Они уже с неделю или немного дольше паслись в верховьях реки Крекенбек и ущелья Гроггина, как вдруг однажды поздним вечером до Тауры донеслись из буша какие-то звуки. Сперва звякнули удила, потом послышался шорох трущихся о стволы вьюков.
Он с табуном находился в стороне от тропы, по которой перегоняли скот, поэтому Таура велел кобылам стоять тихо, а сам беззвучно проскользнул сквозь темнеющий буш, подбираясь как можно ближе к чужим звукам. Внезапно он застыл на месте. По тропе шла светло-золотистая молодая кобылка, всадник, сидевший на ней, вел в поводу вьючную лошадь. За ним следовали другие вьючные лошади, потом лошадь, загоняющая скот, а процессию заключал еще один всадник. Но Таура смотрел только, а золотистую лошадку, на ее горделивую осанку, размашистый шаг, прелестные шелковистые гриву хвост.
Какое-то время он медленно пробирался между деревьями параллельно тропе, не отрывая глаз от лошадки.
Всадники, видимо, выдохлись, они сонно покачивались в седлах и даже не услыхали, как лошадка тихонько заржала, заметив в чаще Тауру.
Таура отлично знал, что люди держат путь к хижине Мертвой Лошади, так как вьючные лошади были нагружены запасами консервов, мукой, а также солью для скота. Он вернулся к своему табуну и отвел всех на ночь в безопасное место, зная, что сам вернется к хижине. Через несколько часов показался полумесяц, стало видно все вокруг, но не настолько, чтобы виден сделался он сам.
Прежде чем подойти к хижине, он прошелся вдоль загона для лошадей. Он видел вьючных лошадей, которые двигались внутри ограды точно беспокойные тени, но никаких признаков двух верховых лошадей, светлой и еще одной, он даже не заметил, какого цвета. Он решил, что их поставили в новом дворе, высокую загородку у которого они с Ураганом обследовали больше года назад.
Деревья позади двора давно вырубили, и теперь он, пустой, стоял перед хижиной на фоне лошадиного загона.
Таура медленно передвигался между деревьями, выбирая темные заводи полумрака, избегая освещенных луной прогалин. За ним наблюдал поссум с пытливым выражением на забавной заостренной мордочке. Он издал низкое хриплое ворчали и Таура услышал, как лошади на дворе завозились, зашаркали ногами. Он встал на самом краю леса и вгляделся в темноту двора. Да, там, посеребренная лунным светом, стояла прелестная кобылка. Она снова тихонько заржала, когда человек открыл дверь хижины. Свет фонаря «молния» смешался с лунным.
Чей-то голос произнес:
— Наверно, брамби близко.
И другой голос внутри хижины ответил:
— Не беспокойся. Забор высокий не перс прыгнут. Но все равно ты дурака свалял — нечего было вести ее сюда.
Затем дверь захлопнулась и фонарь погасили.
Таура переждал какое-то время, а потом направился по открытой площадке в сторону двора. Светлая кобылка подошла к загородке, дрожа от волнения, и просунула нос между досками, чтобы понюхать Тауру.
Она уже собралась заржать, но он остановил ее:
— Нет-нет. Тебе надо научиться молчать, если хочешь идти со мной. Как тебя зовут?
— Меня называют Золотинка. А ты, наверно, Таура, про которого говорят все лошади, а люди даже сложили про тебя песни и ноют их своему скоту. Люди зовут тебя Серебряный.
— Мое имя Таура, — гордо сказал он. — Моя мать Бел Бел дала его мне.
В этот момент гнедая вьючная лошадь, которая, дрожа, стояла во дворе, громко и пронзительно заржала. Таура совершенно бесшумно исчез в буше. Едва он успел спрятаться за первыми деревьями, как услыхал, что дверь хижины открылась и из нее вышел мужчина с фонариком в руке. Таура следил, как тот пошел прямо в сторону двора, где стояли фыркали вьючная лошадь и светлая кобылка. Там он перевернул фонарь и осветил землю. Услышав, как человек произнес: «Ха, неподкованная лошадь!» — Таура понял, что пора уходить, причем ступать надо по камням и по траве, не оставляя следов.
В прошлом году люди, которые пришли рано со своими вьючными лошадьми, оставались в хижине всего две ночи. Может быть, и нынешние тоже так поступят? А вдруг на следующую ночь они стреножат лошадей или будут караулить их по очереди, чтобы поймать его? Таура решил дождаться глубокой ночи, а потом вернуться к хижине.
Луна скрылась за грядой облаков, когда Таура опять очутился на краю буша и постоял, всматриваясь сквозь завесу кожистых листьев туда, где был двор. Он видел, как Золотинка беспокойно ходит по двору, но другая лошадь, похоже, спала.
