Теперь можно рассмотреть стих 17: «Я говорю то, — продолжает Павел, — что завета о Христе, прежде Богом утвержденного, закон, явившийся спустя четыреста тридцать лет, не отменяет так, чтобы обетование потеряло силу». Если иудеи были правы, то наше христианское наследство (оправдание) дается тем, кто соблюдает закон; и если оно дается «по закону», то «уже не по обетованию», потому что действует либо одно, либо другое. «Но Аврааму Бог даровал оное по обетованию» (ст. 18). Заметьте, что Бог «даровал» наследство. Греческое слово (kecharistai) обозначает, что это был бескорыстный дар (дар charis, «благодать»), а также, что это дар навсегда (совершенный вид глагола). Бог не забирает у нас Своего обетования. Оно так же твердо, как человеческое завещание, даже намного тверже. Поэтому каждый грешник, доверившийся в своем спасении распятому Христу, независимо от собственных достоинств и добрых дел, получает благословение вечной жизни и таким образом наследует их силу, нам надо осознать их историческую и богословскую основу.
а. История
Павел ведет нас в двадцатое столетие до рождеста Христова, во времена Авраама, а затем переносит нас во времена Моисея, жившего несколькими веками позже. Павел не называет здесь имени Моисея, но несомненно имеет в виду именно его, говоря о «посреднике» (ст. 19), через которого был дан закон.
Позвольте мне напомнить вам об этой части Ветхого Завета. Бог призвал Авраама из Ура Халдейского. Бог обещал ему бесчисленное «семя» (или потомство), землю для этого семени, а также то, что через его семя благословятся все народы и племена земные. Эти великие обетования были подтверждены сыну Авраама Исааку, а затем и его сыну, Иакову. Но Иаков умер, не увидев Земли обетованной, — в Египте, куда привел его разразившийся в Ханаане голод. Двенадцать сыновей Иакова тоже умерли в Египте. Прошли столетия. Упоминается период в 430 лет (ст. 17), который означает не только период времени, прошедший между Авраамом и Моисеем, но и продолжительность плена иудеев в Египте (Исх. 12:40; ср. Быт. 15:13; Деян. 7:6). Наконец, спустя столетия после Авраама, Бог «восставил» Моисея и через него не только освободил иудеев из рабства, но и дал им закон на горе Синай. Такова вкратце история, связывающая Авраама и Моисея.
б. Богословие
Бог обращался к Аврааму и Моисею согласно двум разным принципам. Аврааму Он дал обетование («Я укажу тебе землю… благословлю тебя…» — Быт. 12:1–2). Но Моисею Он дал закон, обобщенный в Десяти заповедях. «Эти два (как я часто повторяю), — замечает Лютер, — закон и обетование, необходимо тщательно различать. Ибо во времени, месте, в человеке, да и во всех других обстоятельствах они так же различны, как небо и земля…».[45] И снова: «Если Евангелие не отделено ясно от закона, невозможно сохранить истинное христианское учение чистым и разумным».[46] Чем же они отличаются друг от друга? В обетовании Аврааму Бог сказал: «Я укажу… Я благословлю… Я умножу…». Но в законе, данном через Моисея, Он сказал: «Да не будет у тебя… не поклоняйся… почитай… не укради…». Обетование провозглашает религию Бога — Божий замысел, Божью благодать, Божью инициативу. Закон же провозглашает религию людей — человеческий долг, человеческие дела, человеческую ответственность. В обетование (выражение Божьей благодати) нужно было только поверить. Но закону (отражению человеческих дел) нужно было повиноваться. С Авраамом Бог говорил в таких категориях, как «обетование», «вера», «благодать». С Моисеем же категории были иными: «закон», «заповеди» и «дела».
Вывод, к которому подводит нас Павел, заключается в том, что христианство — это религия Авраама, а не Моисея, религия обетования, а не закона; что христиане живут сейчас по обетованию, данному Аврааму многие столетия назад. Но в данном отрывке, обозначив контраст между двумя религиями, Павел показывает и связь между ними. В конце концов, Бог, давший обетование Аврааму, и Бог, давший Моисею закон, — это один и тот же Бог! Некоторые считают, что это и имеется в виду в загадочной фразе «Бог один» (ст. 20), а именно, что Бог Авраама и Бог Моисея — это один и тот же Бог. Мы не можем противопоставить друг другу Авраама и Моисея, обетование и закон, просто принимая одно и отвергая другое. Если Бог дал и то, и другое, у Него есть Свой замысел и для того, и для другого. В таком случае, какова же связь между ними?
Павел разделяет свое учение на две части. Стихи 15–18 говорят о том, что закон не отменил Божьего обетования. Стихи 19–22 учат, что закон осветил и прояснил Божье обетование и, фактически, сделал его необходимым. Первую часть Павел подтверждает примером из человеческого опыта, а вторую, — отвечая на два вопроса.
