− Её Аня зовут, − зашептала Вика. – Вчера утром на сохранение положили, а ночью пошла в туалет и родила. Мёртвого. Двадцать недель.
Лана сухо кивнула. Слов у неё не нашлось. Предполагаемая абортница привстала и начала собираться. Накинула на сорочку хлопковый халат на пуговицах, достала из сумки кружку и тоже вышла в коридор. Облонская и Ковалёва остались в палате один на один.
− Видать, много сегодня абортов сделали, раз её к вам положили.
− А ты как догадалась? – Вика округлила глаза. Лана могла поклясться, что увидела в них проблеск уважения.
− Если б ты с моё тут полежала, тоже бы знала. Их всегда кладут на кушетки. Для абортниц отведены первая и вторая палаты. В каждой по пять коек, но иногда этих коек не хватает. И тогда тех, кто не влез, везут дальше. В третью, четвёртую и пятую.
− Аня из-за этого и рыдает.
И это Лана тоже понимала. Сама была на месте этой Ани. Не раз. И рыдала ещё громче. Пока ты даже дышать глубоко боишься, чтобы ребёнок ненароком не выпал, другая выскабливает своего кюреткой. Живого и здорового. Говорят, дети на таких сроках уже все чувствуют. Зажимаются. А врач всё равно их убирает и в таз бросает. Как испорченный кусок мяса.
− Потому что ей тяжело. И вдвойне тяжело смотреть на ту, которая ребёнка сама убрала.
− У всех свои обстоятельства. Каждый выживает, как может. Я вот не осуждаю. – Лицо у Вики вспыхнуло, она почему-то разозлилась и опять накрыла живот руками, словно чего-то боялась, словно Лана стояла над ней с ножом и собиралась этот живот разрезать.
− Если бы у тебя ребёнок умер, ты бы сейчас так не рассуждала. – Лана с вызовом посмотрела сопернице в глаза, но та не стушевалась ни на грамм. Видимо, пристыдить её было невозможно. – Но я её тоже осуждаю. Сейчас не осуждаю. Раньше, осуждала. И сильно. Но ты права: у всех свои обстоятельства. И всё же, так, как делают в этой больнице, делать нельзя. Нельзя абортниц к тем, кто после выкидыша, подселять. Жестоко это слишком. И по психике сильно бьёт.
Несколько секунд обе женщины молчали. Первой вновь заговорила Лана:
− Не думай, что я такая добренькая, раз тебя с лестницы не спустила и волосы на голове не выдрала. Я тебе своего мужа не отдам. Заруби себе это на носу и прекрати ему писать и названивать. Ты Влада не получишь.
Вика издала короткий смешок. Лане он напомнил тявканье маленькой собачонки. Вроде шпица или таксы.
− Каждая мать пытается защитить своего ребёнка. Так, как может. И я тоже хочу защитить своего. Раз уж ты знаешь, что я из детдома, я тебе скажу. Мой ребёнок будет жить лучше моего, я для этого в лепёшку расшибусь. Всё сделаю. А вообще Влад не вещь. Его нельзя отдать. Он сам решит, с кем ему быть. Через год или два я смогу родить ещё. А ты?
Лана сглотнула, руки у неё задрожали. Чтобы скрыть дрожь, она зажала ладони между коленями.
− Наслаждайся своим положением до родов, потому что, как только будет готов анализ, ты лишишься всего и разом.
− Или всего лишишься ты. Влад видел ребёнка. Через аппарат УЗИ. И ребёнок бил его ножкой через мой живот. Он очень сильный. Сильный и здоровый. У меня весь живот в синяках, хочешь покажу?
И Вика схватилась за халат, словно действительно собиралась его распахнуть. Лана встала и, повернувшись спиной, потопала к дверям. Пакет с едой она принципиально забирать не стала. Выбросит так выбросит.
− Когда меня выпишут, мне будет нужна помощница по хозяйству. Я с таким животом не могу уборкой заниматься, а пылью нам с малышом дышать нельзя. Так что озаботься этим, пожалуйста.
Собрав в кулак всю волю, Лана таки заставила себя повернуться. Склонила голову на бок и заговорила ласково, словно и правда обращалась к десятилетней девочке:
− Если ребёнок окажется не Влада, я твою жизнь превращу в ад. Ты очень сильно пожалеешь, что к нам сунулась.
