— До города мы вас довезем, — сказали ему люди, приехавшие на машине.
— Мы заплатим, — сказал хромой.
— Рад услужить, — сказал водитель машины. — Ничего с вас не возьму. Поедем сейчас?
— Ага, — сказал высокий. Трое незнакомцев сели на заднее сидение, остальные трое впереди. Трое мальчишек проводили их до машины.
— Можно прокатиться до города, мистер Блэк? — спросил один.
— Валяй, — сказал водитель. Мальчишки встали на подножки. Машина поехала в город.
Трое сидевших впереди слышали, что незнакомцы сзади разговаривают. Они говорили негромко, глухими безжизненными голосами, тихо и в то же время взволнованно обсуждая что-то между собой, причем больше говорили высокий и красивый. Трое сидевших впереди услышали только одну фразу хромого:
— Меньше я не возьму…
— Ага, — сказал высокий. Он подался вперед и слегка повысил голос: — Где мне найти этого Джонса, секретаря?
Водитель ему объяснил.
— А газета или типография тут близко? Мне нужны афишки.
— Я покажу. Помогу вам это устроить.
— Прекрасно, — сказал высокий. — Приходите после обеда — если будет время, я вас покатаю.
Машина остановилась возле редакции газеты.
— Афишки можете заказать здесь, — сказал водитель.
— Ладно. А контора Джонса на этой же улице?
— Я вас и туда подвезу, — сказал водитель.
— Вы сходите к редактору, — сказал высокий. — А Джонса, пожалуй, я сам разыщу. — Они вышли из машины. — Вернусь сюда, — сказал высокий. Он быстро зашагал по улице в своем грязном комбинезоне и шлеме. Остальные двое присоединились к группе людей, стоявших у дверей редакции. Вошли туда всей гурьбой, хромой впереди, а трое мальчишек сзади.
— Мне нужны афишки, — сказал хромой. — Вроде этой. — Он вынул из кармана сложенный листок розовой бумаги, расправил его; редактор, мальчишки и пятеро взрослых нагнулись, чтобы его разглядеть. Там было напечатано жирными, черными буквами:
ДЕМОН ДУНКАН ОТЧАЯННЫЙ УКРОТИТЕЛЬ ВОЗДУХА
Даст смертельно опасное представление
Под покровительством………
Сегодня в два часа пополудни
Приходите все, как один, и вы увидите Демона Дункана,
бросающего вызов смерти в смертельном прыжке
и смертельном подъеме.
— Афишки нужны через час, — сказал хромой.
— А чем заполнить пропуск? — спросил редактор.
— Что тут у вас есть?
— Что у нас есть?
— Какие покровители? Американский легион? Деловой клуб? Торговая палата?
— Все у нас есть
— Тогда погодите минуту, я вам скажу, — сказал хромой. — Когда придет мой партнер.
— Вам нужна гарантия на сбор, прежде чем вы начнете представление? — спросил редактор.
— А как же! Неужели я стану давать смертельный номер без гарантии? Неужели я стану за какие-то десять центов прыгать с аэроплана?
— А кто будет прыгать? — спросил один из тех, кто к ним подошел; это был шофер такси.
Хромой на него поглядел.
— Это не ваша забота, — сказал он. — Ваше дело платить деньги. Заплатите сколько надо, а мы уж попрыгаем.
— Да я просто спросил, который из вас прыгун?
— А я спрашиваю, будете вы платить серебром или бумажками? — сказал хромой. — Я разве вас спрашиваю?
— Нет, — сказал таксист.
— Как же с афишками? — спросил редактор. — Вы говорили, что они нужны через час.
— А вы не можете начать и оставить пропуск, до прихода моего партнера?
— Вдруг он не придет, а мы кончим?
— Ну, это уж не моя вина, верно?
— Ладно, — сказал редактор. — Главное, чтобы вы за них заплатили.
— Что ж, по-вашему, я должен платить за афишки с пустым местом?
— Я занимаюсь делом, а не в бирюльки играю, — сказал редактор.
— Обождем, — сказал хромой.
И они стали ждать.
— Вы были летчиком на войне, дядя? — спросил мальчишка.
Хромой обернул к мальчишке свое длинное уродливое трагическое лицо.
— На войне? Зачем бы я стал летать на войне?
— Я из-за вашей ноги подумал. Капитан Уоррен тоже хромает, а он летал на войне. Значит, вы это делаете просто так, для интересу?
— Для интересу? Что для интересу? Летаю? Gruss Gott! (Слава богу! (нем)). Терпеть не могу летать. Попадись мне тот, кто это выдумал, я б его самого в машину засадил да написал на спине тысячу раз: «Вот тебе! Вот тебе!»
— Тогда зачем вы это делаете? — спросил человек, пришедший вместе с шофером.
— Из-за вашего чертова республиканца Кулиджа (президент США). У меня было свое дело, а этот Кулидж всех разорил, всех. Вот почему. Для интересу! Gruss Gott!
Они все уставились на хромого.
— У вас, конечно, есть разрешение? — спросил второй из тех, кто к ним подошел.
Хромой поглядел на него.
