В городке Айдаба нет ни колодезной, ни ключевой воды; пользуются там только дождевой водою, а когда случается, что долгое время нет дождей, воду привозят Беджа и продают. За те три месяца, что мы там пробыли, мы платили за мех воды дирхем и даже два…»
Однако Ибн Баттуте Айдаб понравился. Он отметил, что в городе много рыбы, молока и фиников, и дал живое описание обитавшего там племени беджа.
«Жители Айдаба чернокожие, они питаются верблюжьим молоком, закутываются в желтые покрывала, на головах у них повязки толщиной с палец».
Ибн Баттута прибыл в Айдаб в неподходящее время. Кровавый конфликт между правителем беджа Хадраби и наместником египетского султана был в самом разгаре. Египтяне все еще удерживали в своих руках треть города, но все их корабли были сожжены и потоплены кочевниками, а поэтому рассчитывать на морское путешествие в Джидду не приходилось.
Продав свой провиант, который был запасен до самой Мекки, Ибн Баттута расплатился с погонщиками и, не теряя времени, пустился в обратный путь, в Каир.
Глава четвертая
«Если нет того, чего желаешь, желай того, что есть». Эта арабская поговорка довольно точно отражала настроение Ибн Баттуты, возвращавшегося в Каир из своей неудачной поездки в глубь Верхнего Египта.
Паломники, возглавляемые Аргуном Давадаром, уже вышли в путь, и вся надежда Ибн Баттуты была на то, что в Дамаске он успеет присоединиться к сирийскому каравану, отправление которого было назначено на начало шавваля.
Ибн Баттута спешил. В Каир он прибыл затемно, а утром следующего дня уже покачивался в седле своего ослика на пути в Шам.
В то время Сирия входила в состав мамлюкского государства султана Насира, его наместники сидели в Халебе, Хомсе и Дамаске, но времена были неспокойные, и на границе с Палестиной египтяне предпочитали иметь мощные защитные кордоны. Опасались главным образом лазутчиков хулагуидского хана Абу Сайда, с которым у Египта сложились напряженные, недружественные отношения. С другой стороны, пограничные пункты использовались для взимания таможенных пошлин с купцов, сновавших по бойкому торговому тракту между Каиром и Дамаском.
О масштабах шпионажа в ту эпоху мы можем судить по переписке египетского султана Калауна с монгольским ханом Ахмедом. В пространных посланиях рассерженные монархи осыпали друг друга упреками в преднамеренном засыле проведчиков, которые десятками и сотнями шли по торговым дорогам в обличье странствующих дервишей, нищих, христианских монахов, паломников, врачей.
По синайской дороге, тянущейся вдоль побережья, на каждом шагу попадались караван-сараи, которые египтяне называли ханами. В их внутренних двориках, обнесенных высокими глинобитными стенами, люди спали вповалку, расстелив на влажном песке войлочные кошмы либо прислонившись к сброшенным как попало вьюкам. Тут же, сбившись в кучу, дремали животные — ослики, мулы, верблюды. Неподалеку от хана, как правило, находилась сакия, где перед выходом в путь поили животных, а у главных ворот по обе стороны дороги — ветхие лавочки — хануты. В них продавали съестное, фураж, шорные принадлежности.
У самой границы была таможня, где с приезжих купцов брали закят — пятипроцентный налог с золота и серебра — и взимали пошлины в зависимости от рода товара и его количества. Не слушая причитаний и жалобных криков, угрюмые рослые таможенники острыми ножами взрезали шелковые или фибровые веревки, бесстрастно вываливали в пыль рулоны китайского шелка, бархата, камки, рисованных сирийских тканей с золотыми прошивками. Во дворе таможни пахло мускусом, перцем, гвоздикой, десятки ног втаптывали в песок золотые осыпи заморской хны и шафрана. Писцы скрипели тростниковыми каламами, составляя под диктовку таможенников нескончаемые списки рулонов, вьюков, бурдюков, кувшинов; босоногие платные свидетели нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании обещанного бакшиша.
В канцелярии начальник таможни эмир Изз ад-дин с утра до вечера выписывал разрешения на выезд и въезд. Без такой бумаги, скрепленной его печатью, никто не имел права пересекать границу. С вечера стражники граблями боронили песок, а поутру сам эмир выходил смотреть, не появились ли на нем за ночь подозрительные следы. За нарушителем высылались бедуинские конные разъезды. С пойманным эмир расправлялся на месте, не утруждая себя установлением личности и допросом.
Ибн Баттуту эмир встретил приветливо, мигом выписал ему все необходимые бумаги и даже выехал провожать до дороги. В этом сказалось преклонение перед ученостью молодого паломника, подтвержденной иджазами и рекомендательными письмами влиятельных богословов.
По пути в Иерусалим Ибн Баттута заехал в маленький городок Халиль, уютно расположенный в долине среди невысоких, покрытых густой зеленью холмов.
Чуть севернее почти соприкасающийся с предместьями Иерусалима Бейт Лахм — библейский Вифлеем, в окружении виноградников и оливковых рощ.
Расположенный на высоком холме, Иерусалим хорошо виден издалека. Над зубчатым срезом крепостной стены купола церквей, золото колоколов, точеные шпили мечетей. Предместья раскинулись в гористой местности; на склонах виноградники, оливковые рощи, фруктовые сады.
Насир-и-Хусрау так описывает Иерусалим:
«Окрестности и пригороды Бейт-ал-Мукаддас гористы, но вся земля там возделана и много масличных, фиговых и других деревьев. Воды там нет совершенно, но тем не менее там много богатств и жизнь дешева. Там есть хозяева, у каждого из которых колодцы и цистерны наполнены более чем пятьюдесятью менами оливкового масла; они развозят его оттуда во все страны света.
Теперь я опишу город Бейт-ал-Мукаддас. Это город, расположенный на вершине горы. Воды там, кроме дождевой, нет. В окрестностях есть ручьи, но в самом городе нет. Вокруг города возведена прочная стена из камней, скрепленных известью, с железными воротами. Около города нет ни одного дерева, так как город стоит на камне.
Это большой город. В то время, когда я посетил его, там было двадцать тысяч жителей. Там есть красивые базары, высокие здания; вся земля его вымощена каменными плитами. Где была гора или возвышение, их срезали и сравнивали, так что, когда идет дождь, вся земля в городе вымывается начисто.
В городе много ремесленников, и каждый цех занимает на базаре отдельный ряд».
Насир-и-Хусрау посетил Иерусалим в первой половине XI века.
Ибн Баттута — спустя три столетия, когда в историю Святого города уже вписали свои кровавые страницы европейские рыцари, пришедшие сюда «освободить Гроб Господень» от нечестивых сарацинов. Именно так любили объяснять свой грабеж и насилие участники крестовых походов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
