– Поговорить хотела? Слушаю.
На ватных ногах оборачиваюсь и наблюдаю картину: Данил вальяжно подпирает затылком уже закрытую дверь в спальню.
– Ты охренел? Хотя нет… – цежу каждое слово. – Ты, Данил, охуел!
С удивленной усмешкой он осматривает меня в головы до ног.
– Мы и так можем выражаться?
– Могу не только так, если ты сейчас же не выставишь своих дружков и их прошмандовок отсюда!
– Да с чего вдруг? Ты, вообще-то, не одна здесь живешь? Забыла? – Ядовито кривится он, подаваясь торсом чуть вперед.
До какой-то горькой обиды начинает знобить изнутри. Я не вижу его глаз, но через темноту комнаты четко ощущаю, как Данил смотрит на меня…
Никак! А хамская интонация совсем не вяжется с тем, что вписалось в мою память пару дней назад.
– Вот именно! – делаю шаг вперед и сжимаю трясущиеся ладони в кулаки. – Как и ты живешь здесь не один! Поэтому, если я не устроила скандал при твоих гостях – это не значит, что я в восторге от происходящего и буду молчать дальше.
Данил вздыхает и качает головой, уставившись взглядом в потолок:
– Кто ты мне такая, чтобы я потакал твоим просьбам? Это не так. То не так… Тебе не кажется, что это странно?
– Странно? – сама не замечаю, как поднимаю голос до такого тона, что мой собеседник тут же морщится, перестав внимательно изучать потолок. Теперь спокойный взгляд Данила снова прикован ко мне. А меня лишь подначивает это отстранённое выражение лица. – И про странность говорит мне человек, которому, – обвожу пальцами в воздухе кавычки, – «некуда идти», а сам не ночует здесь сутками? Ведет себя, как нищеброд, но щеголяет в мажорных вещах? – Киваю подбородком на крокодильчика на левом кармашке футболки. – Потом приводит в дом левых людей, бухает с ними, играет в покер. Да откуда я знаю, что в твоей голове и в башке твоих дружков. Может, вы сейчас оргию устроите или вообще…– делаю паузу и театрально развожу руками, – на эту квартиру партию покера разыгрываете? Я не знаю тебя, Данил!
Мощный удар кулаком по двери бьет по ушам и заставляет меня испуганно вздрогнуть. Данил меняется в лице за доли секунд. Даже в тусклом свете огней набережной, рвущихся в окно, вижу нездоровую вспышку в его глазах. Играя желваками, он не оставляет между нами и сантиметра, резко шагнув ко мне. Буквально прокалывает меня взглядом, до дрожи в коленях. Но меня хватает лишь на то, чтобы слегка отшатнуться.
– Чего докопалась до меня, а? Бренчишь на своих клавишах, бренчи дальше. Не надо смотреть, когда я прихожу, куда ухожу и где ночую. Не лезь ко мне и в мою жизнь. Не маячь, пожалуйста, передо мной! Блять, не раздражай меня! Отлипни, Мальвина!
Слова Данила так остро вознаются в мои легкие, что они сжимаются. Не понимаю, почему меня душит обида и мутнеет от слез пространство перед глазами. Да что я ему сделала?
– Иди ты в задницу, – голос предательски срывается, как и слезы потоком по щекам.
Я больше не хочу и не могу находиться рядом с ним. Делаю рывок вперед, чтобы обойти застывшего передо мной Данила, но таким же резким и четким движением меня приковывают к месту. Широкая мужская ладонь капканом ложится на мою талию и грубо сжимает ее.
– Аль… – Болезненный сиплый шепот касается моего виска.
– Пусти, – бью просто наотмашь по руке, удерживающую меня на месте. Прикладываю столько силы, что сразу же немеет мой кулак.
Но выигрываю лишь секунды свободы и три шага вперед. Не церемонясь, Данил ловит меня у двери, тисками прижимает к себе спиной. Парализует. И не только руками. Своим запахом. Сумасшедшим дыханием, прожигающим мне затылок
– Ноги моей не будет в этой квартире, пока ты здесь, – хочется кричать, а получается лишь беспомощно всхлипнуть. – Я лучше на вокзале переночую!
