постучал в ее дверь. Перед этим она услышала его шаги в узком проходе к каюте.
– Открыто, – отозвалась Надия. Она сказала это тихо, хотя внизу никого больше не было. Натянула простыню до самого подбородка и села на койке. Волосы ее, конечно, были распущены. Теперь они стали короткими, едва касались плеч. Рафел вошел с корабельным фонарем, повесил его на тяжелый крюк. И закрыл дверь.
– Наверное, теперь тебе следует ее запирать.
Надия покачала головой. Она еще не успела уснуть и была собранной.
– Экипаж знает, что мы никогда не запираем двери. Нельзя что-то менять. Я доверяю нашим тайникам.
– А я не доверяю ничему ни на земле, ни на море. – Он всегда так говорил.
Она слабо улыбнулась ему.
– В чем дело, Рафел? – Он нечасто вел себя так. Она с трудом могла вспомнить, когда это было в прошлый раз.
У нее в каюте стояла квадратная табуретка. Он отодвинул ее от стены и сел, медля с ответом. А когда заговорил, то сказал нечто неожиданное.
– Сегодня вечером я чувствую себя старым, – признался он.
– Это был трудный день. Ты не старый.
Он покачал головой:
– Старше всех на этом корабле.
– Даже Эли?
– Может, кроме Эли. Мы вместе росли.
– Ты не выглядишь старым. Ты выглядишь как храбрый красивый корсар.
Он в ответ рассмеялся:
– Знаешь, никто никогда в жизни не называл меня красивым.
– Неужели? Назвать еще раз? Это сделает тебя счастливым?
– Я не бываю счастливым, Надия. Но… да. Сделай это. Только на палубе, чтобы другие услышали.
Настала ее очередь рассмеяться:
– Я могу улыбаться, когда это скажу?
– Нет. Мы же не хотим, чтобы тебя сочли неискренней?
Он услышал ее смех. Это заставило его осознать, в который раз, как редко удается его услышать. Надия жила такой жизнью, подумал он, которая не располагает к смеху. Возможно, теперь наконец это изменится? Если у них все получится? Опасность не мешает смеху; не то что рабство. Или это неправда? Возможно, и мешает. Ее лицо, обрамленное волосами, уже снова стало серьезным.
– Я должна поверить, что это действительно имеет для тебя значение? – спросила она. – Если на то пошло, мне это тоже редко говорили, с тех пор как я выросла. – Она никогда не рассказывала о своем детстве. – Почему ты пришел сюда так поздно?
Он двинулся к ответу на этот вопрос окольным путем. Он почти всегда так поступал. Старая привычка, возможность понаблюдать за слушателями.
– Не говорили, что ты красивая? Конечно красивая, но гораздо больше, чем красивая. Ты ужасно способная. Управляешься с ножами, словами, цифрами, даже с кораблем научилась. Гм. Что еще? Умеешь ездить верхом?
– Совсем не умею. Хотя и выросла в стране наездников. У нас не было лошадей. Только ферма.
Этого он не знал. Он даже не знал, в каком районе Батиары она родилась. Знал только, что она поклялась никогда не возвращаться. Собственно говоря, именно поэтому он и пришел сегодня ночью в ее каюту. Он сказал, все еще подбираясь к ответу:
– Надия, ты уже должна знать, что большинство мужчин считают тебя желанной, даже если ты их немного пугаешь.
– Вот как? А тебя?
Этого он не ожидал. Он кашлянул:
– Пугаешь ли ты меня? Только тогда, когда я собираюсь предложить тебе нечто такое, что тебе не понравится.
Повисла пауза. Она смотрела на него. Он понимал, что она спрашивала не об этом.
– Я бы никогда, – сказал он, – не сделал того, что может тебя оскорбить. Никогда.
– Боишься моих ножей? – Ее голос смягчился, она шутила.
Он покачал головой:
– Боюсь рисковать твоей дружбой. У меня немного друзей. Такой у меня характер.
Ее очередь кашлянуть:
– И у меня тоже. Спасибо. Теперь скажи мне, зачем ты пришел, чтобы я могла лечь спать.
И он ответил, подготовившись меньше, чем ему бы хотелось:
– Я думаю, нам нужно отправиться в Батиару.
Молчание. Сейчас она его не пугала. Похоже, она сама боится, подумал он.
Надия медленно произнесла, взвешивая его слова:
– Чтобы продать то, что у нас есть?
Он кивнул:
– Я думаю, что это нужно доставить туда. У меня есть идеи насчет обоих предметов: и бриллианта, и книги.
– И обе идеи… связаны с Батиарой?
Он опять кивнул:
– Ты можешь сойти на берег в Марсене, когда мы остановимся, чтобы нам заплатили за… за халифа. Мы заберем тебя на обратном пути. Если ты мне доверяешь.
– Разумеется, я тебе доверяю, – ответила она, качая головой. – Но больше почти никому, если честно.
– Я знаю. Спасибо. В общем, это возможно. Если ты… – Он произнес это: – Если ты не хочешь возвращаться домой.
Снова тишина. Потрескивание корабля, ветер, плеск волн. Качающийся на крюке фонарь.
– Я бы не хотела возвращаться домой, нет, – сказала она. – Но Батиара – большая страна. Куда ты планируешь отправиться?
Он сказал ей.
Она долго смотрела на него. Он не мог прочесть выражение ее лица.
– По правде говоря, это близко к моему дому. – Она вздохнула, он тоже. Ее губы изогнулись, но то была не совсем улыбка. – Ты действительно довольно красивый мужчина, Рафел бен Натан. Просто чтобы ты знал. И ты мой друг. Думаю, я буду нужна тебе. Продажа этих вещей будет связана с большим риском. Я поеду с тобой. Я только что… я решила, что мне не нравится думать, будто прошлое мешает мне действовать.
– Только что?
– В этот самый момент.
– Хорошо. – Его самого удивило то, какое облегчение он почувствовал. – Очень хорошо. Увидимся утром на палубе. Не забудь сказать, какой я привлекательный. – Он встал, снял с крюка фонарь, аккуратно придвинул табурет обратно к стене, открыл засов на двери и вышел.
Надия еще долго не спала.
Она поймала себя на беспричинных размышлениях о желании, о том, что значит быть желанной. Она умела нравиться мужчинам и завлекала их намеренно, когда это было полезно для заключения сделки. Но самой испытывать желание?
Это было совсем иное. Она плохо помнила это чувство. Его у нее отобрали, подумала она. Похитили. Когда похитили ее саму. Она, несомненно, была уже достаточно взрослой, чтобы думать о таких вещах, чтобы мечтать о них, к тому моменту как ее увезли из дома. Но по-настоящему она не помнила ту девочку с фермы. О чем она думала и что чувствовала. Все это исчезло. Ей казалось, что однажды она с кем-то целовалась, но то было лишь смутное воспоминание. Словно существовала какая-то стена или море между ней и тем временем, и она жила по другую сторону стены или на другом берегу.
Когда она все же уснула, ей
