Наступила гнетущая тишина, но это на словах. Скорее стала четче ощущаться давящая, жуткая атмосфера, беспрестанно разбавляемая исходящими от человеческих рабов страдальческими звуками и дыханием чертей с сатирами, отчего длительное пребывание под ее гнетом вгоняло в пожирающую изнутри депрессию. Долго так сидеть возможным не представлялось, и Дима нервно закрутил головой, однако ничего нового не увидел. Такеши подавленно молчал, Лкетинг витал в своих облаках, а Лиза задумчиво смотрела на младенца, изредка шмыгая носом. На адское сопровождение внимания старались не обращать внимания, ибо лучше черт скучающий, чем интересующийся чужим любопытством.
— Дима! — голос Лизы буквально осветил всеобщее молчание, и парень мгновенно обернул голову. — Ты так и не дорассказал про «Спящих». И еще этот… — карие глаза боязливо метнулись в сторону сатиров. — На поросенка похожий, говорил много интересного… — девушка с любопытством смотрела на парня, пытающегося опустить взгляд при ее вопросе, но зависшего на манящей груди. — Можешь смотреть, сколько хочешь! — подбодрила она, умело пользуясь женскими чарами и своим, не уменьшившимся от тяжелого пути богатством. — Ты только расскажи! Тебя, правда, не мучает совесть за убитого… — Лиза кивнула в недавно образовавшийся промежуток поржавевшей цепи. — Человека?
— Человека?! Не говори ерунды! — раздул ноздри Дмитрий, а сидящие напротив рабы беспокойно заерзали. — Скорее людской мусор! А за мусор меня совесть мучить не может! Мучилась ли ты душевно, вытирая грязь под кроватью? Нет? Вот и я нет! — Такеши слушал яростную и оскорбительную речь мальчишки с играющим на лице противоречием, а Лкетинг раздвинул уголки губ в положительной улыбке. — А насчет груди я и сам могу смотреть… — юноша провел языком по губам. — Без всяких разрешений! Добыча, собственноручно идущая в силки, никогда не будет завидной! — узники вокруг мечтали, чтобы их, как можно дальше отсадили от странной троицы, но рогатым воинам с кровожадными карликами было плевать на желание скота, давно записанного в мясо, коему уже застолбили прилавок.
— Да, что ты знаешь о добыче, идущей в силки! — усмехнулась девушка, отринув мысли о нахождении в Геенне Огненной, и включив режим бл. дства, что умеет делать каждая особь женского пола. — Когда ты будешь пялиться, я буду тебе ее приподнимать! — у Димы заблестели глаза, рот наполнился слюнями, а член кровью. — Смотри! — Лиза выполнила обещанное, отчего послышалось шумное глотание слюней Такеши, а ноги японца подогнулись к груди, словно что-то пряча. — Расскажешь? — девушка умело распаляла любопытство, не обращая внимания на соседок, посматривающих на нее, то ли завистливо, то ли, как на шлюху. — Ну, пожалуйста! — карие глаза устремились на богатыря Димы, вспыхнув тут же погасшим похотливым огоньком, парень же в ответ подтянул ноги к груди, взяв пример с красного, как помидор азиата.
— Не могу понять… — произнес юноша, так и не научившийся за время жизни играть с женщинами в их игры. — Ты и вправду такая бесстрашная или это у тебя от нервов? Эмоции скачут? Истерика? Или ее подобие? — он задавал вопросы больше сам себе, чем девушке, стараясь не смотреть на влекущие груди, превосходящие любые из остальных женских в этом помещении. — Не верится, что ты всегда такой была… — постигшее низ живота возбуждение никак не отпускало, несмотря на отсутствие сексуальности в самой ситуации, где по теории одни поржавевшие цепи на тощих шеях, да хмурые черти опускали вздыбившийся хрен на полшестого. — Это я не увиливаю от ответа, а просто интерес.
— Верю и поэтому отвечу, только тоже вопросом, — серьезно уставилась на него девушка, забыв про приподнимание грудей. — А ты предлагаешь мне утонуть в тоске? Захлебнуться страхом, сойдя с ума? Или убить себя об стену вместе с ребенком? — взгляд карих глаз нежно скользнул по крошке, шлепающему во сне миниатюрными губами. — Я надеюсь на спасение, но не представляю, откуда его ждать… — тяжело вздохнула она, забыв про заигрывание. — Смерть… Никогда не представляла ее такой… Как-то иначе, правда не знаю, как…
— Никто не представлял! — двинул плечами помрачневший Дима, и почесал нос с правой стороны. — Я вообще не задумывался, считая, что никто не имеет права издеваться над людьми после смерти… Думал, что это глупости, но оказалось намного сложней и одновременно проще… — мальчишка моргнул и вытянул руки, положив их на согнутые коленки, дабы отстраненно пошевелить пальцами. — Здесь никто не думал об уготованном ему Аде, а еще меньше задумывался о таком его виде. Ха. Ха. Ха, — мрачно, без эмоций и через слово засмеялся он, продолжая сгибать и разгибать похрустывающие фаланги пальцев. — Такие девушки, как ты довольно редко встречаются! — юноша внезапно сменил не имеющую смысла тему, с интересом вглядевшись в правильное лицо Лизы. — Обычно все, как одна истерички и тому подобное, а тут… Можно сказать бриллиант, причем не где-нибудь, а в самой Геенне Огненной! — чуть ли, не нараспев произнес он, но, не издеваясь, а декларируя саму суть поразивших его и так возвышенно поданных слов. — Не женщина, а находка! Такой, как ты самое главное правильного мужика найти, чтобы он ее энергию и независимость в нужное русло направлял! — бросал мальчишка комплимент за комплиментом, на деле бывшие ничем иным, как правдой в глаза, девушка же зарделась, словно маков цвет и непроизвольно поправила волосы. — И соседки твои! Ты погляди, кто к тебе прикован! Одних добровольцев штук десять, вон глаза серьезные и злющие, — он увлекся болтовней, поднимающей женскую самооценку и кивнул в сторону вжавшихся в стены, развесивших уши товарок Лизы. — Девки матерые, будто войной помятые, а ведут себя, как истеричные суки с мужиками алкашами-импотентами! Да, бабоньки!? — он саркастически наклонил голову вниз и вбок, пытаясь занырнуть под нечесаные космы, дабы разглядеть выражение глаз, прячущихся от реальности окружающего мира, как из-под ближайшей гривы нечесаных, когда-то каштановых волос раздался довольно грубый ответ.
— Отвали, мерзкое отродье! — голос, издавший столь грубые слова, был мелодичен и красив, словно журчащий в Тибете ручей, дающий просветление испившим его вод паломникам.
— Ого! — опешил Дима, приняв искреннюю грубость напуганной бабы, созданной петь для олигархов, как простительную ошибку в ее дурной голове. — А чего отродье-то?
— Сами черти, будь они прокляты во веки веков, называют тебя и твоих друзей отродьями! А эта… — костлявое плечо дернулось в сторону бесстрастно смотрящей на нее мамаши. — Еще разговаривает с вами! — у изливающего гадости рта не хватало кружащихся мух, но они видимо сдохли от вони скотского загона. — Да будь моя воля, я бы тебя и твоих друзей удавила еще при рождении! Посмотрев в ваши мерзкие, нечеловеческие глаза! — голос затих, словно его и не было, а косматая голова ушла в плечи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
