Это был хитрый маневр, рассчитанный на то, что Саладин не допустит разрушения мусульманских святынь. Расчет оказался верным: египетский султан согласился помиловать франков и предложил им заплатить выкуп за каждого человека.
Договоренность была достигнута, и на городских стенах взвились мусульманские стяги. Саладин не нарушил своего слова, и, хотя кое-где не обошлось без кровопролития, в целом победители проявили великодушие.
Назначенная на тот день пятничная молитва не состоялась. Молитвенный зал знаменитой мечети аль-Акса был залит нечистотами. Оказалось, что рыцари-тамплиеры, издеваясь над религиозными чувствами мусульманских жителей, устроили там солдатскую уборную.
Мечеть Скалы — Ибн Баттута подробно описывает ее в своей книге — расположена в центре вымощенной каменными плитами террасы, приподнятой над площадью Харам аш-Шериф. Пройти к ней можно по широким мраморным ступеням с разных сторон площади.
На Ибн Баттуту мечеть Скалы произвела глубокое впечатление. Пиетет верующего при виде святыни соединился с восторгом ценителя прекрасного, созерцающего одну из жемчужин омейядского искусства, вобравшего в себя строгую монументальность поздней античности и щедрую чувственность сасанидской эпохи.
В этих гулких галереях что ни шаг — воспоминания, исторические параллели. Омар ибн аль-Хаттаб, Абд алъ-Малик ибн Мерван, Саладин, Бейбарс — великие тени шевелятся в полумраке просторной залы, ставшей ровесницей самой истории.
Иерусалим не похож ни на какой другой город. Две большие пересекающиеся улицы делят его на четыре части, и каждая — отдельный квартал со своей историей, обычаями и порядками. На северо-западе, где находится храм Гроба Господня, обосновались христиане.
На северо-востоке живут мусульмане, на юге ^ иудеи, и в каждом подворье круглый год столпотворение паломников, сходящихся со всего света в этот удивительный город, где каждый камешек связан с той или иной легендой Ветхого или Нового завета, с коранической притчей. Кривые, узкие мощеные улочки, зажатые каменными домами с гнездами резных балконов, похожи одна на другую, но есть среди них одна — via dolorosa, куда назойливые проводники в первую очередь тащат христианских паломников, чтобы в тысячный раз повторить скорбный путь от дома Пилата до Голгофы…
Рассказывая об Иерусалиме, Ибн Баттута вскользь упоминает о вретище, надетом на его плечи одним из местных суфийских шейхов. Облачение в грубошерстный хитон — составная часть посвящения в факиры, следовавшая обычно после длительного искуса, в течение которого послушник показывал свое смирение и высокие моральные качества. Такая честь не покупалась ни деньгами, ни знатностью, и этот эпизод — яркий штрих к портрету молодого паломника, который, по-видимому, не терялся ни в какой обстановке и повсюду умел преподнести себя в самом выгодном свете.
Из Иерусалима Ибн Баттута направился на север Палестины, в Галилею. Всюду ему встречались развалины крепостей и некогда цветущих городов — печальные следы недавних кровавых сражений. Несколько лучше сохранилась Табария — историческое место на западном берегу живописного Тивериадского, или Гениссаретского, озера, где в 1187 году Саладин наголову разбил крестоносное войско под началом иерусалимского короля Гвидо Лузиньяна. Груда камней неподалеку от деревни Айн ат-Табига, укрывшейся в одной из озерных бухт, являлась местом паломничества христиан, считавших, что здесь некогда находилась легендарная Вифсаида.
Разумеется, библейские реминисценции менее всего волновали Ибн Баттуту. Он, правда, упоминает о могилах пророков в одной из мечетей Табарии, но главное, что привлекает его внимание, — это роскошные бани, построенные у горячих источников в южной части города. В античные времена в Тивериадские бани наведывались римские патриции и легионеры. Считалось, что горячая, насыщенная минеральными солями вода исцеляет от ревматизма и возвращает бодрость духа и ясность ума.
Дорога шла берегом моря. Справа тянулись крутые, поросшие вечнозелеными лесами склоны Ливана с вершинами, покрытыми снежными шапками. За много веков до нашей эры здесь в портовых финикийских городах кипела шумная торговая жизнь. Египтяне, хетты, ассирийцы, вавилоняне, греки, персы, римляне, арабы — какие только завоеватели не приходили сюда, привлекаемые богатствами Древней Финикии и ее удобным расположением на перекрестке торговых путей!
Судьбы городов похожи на судьбы людей. Города рождаются, растут, расцветают, проходят период зрелости, дряхлеют, погибают, превращаются в руины, оставаясь жить лишь в воспоминаниях современников и исторических хрониках. Волею исторических обстоятельств заштатные города становились столицами могущественных государств, а некогда цветущие столицы теряли самобытность и блеск, покрывались плесенью провинциальной скуки и превращались в захолустья.
«Маленький городок с хорошими рынками и красивой мечетью, — писал Ибн Баттута о Бейруте. — Отсюда в Египет везут фрукты и железо».
Зато Баальбеку, Хомсу, Хама и даже Маррат ан-Нуа-ман, который сегодня отыщешь разве что на крупномасштабной карте, в книге Ибн Баттуты посвящены пространные описания.
Драматически сложилась судьба Триполи, который в мамлюкском государстве был столицей одной из шести провинций, или, как их тогда называли, королевств. В начале XII века город стоял на полуострове и с трех сторон был окружен морем. Во время шторма волны перекатывались через крепостные стены и мириадами брызг обрушивались на стены домов, покрывавшихся из-за этого тонкой соляной коркой. С востока город был защищен глубоким рвом и зубчатой стеной с бойницами. Вдоль стены стояли мощные катапульты, стрелявшие каменными глыбами и снарядами с греческим огнем.
Посреди города возвышалась соборная мечеть с мраморным бассейном для омовения, вокруг нее четырех-, пяти- и даже шестиэтажные дома по обеим сторонам чистых, утопающих в зелени улиц. Коммерческим центром города был, разумеется, порт, куда заходили груженные товарами корабли из Рума, Франгистана, Андалузии и Магриба. В таможне с иностранных купцов брали десятину, которая отчислялась в султанскую казну.
Но Триполи жил не только торговлей. Широкой известностью пользовались его богословы, ученые, каллиграфы, врачи. Город даже имел свой Дом знания на манер домов мудрости и наук в Багдаде и Каире. Известный рыцарь-феодал и писатель XII века Усама ибн Мун-кыз в своей «Книге назиданий» приводит такой эпизод. Когда в 1109 году Триполи был взят крестоносцами, эмиры из соседних владений немедля отправились к победителям выкупать пленников. И каковым же было удивление малограмотных европейских рыцарей, когда выяснилось, что речь идет о вызволении из плена не воинов и даже не женщин, а двух седобородых старцев — ученого и каллиграфа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