______________________________
*Башня Сююмбике находится в Казани. Относится к падающим башням, так как имеет заметный наклон в северо-восточную сторону
Глава 14
− Ой, Ланка, Ланка, и зачем ты туда попёрлась? – вздохнула Юлька и осуждающе покачала головой. Она вновь сидела на кухне у Облонских и пила любимый чай с чабрецом из высокой стеклянной кружки с надписью «Я люблю Пермь».
− Хотела в глаза её бесстыжие посмотреть.
− Посмотрела?
− Посмотрела.
− И что там?
− Путного ничего. Только спесь и бравада.
− А ты ждала, что она перед тобой на колени упадёт и станет о прощении молить? Будь у неё стыд или хотя бы совесть, она бы к вам не заявилась.
Лана пожала плечами и подошла к окну. День сегодня был погожий − тёплый и солнечный. Люди шли по улице в распахнутых плащах, а молодёжь вообще переоделась в футболки и шорты, словно сентябрь чудесным образом переквалифицировался в май. Но Лану заинтересовало другое. Она во все глаза смотрела на берёзу, растущую неподалёку от дома. Та была высокой, выше шестого этажа, и Лана любила за ней наблюдать. Ещё вчера, когда Облонская пришла домой после разговора с Викой, берёза стояла изумрудно-зелёная, а сегодня уже полностью окрасилась в жёлтый. Удивительная всё-таки штука − природа. Порой только и остаётся, что глазами хлопать. А весной обратная ситуация. Погода мерзкая может целый месяц стоять, а потом бац, солнце выглянуло, и за один день все деревья в листьях. Жаль, люди так не умеют. Люди подчас слишком долго думают. Им, чтобы принять решение, иногда месяцы требуются, а то и годы.
− У неё срок-то сейчас какой? – вновь заговорила Юлька.
Лана на несколько секунд задумалась, прикидывая в голове даты.
− Где-то недели тридцать две. Вот-вот тридцать третья начнётся.
− Это ж капец капецовый!
− Ага, − усмехнулась Лана, − шесть-семь недель ещё ждать. Минимум.
− Может, вам из города уехать. На месяц-другой.
− Мы уже уезжали. Она захочет – везде достанет.
Юлька снова вздохнула и принялась крутить в руках кружку. Ей вдруг дико захотелось получше рассмотреть ротонду.
− С Владом-то вы хоть разговариваете?
− Разговариваем. Через раз. Я даже рада, что он в командировку уехал. Иначе бы опять в пух и прах разругались.
− Дорогая… − Юлька встала и обняла подругу за плечи. – Если я что-то могу сделать, только скажи.
Облонская отрывисто покачала головой. Она продолжала смотреть на берёзу, словно ждала от неё совета, как жить дальше.
− А ты думала, что будет, если этот ребёнок и впрямь окажется от Влада?
− Этот ребёнок не от Влада!
− А если матрёшка не врёт? Что тогда?
Лана крепко зажмурилась и схватилась обеими руками за подоконник.
− Можно до её родов я побуду Скарлет О’Хара?
− Подумаешь об этом потом?
− Мугу.
− Ладно. Давай подумаем об этом потом.
Вернувшись за стол, Юля потянулась за лимонным кексом, хлопнула себя по руке, но всё равно взяла и почти целиком засунула в рот. «А была не была, − решила она. – Живём один раз. Ну и пёс с ним, даже если растолстею».
− Зря ты, конечно, к ней пошла. Она Владу наверняка уже «настучала».
− А я на неё не кричала и до слёз не доводила. Я потребовала, чтобы она отстала от моего мужа, и сказала, что ей не поздоровится, если она врёт. Всё в спокойной форме.
− Думаешь, она приукрасить не сумеет? Сумеет.
Лана повернулась к подруге и скрестила на груди руки. Лицо у неё было уставшим, глаза – тёмными и печальными.
− Знаешь, что я вчера заметила, пока с ней разговаривала? Она… очень сильно любит этого ребёнка. Так его защищает. Бережёт.
Юлька поперхнулась и выкашляла на стол приличную порцию чая, хлопнула несколько раз себе по груди и принялась затирать коричневатую жидкость салфетками.
− Конечно, любит, − прохрипела она. – Этот ребёнок – её билет в счастливую жизнь. Понятно, что она будет беречь его как зеницу ока.
− Мне кажется, не поэтому. Мне кажется, она прилипла к Владу, как раз для того, чтобы дать своему ребёнку лучшую жизнь. То есть, возможно, она больше старается для него, чем для себя.