Божье обетование, данное Аврааму.
2. Закон проясняет Божье обетование и делает его необходимым (ст. 19–22)
Теперь Павел разъясняет истинное назначение Божьего закона по отношению к Его обетованию, задавая два вопроса и отвечая на них.
Вопрос 1: Для чего же тогда закон? (ст. 19–20)
Мы почти слышим возмущенные возгласы иудаистов: «Ну ты даешь, Павел! Если человек во Христе и наследует Божье обетование, данное Аврааму, только через веру, зачем же тогда закон? Твое богословие так соединило Авраама и Христа, что Моисей и закон вообще оказались в стороне. В твоем Евангелии вообще нет места закону. Ты нечестивец и бунтовщик; то, что ты говоришь, — сродни богохульству. Ты «повсюду учишь щютив… закона!» (Деян. 21:28).
Но у Гшвла на это был готов ответ. Иудаисты неправильно понимали и истолковывали его позицию. Он совсем не объявлял закон ненужным, ведь он ясно говорил о важном значении закона в замысле Божьем. Однако роль закона заключалась не в том, чтобы дать спасение, а в том, чтобы убедить людей в необходимости этого спасения. По словам Эндрю Джукса, «сатане хочется, чтобы мы доказывали, что безгрешны по закону, который Бог дал нам, чтобы доказать, что мы грешники».
Мнение самого Апостола о предназначении закона мы читаем в стихе 19: «Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений». Павел развивает эту мысль в Послании к Римлянам: «законом познается грех» (3:20); «где нет закона, нет и преступления» (4:15); «я не иначе узнал грех, как посредством закона» (7:7). Итак, главной задачей закона было обнажить грех. Именно закон превращает «грех» в «преступление», показывая его сущность — нарушение святого закона Божьего. Он был дан после, чтобы превратить нечестивые дела в нарушение закона. Он был дан, чтобы ясно показать, что грех — это бунт против воли и власти Бога. И он был дан «до времени пришествия семени, к которому относится обетование» (ст. 19). Таким образом, закон поворачивал людей к Христу, Семени Авраамову, к Тому, через Которого им простятся прегрешения.
Дальнейшие строки стихов 19 и 20 считаются трудными. Их истолковывают по–разному. Возможно, Апостол подчеркивает, что Евангелие выше закона. Он говорит, что закон был «преподан через Ангелов, рукою посредника» (ст. 19). Деятельность ангелов в связи с передачей людям закона упоминается в Втор. 33:2; в Деян. 7:53 и в Евр. 2:2. «Посредником» несомненно является Моисей. Итак, когда Бог давал закон, Он говорил через ангелов и через Моисея. По выражению Лайтфута, было два посредника, «двойная вставка, двойное посредничество между Дающим и принимающими».[47] Но, давая Аврааму Евангелие, Бог говорил с ним непосредственно, и, наверное, это имеется в виду в фразе «Бог один» (ст. 20). Можно обобщить все сказанное словами епископа Стивена Нилла: «Обетование пришло к Аврааму непосредственно от Бога; закон же пришел через третьи руки: Бог — ангелы — посредник Моисей — люди».[48]
Вопрос 2: «Итак, закон противен обетованиям Божиим?» (ст. 21–22)
Второй вопрос отличается от первого: по–видимому, уже не иудаисты задают его Павлу, а Павел спрашивает иудаистов. Он обвиняет их в том, что, по их словам, закон противоречит Евангелию, противоречит обетованиям Божьим. Их учение было таким: «Соблюдайте закон и живы будете». И при этом они думали, что руководствуются практическими соображениями! Павел отвергает это. Их позиция была чисто гипотетической: «Если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона» (ст. 21). Но такого закона не было. Переходя от предположений к действительности, мы видим, что никто и никогда не мог полностью соблюсти закон Божий. Вместо этого мы, грешники, каждый день нарушаем его. Поэтому закон не может нас оправдать.
Как же тогда установить согласие между законом и обетованием? Только увидев, что люди наследуют обетование из–за своей неспособности соблюсти закон; только осознание невозможности соблюсти закон заставляет людей еще более жаждать обетования и показывает его абсолютную необходимость. Стих 22: «Писание всех заключило под грехом» — ведь Ветхий Завет непреклонно провозглашает всеобщность человеческого греха, например: «Нет делающего добро, нет ни одного» (Пс. 13:3). И Писание заключает каждого грешника в плен греха для того, чтобы «обетование верующим дано было по вере в Иисуса Христа». Лютер как всегда сильно выражает свою мысль по этому поводу: «Главное предназначение… закона… не в том, чтобы сделать человека лучше, а в том, чтобы сделать его хуже; другими словами, закон ставит человека перед грехом, чтобы через познание греха смирить его, ужаснуть, уязвить и сокрушить и тем самым заставить искать благодати и привести к благословенному Семени (т. е. Христу)».[49]
