Он был от него меньше чем в пятидесяти ярдах. Отсюда космический вездеход напоминал чудовище с металлическим телом, усыпанным, как бриллиантами, бесконечными рядами сверкающих точек. Космический корабль плавал в бархатной черноте, огромный драгоценный камень, неподвижный, но живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на недосягаемость, он нес в себе и надежду.
До этого момента ему приходилось тратить столько усилий, что он весьма смутно представлял себе, что означает для него удача. Его сознание, пришедшее за века к полному отчаянию, билось, как в исполинских тисках. Ноги и руки сверкали, как языки живого огня, корчась и извиваясь в свете иллюминаторов. Его рот, напоминавший рану наподобие человеческой головы, пускал инеи, который уплывал белым морозным туманом. Его надежда была так велика, что мысли о ней продолжали вращаться в его сознании и пеленой застилали ему глаза. Несмотря на туман, он видел широкую струю света, бившую из круглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Выпуклость превратилась в огромную дверь, которая открылась, отойдя в сторону.
Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа. Их была дюжина. На них были надеты почти прозрачные скафандры и они тащили или вели за собой огромные плывущие машины. Машины быстро сгрудились вокруг маленькой площади на поверхности корабля. Вырвавшееся из них пламя казалось на расстоянии небольшим, но его ослепительный блеск указывал или на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно, что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.
С безумной быстротой Икстль обследовал экран, ища слабое место, но не нашел ничего. Сила была слишком полной, площадь ее действия — слишком большой. Он ничего не мог ей противопоставить и почувствовал это на расстоянии. Теперь он смотрел реальности в лицо. Работа — Икстль видел, что толстая секция внешней обшивки снята и заменена новой — закончилась почти так же быстро, как и началась. Шипящее пламя сварки исчезло в темноте. Машины были убраны в отверстие на поверхности. Двуногие существа исчезли вслед за ними. Обширная поверхность корабля стала внезапно такой же пустынной, как и окружающее пространство.
Ужас помутил разум Икстля. Он не мог позволить уйти им сейчас, когда вся Вселенная была почти раскрыта для него — всего лишь в нескольких ярдах. Его руки вытянулись, как будто могли удержать корабль. Разум устремился в черную безбрежную пучину отчаяния, но удержался на ее последней грани в последнее мгновение.
Большая дверь мягко повернулась. Сквозь кольцо света скользнуло одинокое существо и направилось к зоне, где только что происходил ремонт. Оно что-то подобрало и возвращалось к открытому шлюзу, уже почти достигло его, когда обнаружило Икстля.
Существо внезапно замерло. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром. Глаза были выпучены, а рот раскрыт. Потом оно, казалось, пришло в себя, и губы его быстро задвигались. Через минуту из шлюза выплыла группа существ, и все они уставились на Икстля. Вероятно, они о чем-то спорили, потому что губы их шевелились не одновременно, а сначала у одного, потом — у другого.
Затем через шлюз проплыла широкая клетка с металлическими прутьями. На ней сидели двое и у Икстля создалось впечатление, что клетка движется своим ходом. Икстль догадался, что сейчас его будут брать в плен. Любопытство было сильней страха. Он и не заметил, как его подняли. Он чувствовал себя, будто принял наркотики, навевающие сон. Он пытался бороться с надвигающимся оцепенением и понимал — надо быть осторожным, надо выжить, хотя бы для того, чтобы его раса, обладающая богатством самых разнообразных знаний, смогла вновь возродиться.
— Как, черт возьми, что-то может жить в интергалактическом пространстве?
Это говорил Гросвенф. Он находился вместе с другими неподалеку от шлюза. Ему казалось, что этот вопрос заставил людей придвинуться друг к другу. Он слишком хорошо понимал ту неосязаемую и непостижимую тьму, что сомкнулась вокруг них, давя на каждого.
Почти впервые с начала путешествия безбрежность черноты поразила Гросвенфа. Он слишком часто смотрел на нее из корабля и привык к ней. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие для человека звездные границы являются лишь хрупкими, как хрусталь, мостиками по сравнению с этой темнотой, что простирается во всех направлениях на биллионы световых лет.
Испуганное молчание нарушил голос директора Мортона:
— Вызывается Гюнли Лестер… Гюнли Лестер.
После короткой паузы послышался голос:
— Да, директор?
Гросвенф узнал голос главы астрономического отдела.
— Гюнли, есть задача для вашего астро-математического мозга. Не будете ли вы так добры сообщить коэффициент вероятности появления „Гончей“ в той точке пространства, где плавала эта хренота? Постарайтесь решить за несколько часов. Для математика Мортона это было типичным — давать другим возможность проявить себя там, где он и сам был мастером…
Астроном рассмеялся и заявил:
— Мне не придется подсчитывать. Необходима новая система цифр, чтобы можно было выразить эту вероятность арифметически. С точки зрения математики, то, что случилось, просто не могло случиться. Но мы здесь — корабль с человеческими существами, остановившийся для ремонта на полпути между двумя галактиками, первый корабль, посланный за пределы острова нашей Вселенной. Итак, повторяю: мы здесь — крошечная точка, которая пересеклась с другой крошечной точкой. Это невозможно, если только пространство не кишит подобными существами.
Гросвенфу показалось, что это наиболее вероятное объяснение. Причина и следствие происходящего могли находиться в самой простой связи. Дыра, прожженная в стене аппаратной, потоки энергии, хлынувшие в пространство… Теперь они остановились для ремонта. Он уже открыл было рот, чтобы все это высказать, но тут же умолк. Существовала еще одна загадка. Какая сила должна была понадобиться для того, чтобы за несколько минут впитать мощность ядерного реактора? Он быстро подсчитал и покачал головой. Число было таким колоссальным, что все его предположения исключали друг друга. Окажись среди них тысяча керлов, и они не смогли бы справиться с тем количеством энергии. А это означало, что дело тут было не в существах, а в механизмах.
— На эту дьявольщину следовало бы сразу направить передвижной нагреватель, — предложил кто-то.
Мортон был настроен менее воинственно. Он, как настоящий ученый, был прежде всего любопытным человеком. Да и злость была не его качеством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