Во мне, наконец, взрывается все то напряжение, что мучает меня уже которую неделю. Взрывается гранатой и осколками рвет и без того натянутые в нить нервы. Не на жизнь, а насмерть вырываюсь из его рук. Мне кажется, что если я не выберусь, то задохнусь к чертям от обиды, от неконтролируемого желания больше не смотреть в его глаза, не видеть его и не слышать о Даниле вообще никогда!
Я не знаю, что управляет в этот момент мной. Адреналин или безрассудство. Плевать, что будет дальше и что подумают за стенкой, услышав нашу перепалку. Но Данил как будто специально позволяет мне выплеснуть наружу этот поток накопившихся эмоций. Он не борется со мной и даже не двигается с места, когда разрешает выскользнуть из кольца своих рук. Не двигается и тогда, когда я поворачиваюсь и просто отвешиваю ему пощечину. Звонкую, сочную, что сама пугаюсь этого звука и замираю.
И всего за секунду понимаю, что вот теперь я точно боюсь того, что может произойти дальше. Потому что Данил даже не вздрагивает. Лишь устало закрывает глаза, а его мощные плечи опускаются, как под каменным грузом. Он словно ждал и согласен с тем, что моя ладонь с ударом прошлась по его слегка колючей щеке. Мы так и стоим в бесконечно долгих секундах друг напротив друга в полной темноте.
Пока с рваным выдохом Данил резко не запускает свою ладонь в мои волосы. Пальцами сжимает их на затылке так грубо, что у меня подкашиваются ноги и перехватывает дыхание. Притягивает к себе, лишая возможности сдвинуться и на миллиметр от его груди, в которой без труда слышен глухой стук сердца.
Не смотрит на меня, держит глаза закрытыми, прижимается своим лбом к моему. Ластится, ведет кончиком носа по влажной щеке, выжигая неровным дыханием след на моей коже.
Я теряю мир перед собой, когда Данил одним жестким движением пальцев, запутавшихся у меня в волосах, приподнимает мою голову и накрывает мои губы грубым поцелуем.
Глава 17
Дышу ли я? Нет.
Пытаюсь ли вырваться? Нет.
Я подчиняюсь. Подчиняюсь его мягким влажным губам. Наполняющему меня тёплым вкусом виски напористому языку, который требовательно толкается к моему и ищет ответа на ласку. Я подчинилась, но еще не сдалась.
И не получая реакции, Данил лишь сильнее сжимает в пальцах мои волосы и жестче углубляет поцелуй.
Все, чем могу ему ответить – это предательский стон. Беспомощный и жалкий, потому что от его теплых, развязных губ рвутся такие импульсы вниз моего живота, что хочется именно стонать. Свободной ладонью Данил обхватывает мой подбородок, сдавливает и заставляет пропустить его язык еще глубже. Он хочет ответа и знать, что я чувствую.
А я хочу это остановить, но так, чтобы это никогда не заканчивалось. Поэтому мои ладони сжимают крепкую шею Данила, пальцы вдавливаются в его горячую кожу, очерчивают выступающие ключицы, царапая их, а мой язык, наконец, сталкивается с его языком.
Разряд…
И стон слетает уже не с моих губ. Не разрывая поцелуй, Данил двумя шагами толкает меня назад, пока я больно не ударяюсь спиной о стену. За что с остервенением вонзаю ногти в его напряженные плечи через ткань футболки.
Кровь в венах вскипает оттого, что он так по-хамски мучает мои губы, до слез из глаз держит меня за волосы и тут же глушит эту грубость, осторожно обхватывая мое лицо свободной ладонью. Я расхожусь на два полюса. Позволяю Данилу целовать себя так, как ему хочется, отвечая этим же. И в то же время скольжу по его плечам, шее, груди, с силой вдавливая пальцы в каждый сантиметр литых мышц. Я хочу, чтобы ему было и больно, и хорошо одновременно. Так же, как и мне.
Мы оба дышим слишком часто. Пытаемся скрыть этим стоны. И мы оба находимся непозволительно близко, так близко, что я чувствую каменный бугор под ширинкой его джинсов. Данил еще сильнее впечатывает меня в стену. Кусает мои губы, гладит их языком, снова кусает. Накручивает пряди моих волос на затылке в кулак, заставляя меня забывать делать вдох и выгибаться на встречу к его телу. Данил без стыда упирается своим стояком в низ моего живота, а мне приходится сводить бедра, чтобы унять это колючее напряжение там и гораздо ниже. Я отвыкла от этого ощущения, и с каждой секундой оно охватывает меня, как лавина.
