кладбищенские» ветры загоняют неосмотрительные и беспомощные суда в ревущие шестидесятые. Так мы называем океанское пространство между Южной Америкой и Антарктидой. Для моряка это худшее место на земле. Там поднимаются гигантские волны. Это единственное место, где волны и ветер могут вместе обогнуть землю, не разбиваясь о сушу. Волны становятся все больше и больше, доходя до двухсот футов высоты.
— Господи, — ужаснулся Макферлейн. — Надеюсь, вы в такое не попадали?
Бриттон покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Никогда в прошлом и не хотела бы в будущем.
Она помолчала, потом сложила салфетку и посмотрела на Макферлейна через стол:
— Вы когда-нибудь слышали о капитане Гоникатте?
— Английский моряк? — раздумчиво произнес Макферлейн.
Бриттон кивнула:
— Он вышел из Лондона в тысяча шестьсот седьмом году на четырех кораблях, держа путь в Тихий океан. За тридцать лет до этого Дрейк обогнул мыс Горн, но при этом потерял пять из шести кораблей. Гоникатт решил доказать, что можно пройти, не потеряв ни единого судна. Они попали в шторм, когда подходили к проливу Ле-Мейр. Команда призывала Гоникатта вернуться, но он настоял на продолжении плавания. Огромная волна, чилийцы называют ее «тигрес», потопила два корабля меньше чем за минуту. С двух других сорвало мачты. Через несколько дней корабли, подгоняемые к югу нарастающей бурей, пересекли границу льдов.
— Границу льдов?
— Это там, где воды южных океанов встречаются с почти замерзающими водами Антарктики, где начинается лед. Океанографы называют это антарктической конвергенцией. В какой-то момент ночью корабли Гоникатта бросило на ледяной остров.
— Как «Титаник», — тихо сказала Амира.
Это были первые слова, произнесенные ею за последние несколько минут.
Капитан посмотрела на нее.
— Не айсберг. Ледяной остров. Гора, которая погубила «Титаник», детский кубик в сравнении с тем, что встречается за границей льдов. Тот, о который разбились корабли Гоникатта, был, по-видимому, размером миль двадцать на сорок.
— Вы сказали, сорок миль? — поразился Макферлейн.
— Были сообщения и об островах большего размера. Больше некоторых государств. Они различимы из космоса. Гигантские тарелки, сброшенные с ледяных полок Антарктиды.
— Господи!
— Из ста с лишком человек, бывших еще живыми, тридцати удалось залезть на ледяной остров. Они собрали какие-то обломки, которые забросило наверх, и развели маленький костер. В течение двух следующих дней половина из них умерли от переохлаждения. Им приходилось переносить костер, потому что он погружался в лед. У них начались галлюцинации. Некоторые говорили, что огромное существо в саване, с шелковистыми белыми волосами и с красными зубами уносит членов команды.
— Подумать только, — сказал Брамбелл, прервав интенсивное поглощение пищи, — это же прямо из «Повести Артура Гордона Пима» Эдгара По.
Бриттон помолчала, глядя на него.
— Совершенно верно, — сказала она. — Фактически По позаимствовал идею. Говорилось, что создание отъедает у них уши, пальцы ног и рук и колени, оставляя остальные части тела разбросанными по льду.
Слушая ее, Макферлейн осознал, что разговоры за ближайшими столами прекратились.
— В течение последующих двух недель моряки умирали один за другим. Скоро из-за голода их осталось всего десять человек. У выживших был единственный выбор.
Амира состроила гримасу и со звяканьем положила вилку.
— Мне кажется, я знаю, что дальше.
— Да. Им пришлось есть то, что моряки иносказательно называют «долговязой свиньей». Их собственных умерших собратьев.
— Славно, — сказал Брамбелл. — Полагаю, это вкусней свинины, если приготовлено должным образом. Передайте, пожалуйста, ягнятину.
— Примерно через неделю один из выживших заметил приближение останков судна, раскачиваемых огромными волнами. Это была кормовая часть одного из их собственных кораблей, который во время шторма развалился надвое. Они начали спорить. Гоникатт и с ним еще несколько человек хотели рискнуть поплыть на этих останках кораблекрушения. Но те сидели глубоко в воде, и у большинства не хватало духа выйти на них в море. В результате только Гоникатт, его старшина-рулевой и один рядовой матрос отважились плыть. Старшина умер от холода, не успев забраться на борт развалины. Но Гоникатт и матрос сумели это сделать. Последний раз они видели тот массивный ледовый остров тем же вечером. Его развернуло мертвой зыбью и медленно потащило к Антарктиде и к забвению. Когда он исчезал в тумане, им казалось, что они видели создание в саване, разрывавшее на куски их товарищей. Тремя днями позднее их развалину выбросило на рифы вокруг островов Диего-Рамирес, юго-западнее мыса Горн. Гоникатт утонул, и до берега добрался только матрос. Он выжил, питаясь моллюсками, гуано бакланов, мхом и бурыми водорослями. Он постоянно поддерживал огонь, используя торф, в слабой надежде, что какое-нибудь судно будет проходить мимо. Спустя шесть месяцев его сигнал был замечен на испанском судне, которое его и приняло на борт.
— Наверное, он был рад видеть этот корабль, — сказал Макферлейн.
— И да, и нет, — сказала Бриттон. — Англия в то время воевала с Испанией. Он провел последующие десять лет в темнице в Кадисе. Но в конце концов его выпустили, и он вернулся в свою родную Шотландию, женился на девушке на двадцать лет его моложе и вел жизнь фермера, далеко-далеко от моря.
Бриттон помолчала, поглаживая сложенную салфетку кончиками пальцев.
— Этим простым матросом, — добавила она тихо, — был Уильям Маккейл Бриттон. Мой предок.
Она отпила воды из стакана, промокнула губы салфеткой и кивком велела стюарду подавать следующее блюдо.
«Ролвааг»
27 июня, 15 часов 45 минут
