Проснулся я отчего-то затемно. Голова гудела, словно гнездо лесных пчёл, которое повесили на детском утреннике вместо пиньяты, и по которому уже успел пройтись палкой виновник торжества. Лицо согревало тёплое дыхание уткнувшейся в него Панси. Я осторожно снял с плеча её руку, поцеловал ладонь и приподнялся.
— Алекс, — шепнула она.
— Тш-ш, — сказал я. — Спи. Мне нужно…
— Алекс! — воскликнула она в голос. — Алекс проснулся! — прежде, чем я успел её остановить, она набрала воздуха в лёгкие воздуха и завопила: — Подъём! Алекс проснулся!
— Алекс! Алекс! — раздалось сзади, а потом меня привалило.
Сначала на меня набросились сзади и принялись обнимать, целовать и тормошить, а потом и Панси присоединилась к общей куче-мале. Хорошо, хоть кто-то между делом зажёг свет, и я наконец смог отличить Дафну от Астории, а Панси от них обеих. Я обнаружил себя распластанным на кровати и придавленными всеми тремя с разных сторон так, что встать я не мог бы при всём желании.
— Ой, пустите! — взмолился я, почувствовав некоторый дискомфорт, который усугублялся количеством наваленных на меня девушек. — Мне срочно нужно в туалет.
— А ну, слезайте обе! — сердито зашипела Панси, заботливо сталкивая с меня Асторию и Дафну. — Что вы, как дикие?!
— А сама-то! — недовольно буркнула Дафна, слезая с меня и утягивая за руку, чтобы помочь сесть. — Аська, иди скорее буди маму!
— А что — Аська?! — возмутилась та. — Я не меньше твоего хочу быть с Лексиком!
— Аська, бегом! — сердито скомандовала Панси.
Я даже ей залюбовался в тот момент, когда она гневно сдула чёлку с лица. Астория оттёрла её в сторону и снова на меня навалилась, крепко обнимая. Уткнувшись носом мне в шею, она несколько раз поцеловала и уронила пару горячих капель, а потом вскочила и убежала, шмыгая носом. Я растерянно проводил её взглядом, чувствуя, как сердце наполняется какой-то смертельной тоской.
— Что это с ней? — пробормотал я.
— Ты куда-то шёл, — напомнила Панси, касаясь носа тыльной стороной ладони и отворачиваясь.
Я спорить не стал, тем более, что поджимало уже настолько, что я готов был опозориться, и мне даже нисколько не было бы стыдно. Пока я делал свои дела и умывался, мне вдруг пришло в голову, что неплохо было бы прямо сейчас заморить червячка. Немного перекусить, то есть. Курочкой, к примеру. Или поросёнком. Конечно, телёнок мне тоже бы не помешал — но в дополнение к поросёнку и курочке. Да что там, голод внезапно стал настолько острым, что мысль слопать целого быка со всеми потрохами, выесть мозг из черепа, а потом с довольным урчанием обсасывать трубчатые кости, с вожделением поглядывая в сторону телёнка, поросёнка и курочки, не казалась настолько уж чужеродной. Недолго думая, я озвучил эти мысли змейкам, едва вышел из ванной.
— А не пора ли нам подкрепиться? — спросил я словно невзначай.
— Самое время, — с серьёзным лицом кивнула Панси.
— Лучше момента и не придумать, — подтвердила Дафна.
Опять они спелись и замышляют! Я заметил, что пока я умывался, они уже успели переодеться, и вместо легкомысленных пижам облачились во вполне приличного вида домашние халаты. Разумно было бы предположить, что еду в такой час можно найти на кухне, но отчего-то змейки потянули меня в большой зал, где мы все обычно обедали. Оказалось, что стол был уставлен едой. Быка, конечно, на нём не было, как, впрочем и телёнка, но при взгляде на это изобилие меня охватило спокойствие за завтрашний день — сегодня я с голоду точно не умру. Первым делом я, конечно, потянулся за пирожными, но Дафна строго шлёпнула меня по руке, в Панси решительно усадила за стол. Передо мной сразу же образовалась большая тарелка дымящейся каши с тающим в ней щедрым куском масла. Я радостно потёр руки и взял ложку, и Дафна с Панси уселись с двух сторон, с явным умилением за мной наблюдая.
— А кстати, который час? — поинтересовался я, тщательно отскребая уже вторую тарелку, которую проглотил даже ещё быстрее, чем первую, затратив на обе не более пары минут.
Панси салфеткой, как маленькому, промокнула мне губы.
— Полпятого, — отозвалась Дафна.
