Поэтому визит к нам мистера Говарда застал меня врасплох — все-таки в глубине души я надеялся, что ФППИ подержит нас в своей платежной ведомости, хотя бы до тех пор пока Пата не прооперируют, несмотря на то что несчастный случай произошел не по их вине, а был следствием нарушения Патом хорошо известных порядков и распоряжений. Однако, учитывая колоссальное богатство Фонда, я полагал, что они могут позволить себе проявить щедрость.
Но мистер Говард даже не думал поднимать вопрос о том, платить или не платить Фонду за увечье Пата; он просто хотел знать, как скоро я могу явиться в Тренировочный центр.
Я ничего не понимал, ма ударилась в истерику, а па дико разозлился, но мистер Говард был непоколебим. Послушать его, так можно было подумать, что вообще ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что давало бы хоть малейшее основание думать, будто мы свободны от нашего контракта. «Вторая сторона» и «третья сторона» соглашения были взаимозаменяемы; поскольку Пат лететь не мог, естественно, лететь должен я. Ничего не произошло такого, что могло помешать нам выполнить роль коммуникационной пары. Просто нам предоставили несколько дней, чтобы успокоиться после печального инцидента, но не могу ли я немедленно прибыть на работу? Время подпирает.
Па побагровел и потерял контроль над собой. Неужели им мало того, что они сделали с его семьей? У них что, совести нет, что ли? Неужели они не понимают?..
В разгар этой суматохи, пока я пытался вникнуть в новую ситуацию и при этом никак не мог сообразить, как же мне на нее реагировать, Пат послал мне телепатический сигнал:
«Том, немедленно гони сюда!»
Я извинился и рванул к нему. Мы с Патом, можно сказать, почти не общались телепатически с тех пор, как с ним произошло несчастье. Несколько раз он звал меня ночью подать ему воды или что-то в том же роде, но по-настоящему мы вообще не разговаривали ни вслух, ни с помощью телепатии. Он был погружен в черное унылое безмолвие, которым отгородился от меня. Я просто не знал, как с этим бороться; ведь впервые один из нас болел, а другой был совершенно здоров.
Но когда он позвал, я опрометью бросился к нему.
— Закрой дверь.
Я закрыл. Он мрачно поглядел на меня.
— Я успел ухватить тебя до того, как ты на что-то согласился, верно?
— Ага.
— Иди к ним и скажи па, что я хочу видеть его немедленно. А ма передай, что я очень ее прошу перестать лить слезы, так как это действует мне на нервы. — Он сардонически улыбнулся. — Скажи мистеру Говарду, что мне надо поговорить с родителями наедине. А потом дуй отсюда.
— Чего?
— Уходи из дома, не прощайся и не говори, куда идешь… Когда ты мне понадобишься, я дам знать. Если ты будешь тут болтаться, ма возьмется за тебя и заставит надавать кучу обещаний. — Он холодно поглядел на меня. — А у тебя не было и нет никакой силы воли.
Я проглотил эту шпильку — он ведь все же был болен.
— Слушай, Пат, учти, что комбинация исключительно сложная. Мать собирается во что бы то ни стало настоять на своем, а па так разозлился, что я удивляюсь, как это он удержался и не выдал мистеру Говарду пару хороших оплеух.
— С ма я справлюсь, с па — тоже. А Говарду лучше вообще не соваться в это дело. Валяй сматывайся. Гони их сюда, а потом исчезни.
— Ладно, — произнес я смущенно, — хм… слушай, Пат, я тебе очень благодарен.
Он посмотрел на меня, и его губы скривились в усмешке.
— Думаешь, я ради тебя стараюсь?
— Ну, я думал…
— А ты думать-то не умеешь… Я же все эти дни ничем, кроме этого, не занимался. Если мне предстоит оставаться калекой, то уж не воображаешь ли ты, что я собираюсь провести всю жизнь в каком-нибудь инвалидном доме? Или тут рядом с ма, которая будет дрожать надо мной, и с па, которому придется рассчитывать каждый пенни, и с девчонками, которым тошно на меня смотреть? Нет уж, такое не для Патрика! Если мне выпал этакий жребий, то я хочу иметь все самое лучшее… Сиделок, что будут вскакивать, как только я пошевелю пальцем; танцовщиц, чтоб плясали да ублажали меня… И тебе надлежит позаботиться, чтоб ФППИ платил за это. Мы можем выполнять условия контракта, и мы будем их выполнять! О, я знаю, у тебя вовсе нет охоты лететь, но уж теперь хочешь не хочешь, а придется.
— Это я-то не хочу?! У тебя все в котелке перемешалось! Ты меня обошел по кривой! Ты…
— Ладно. Забудь. Вижу, ты так и рвешься в бой. — Он вытянул руку, ткнул меня пальцем под ребро, а потом улыбнулся до ушей. — Значит, мы оба полетим. Ты потащишь меня на себе всю дорогу, ни на шаг не отойдешь. А теперь исчезни и принимайся за дело.
Я уехал ровно через два дня. Когда Пат обрушил на ма свои рвущие душу аргументы, она даже сопротивляться не стала. Раз для того чтобы добыть денег ее болящему дитяти на необходимое ему лечение и все прочее, надо отправить меня в космос, что ж, это, конечно, ужасно, но ничего не поделаешь. Она сказала мне, что ее сердце разрывается из-за моего отъезда, но я-то понимал, что она не так уж и огорчена. А вот я огорчался и еще как… ибо меня грызло любопытство, каков был бы расклад, если б на месте Пата оказался я. Неужели ма отправила бы Пата так же легко, как меня, ради того, чтоб я получил все, чего мне захочется? А потом я решил не ломать из-за этого голову; видно, родители сами не знают, есть ли у них любимчики… не знают даже в том случае, если таковые бесспорно существуют.
Перед самым моим отъездом па вызвал меня для мужского разговора наедине. Он долго откашливался и заикался, и рассыпался в извинениях, что не смог обсудить со мной эти вещи гораздо раньше, и казался куда более смущенным, чем я сам, а уж я-то чувствовал себя жутко неловко. Когда же па окончательно запутался, я намекнул ему, что в одном из наших школьных курсов освещались почти все проблемы, о которых он пытался мне поведать. (Я даже словечка не проронил, что этим курсом было просто половое созревание.) Па тут же просветлел и радостно сказал:
— Ладно, сынок. Твоя мать и я всегда старались научить тебя тому, что такое хорошо и что такое плохо. Помни только, что ты Барлетт, и тогда вряд ли наделаешь много ошибок. Что же касается этой конкретной проблемы, то всегда спрашивай себя, того ли сорта эта девица и испытаешь ли ты чувство гордости, если приведешь ее домой и познакомишь со своей матерью; меня такое поведение вполне удовлетворит.
Я пообещал; мне пришло в голову, что вряд ли у меня будут большие шансы попасть в дурную компанию, особенно если учесть, что психологи чуть ли не потрошили каждого, кто собирался принять участие в проекте «Lebensraum». Так что была почти полная гарантия, что в наш бочонок ни одного гнилого яблока не попадет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
