– Похвальная преданность, завидная верность… – задумчиво произнес директор. – Ума не приложу, как вам помочь в такой щекотливой ситуации. Полагаю, вы пришли ко мне не просто с просьбой, а с конкретным решением или по крайней мере с предложением. Я прав?
– Вы совершенно правы! – обрадовалась Ксюша. – Я вот как рассудила: надо мне здесь, в Москве, устроиться на работу.
– Правильно, – заметила секретарша, – многие так делают.
– Да только с жильем никак. И тогда я подумала: не может быть такого, чтобы в огромном институте не нашлось для меня работы. Я умелая, скорая, честное слово! Никакой работы не боюсь, а чего не знаю – быстро выучусь, вот только бы вы в общежитии местечко мне выкроили. – Она не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на директора и ждала приговора.
– Мысль светлая и продуктивная, – после минутного размышления заключил директор и, обращаясь к секретарше, добавил: – Надо посмотреть по кафедрам, скорее всего, на Моховой – на анатомии либо на физиологии. Напомните мне завтра, пожалуйста.
– Хорошо, – отозвалась она и записала что-то в своем блокноте.
– Что ж, сударыня, попробуем пристроить вас на работу, а с общежитием придется еще подумать, оно все-таки для студентов, а не для сотрудников института. Наведайтесь ко мне через пару дней.
Ксения встала, смешно поклонилась, готовая расплакаться от радости.
– Спасибо вам бесконечное, я очень на вас надеюсь… спасибо…
Через несколько дней Ксюшу приняли на кафедру анатомии в должности препаратора с предоставлением места в общежитии. Приступать к работе следовало немедленно, чтобы успеть до начала учебного года обучиться у опытного препаратора. Поэтому ребята приняли вынужденное решение не ехать домой, хотя обещали родителям до первого сентября пожить дома.
«Царский подарок» директора, как назвала комендант общежития разрешение на проживание в ее епархии Ксении, отметили маленьким праздником: поехали на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, гуляли, разглядывали диковинных коров, свиней, потом набрели на киоск, где продавалась всякая галантерейная всячина, и купили, хоть и недешевую, но крайне нужную вещь – машинку для стрижки волос. Иван долго сопротивлялся, убеждая девушку, что они не могут сейчас позволить себе таких расходов, но практичная Ксюша настояла на своем, объяснив, что с помощью машинки можно сэкономить на парикмахере.
– Да ничего из этого не получится – я же не могу сам себе стричь затылок!
– Зачем же сам? – пожала плечами Ксюша. – Я тебя буду стричь.
– Ты?!
– А что? С первого раза не обещаю, наверняка не получится, а вот… – Ксюша на мгновение задумалась, потом уверенно заключила: – с третьего раза будет шикарно, закачаешься! Не веришь?
– Я всегда тебе верю, – улыбнулся Иван, и такая теплая волна обволокла его, что он зажмурился и замер на мгновение, желая продлить это ощущение.
Они купили эту машинку, упакованную в прелестный футляр, обтянутый коричневой кожей, на которой золотом было написано: ВСХВ, 1937, и она долгие годы верой и правдой служила Ивану. Даже когда машинка потеряла актуальность, футляр, сменив свое назначение – в нем нашли пристанище награды и значки, – сохранялся до конца дней его хозяина…
Усадив Юлю рядом с собой, Алексей медленно тронул машину с места.
– Пристегнитесь и постарайтесь расслабиться. Ни о чем не думайте, не смотрите по сторонам – еще успеете познакомиться с Москвой.
Юля молчала. О каком знакомстве может идти речь, когда все планы и надежды рухнули, и теперь неизвестно, что с ней будет. А что будет с мамой и маленьким Нику?..
Остановившись на светофоре, Алексей взглянул на нее, участливо спросил:
– Все в порядке?
– Не смотрите на меня, пожалуйста, мне так стыдно, – она отвернулась к окну.
– Вам нечего стыдиться, тут нет вашей вины.
– Не думайте обо мне плохо, я, правда, в этом не участвовала, ничего не было… поверьте мне, – она снова заплакала.
– Юлечка, давайте договоримся: во-первых, вы не обязаны ни мне, ни кому бы то ни было ничего объяснять, доказывать, рассказывать; во-вторых, и это главное – я вам верю, понимаете, верю безоговорочно и ныне и присно! Все. Этот вопрос снят, на повестке дня следующий – как можно быстрее восстановить форму, физическую и моральную. Если вы согласны, перестаньте плакать и отворачиваться от меня, лучше всего просто закрыть глаза и думать о приятном.
Юля всхлипнула и кивнула в ответ.
Ехали долго, еще дольше стояли в пробках, и оказалось, что такая монотонность и неспешный марафон даже способствовали умиротворению, успокоению. Только один раз Юля неожиданно спросила:
– Но почему вы вдруг решили найти меня?
– Не знаю… – Алексей задумался. – Видимо, волновался за вас и хотел убедиться, что вы в порядке. Мне еще в поезде показалось, что с вами не все хорошо.
– Если бы не вы, я совсем-совсем пропала бы, – тихо произнесла она.
– Я все равно разыскал бы пропажу…
Наконец они приехали. Припарковавшись, Алексей помог Юле выбраться из машины и позвонил в домофон, хотя ключ у него был, но сделал так специально, чтобы предупредить Антонину.
– Кто? – спросили из квартиры.
– Это мы, мам-Тонь, – отозвался Алексей.
Дверь открылась. Они вошли, поднялись на лифте, но перед дверью в квартиру Юля неожиданно отступила на пару шагов и, низко опустив голову, еле слышно призналась:
– Мне страшно…
– Вы что же, мамы моей боитесь? Зря, – она добрая, отзывчивая и очень умная, хотя и весьма пожилая женщина.
– Нет… я об этом не думала.
– Тогда, значит, меня – здесь, кроме нас с мамой, никого нет.
– Я не хотела обидеть вас… мне трудно объяснить… просто страшно – и все.
– Понимаю, – согласился он, – это нормально, если подумать, сколько поворотов судьбы, неприятных и неожиданных событий пришлось вам пережить всего за несколько дней. Если хотите, давайте немножко постоим здесь, на площадке, пока страх не улетучится, и не надо оправдываться.
– Нет, нет, – возразила она, – давайте уж сразу, – и шагнула вперед.
Алексей вновь не стал отпирать своим ключом дверь, позвонил три раза и на повторный вопрос «Кто там?» пробасил:
– Серый волк!
Юля вжала голову в плечи, как будто на самом деле рядом стоял страшный зверь, а Алексей растерялся, не думал, что эта невинная шутка, еще в детстве придуманная им и сохранившаяся уже как традиция, может испугать взрослого человека. Он хотел рассказать ей об этом, но дверь уже отворилась.
На пороге стояла красивая, статная немолодая женщина, которую язык не повернулся бы назвать старой. Одной рукой она опиралась на палку, другой гостеприимным жестом приглашала войти.