Странно. Вроде как, немного же проспал! Откуда же в спальне успели появиться сёстры Гринграсс? И этот накрытый стол… Панси положила мне гуляш с картошкой, я благодарно ей улыбнулся, и тут на меня снова накатило это жуткое чувство пустоты в душе, с которым я десятком минут ранее провожал взглядом Асторию. Словно у меня кусок сердца с мясом вырвали. Я отправил порцию в рот и ощутил, как у меня по щекам стекли две слезы. Есть отчего-то расхотелось, но зато с каждой секундой становилось всё хуже — сначала я просто молча, как дурак, лил слёзы, а потом душу вывернуло так, что вообще захотелось завыть волком. Что же такое случилось, что после рядового сна с информацией от Дублёра меня трясёт?
— Мама! — пролепетал я.
— Я здесь, малыш! — откликнулась она, обнимая меня сзади за шею. — Ничего не бойся, я здесь!
От тепла маминых рук сразу стало легче, но при этом меня стремительно нагоняло понимание… Точнее, в голове всплывала закачанная в меня Дублёром информация, которой оказалось так много, что мозг попросту отказался её воспринимать.
— Сколько я?.. — вырвалось из меня.
— Пять дней, — ответила мама.
Два года — это я вспомнил моментально, словно мне Гойл кулаком засветил в лоб! Каким-то чёртовым волшебством в мире, куда попал Дублёр, прошло два года, и все до единого кусочки информации он умудрился закачать в меня за эти пять дней. Неудивительно, что мне хочется сожрать холодильник целиком, и что голова раскалывается, словно орех в зубах у Щелкунчика. Два года! Два года этот упёртый болван учился чужому волшебству, попадал в передряги и умудрялся оставаться целым, пока наконец отведённый ему в этом мире срок не закончился, и он не расплескался лужей биомассы. Он мог покинуть то место в любой момент, но оставался, жадно глотая знания и всё сильнее пропитываясь этой самой безнадежной тоской, которой я теперь был полон до краёв, и даже немного выплёскивалось. Безнадежной — зная, что никогда он уже не увидит родителей, крёстных, а главное — вот этих прелестных моих подружек, которые сейчас как раз непонимающе хлопали ресничками, переводя взгляд с меня на маму и обратно. И эта пустота теперь навсегда останется со мной, как бы я не старался забыть эти два года тоски. И автолегилименции в попытках обновить краски на столь милых моему сердцу образах.
— Что с тобой? — спросила мама. — Что с тобой произошло?
Из-за другого моего плеча возникла Богиня, с озабоченным лицом водящая вдоль меня палочкой, пожала плечами и кивнула маме. Вот по ней, как ни странно, я не тосковал. То есть, мне, разумеется, не хватало всех — и Флёр с Белиндой, и крёстных, и Лизы Турпин, и даже Луны со Сюзан Боунс — но реальной потерей для меня были змейки. Как ни странно, включая Асторию. Так что моё глубокое чувство по отношению к Богине на поверку оказалось не столь уж и глубоким…
— Нам нужно поговорить, — сказал я маме. — Наедине. Простите, милые!
Конечно же, Панси с Дафной надулись, но, как мне показалось, более для виду — прежде всего им было важно, что я больше не валяюсь в постели в манере, присущей в последнее время Сириусу — то есть, попросту, в коме. К тому же, они небезосновательно верили в свои силы и не сильно сомневались в том, что вытянуть из меня всю необходимую информацию они смогут и позже.
На то, чтобы посвятить родителей в делали случившегося со мной, много времени у меня не ушло. Маме тоже важнее было моё самочувствие, а папа быстро понял, что два года событий не вместить и в два дня рассказов. Это у нас с Дублёром на подробный пересказ событий всего дня уходило десять минут… И ещё я понял, что мне Дублёра мы больше делать не будем. Я и так уже чересчур стар и мудр, — только что я получил два года знаний и жизненного опыта, — чтобы позволить себе вновь попасть в такую ситуацию и пробурить ещё одну дыру в своём сердце.
Чтобы продемонстрировать новые возможности, я провернул ту штуку, которой Макс научил меня чуть ли не в первую очередь — я засунул руку под стол и достал оттуда пачку сигарет. Максу было лень самому добывать себе курево, вот он и пристроил новичка к этому исключительно полезному занятию. Папа нахмурился.
— Ты что, куришь, сын? — строго спросил он.
— Да нет же, это просто такое волшебство, — возразил я, опустил руку под стол и достал ещё упаковку. — Вдруг кому сигареты понадобятся!
— Довольно вредное волшебство, — сварливо заметил папа. — Что-нибудь ещё?
— Ну, в общем-то, я научился многому, но пока попробовал только это, — признался я. — Совсем же необязательно, что тамошнее волшебство будет работать у нас. Тем более, они пользуются силой какого-то источника волшебной энергии, которого у нас вроде пока не замечено.
— Ну, ладно, — вздохнула мама. — Это всё очень грустно, малыш, и мне, честно говоря, хочется плакать. А поскольку позволяю себе эту слабость я исключительно в обществе твоего замечательного папы, то тебе стоит нас покинуть. Кстати, ты правильно решил не рассказывать девицам. Иди уже.