— Разрешение?
— Разве для того, чтобы летать, не нужно иметь разрешение?
— А-а, разрешение… Аэроплану на полеты? Понятно. А как же? Конечно, есть. Хотите посмотреть?
— Ведь вы должны показать его каждому, кто попросит?
— А как же! Хотите посмотреть?
— А где оно?
— Где же ему быть? Прибито в кабине, как власти и повесили, а вы думали, оно ко мне прибито? Вы, может, думали, что в меня вставлен мотор или, может, приделаны крылья? Оно в кабине. Вызовите такси, подъезжайте к аэроплану и смотрите.
— Я вожу такси, — сказал шофер.
— Ну и водите. Поезжайте с этим джентльменом на летное поле. Пусть посмотрит разрешение на аэроплане.
— Это будет стоить двадцать пять центов, — сказал таксист. Но хромой, уже не обращая на него внимания, прислонился к конторке. Они следили за тем, как он вытащил из кармана жвачку и стал сдирать с нее обертку. — Я говорю, что это будет стоить четверть доллара, — повторил таксист.
— Вы мне говорите? — спросил хромой.
— Я думал, вы хотите поехать на аэродром.
— Я? Зачем? Зачем мне ехать на аэродром? Я только что оттуда. Не я же хочу посмотреть на разрешение. Я его уже видел. Я даже видел, как власти прибивали его в кабине.
II
Бывший военный летчик капитан Уоррен выходил из магазина, где он встретил высокого человека в грязном комбинезоне. Капитан Уоррен рассказывал об этой встрече вечером, в парикмахерской, когда аэроплан уже улетел.
— Я не видел его четырнадцать лет, с тех пор как уехал из Англии на фронт в семнадцатом. «Значит, это вы кончили бочкой мертвую петлю с двумя пассажирами на „хиссо“ двадцатого года?» — сказал я.
— Кто еще меня видел? — спросил он. И сразу же, но то и дело озираясь, стал рассказывать. Он был болен; за спиной у него кто-то остановился, уступая дорогу дамам, и Джок повернулся так, словно тут же бы выстрелил, будь у него пистолет, а потом, когда мы сидели в кафе и сзади хлопнули дверью, он чуть не выпрыгнул из комбинезона. «Нервы у меня пошаливают, — сказал он. — А так ничего». Я звал его к себе поужинать, но он отказался. Говорит, что есть может только с налету, вроде бы неожиданно для самого себя. Идем мы с ним по улице, мимо ресторана, а он вдруг говорит: «Сейчас поем» и кинулся за дверь, как заяц, сел спиной к стенке и велел Вернону принести что-нибудь, только чтобы сразу. Выпил три стакана воды, а потом Вернон принес ему молочную бутылку с водой, и он ее тоже почти всю выпил, пока подавали обед. Когда он снял шлем, я увидел, что волосы у него почти совсем седые, а по годам он моложе меня. Вернее, был моложе, когда мы учились летать в Канаде. Потом он мне сказал, как называется его нервная болезнь. Называется она Гинсфарб. Это низенький, который спрыгнул с лестницы.
— А в чем дело? — спросили мы. — Чего они так боялись?
— Инспекторов, — сказал Уоррен. — У них нет разрешения на полеты.
— На аэроплане было.
— Да. Но не на этот аэроплан. Когда Гинсфарб его купил, инспектор не дал разрешения. Разрешение это — на другую машину, которая разбилась, и кто-то помог Гинсфарбу сжульничать, продал ему разрешение. А Джок свое потерял года два назад, когда разбился на большом прогулочном аэроплане, полном пассажиров по случаю Дня Четвертого Июля. Отказали два мотора, и он пошел на посадку. Машина слегка стукнулась, и разорвало бензопровод, но все бы обошлось, если бы один пассажир не запаниковал (дело было в сумерки) и не чиркнул спичкой. Джок был не так уж и виноват, но все пассажиры сгорели, а правительство в таких делах по головке не гладит. Поэтому летных прав получить он не мог, а Гинсфарба не мог заставить купить хотя бы права укладчика парашюта. Так что у них совсем никаких прав, и попадись они — всех их посадят в тюрьму.
— Теперь понятно, почему он седой, — сказал кто-то из нас.
— Не от этого он поседел, — возразил Уоррен. — Я вам скажу от чего. Приезжают они в какой-нибудь городишко вроде нашего, быстренько выясняют, нет ли тут кого-нибудь, кто может их накрыть, если нет, дают представление и тут же сматываются куда-нибудь в другое место, избегая больших городов. Приезжают, заказывают афишки, а Джок и третий партнер пока что пытаются получить гарантию от какой-нибудь местной организации. Гинсфарба они до этого не допускают, потому что он будет чересчур долго упираться, требуя свою цену, а они рисковать не могут. Поэтому переговоры ведут они вдвоем, что-то получают, а если не могут выторговать столько, сколько требует Гинсфарб, берут меньше, а Гинсфарба водят за нос до тех пор, когда отказываться уже поздно. Но на этот раз Гинсфарб взбунтовался. Видно, они перегнули палку.