Переступая с одной кочки снежной травы на другую, он направился на этот раз прямо к тому единственному месту изгороди, где рядом была трава, а не земля.
Золотинка снова подошла к нему.
— Высоко ли ты умеешь прыгать? — спросил Таура. — В загородке есть одно место, где она ниже, вон в том углу.
— Мне там ни за что не перепрыгнуть, — ответила она.
— Даже если я прыгну во двор и покажу тебе пример? — Разговаривая, он все время следил за гнедым. Стоит этому дурню заржать, и его план сорвется.
И тут гнедой зашевелился, вскинул голову, испуганно захрапел, а затем громко заржал.
— Прыгай — и за мной, — скомандовал Таура поворачивая к лесу. В хижине уже слышались стуки, мужской голос выбранился.
Таура рванулся прочь, ступая по траве. Он оглянулся, но Золотинка не тронулась с места, и не успел он еще добежать до деревьев, как услыхал скрип открывающейся двери. К тому моменту, как мужчина вышел наружу, Таура успел скрыться, но только что он был на волосок от опасности. Он видел как мужчина рыщет вокруг, видел, что тот озадачен, поскольку не находит никаких следов. Наконец он вернулся в хижину, но слышно было, как он ходит внутри дома, а затем Таура почуял запах дыма, выходящего из трубы.
И тут вдруг налетел предрассветный ветерок, он всколыхнул ночную темноту, тронул прохладными длинными пальцами шкуру Тауры, его уши, зашелестел в гуще эвкалиптовой листвы. Скоро наступит рассвет. Тауру не должны видеть, но он никак не мог заставить себя уйти и продолжат стоять на месте, не спуская глаз с высокой ограды. Мужчина вышел наружу с кружкой чая в руке и прислонился к ограде. Потом подозвал Золотинку. И, к удивлению Тауры, та подошла к человеку, взяла губами что-то из его руки и съела это.
Таура тряхнул головой и углубился в чащу. Он шел к своему табуну совершенно беззвучно. Позади раздалось ржание Золотинки. Он на минуту остановился и прислушался, он не мог взять в толк, как она ржет ему вслед и в то же время берет что-то из рук человека. И, однако, ее ржание укрепило его решимость переманить ее к себе.
Таура прошел через лес и обнаружил свой табун и прогалине, наполненной расплавленным золотом утреннего солнца. Как хороши его серые кобылы их жеребятами разного цвета и одной хорошенькой светлой. И только сейчас он осознал, как рискованно его намерение освободить Золотинку. Он не должен подвергать себя такому риску — преследуя его, люди могут обнаружить и его табун. Все-таки как было бы замечательно присоединить ее к серым.
В то утро он повел табун вверх, к хребту Бараньей Головы, и спрятал его в лощине, которая открывалась на северо-запад, где уже не было снега. Сам же он повернул назад к хижине, осторожно и тихо прошел сквозь густейший лес и не оставил буквально ни одного следа.
Все его чувства были обострены. Он слышал тихий шорох рано выползшей змеи, видел бусинки ее глаз. Он ощущал взгляды серых попугаев, видел их горчащие красные хохолки. Когда мимо него быстро проскакали два кенгуру, он стал ступать еще осторожнее. И наконец он расслышал звук подкопанных копыт вдали. Таура скользнул в глубину густого кустарника и стал ждать.
Он услышал, что приближаются две лошади, и когда понял, что они миновали его, то приблизился к тропе. Он увидел двоих всадников: один сидел на Золотинке, другой — на гнедом. Вьючных лошадей, очевидно, с собой не взяли, а это значило, что люди останутся в хижине еще на одну ночь.
Какое-то время он шел за ними, чтобы посмотреть что они делают. Они ехали куда придется, просто что-то высматривая. Если они ищут его следы, то зря теряют время, ничего не найдут.
Он повернул обратно к хижине и осмотрелся. Вьючные лошади паслись на отгороженном участке. Все было как он и предполагал. Он направился к хребту Бараньей Головы, к своему табуну.
Той ночью Таура снова отправился к хижине, гордо ступая по темному лесу еще до того, как показалась луна. Листья касались его плеч, от буша шел приятный запах ночной сырости. Таура все время думал, что бы сказала Бел Бел про его теперешний дерзкий поход. Но он знал — она поняла бы его.
И сама молочно-белая, Бел Бел оценила бы красоту молодой кобылки. Ураган, тот, конечно, счел бы его глупцом.
Долгое время Таура стоял на краю леса и наблюдал, слегка удивляясь, что Золотинка не подает признака того, что знает о его присутствии. Правда, он держался еще бесшумнее, чем прежде, а чувства у Золотинки не так обострены, как у диких лошадей.
