— Твои стихи… — Катерина помедлила, продолжая задумчиво изучать оранжевую листву.
А у него словно камень с души упал: ведь объясняться по поводу содержимого тетради куда проще, чем доказывать свое нежелание участвовать в планах покойницы. Или нет?
— И что там со стихами? — проговорил Арацельс, не менее задумчиво изучая профиль супруги.
— Ну… ты много их ей посвятил.
— И?
— Красивые такие стихи… эмоциональные.
— И?
— Что "и"? Что? Заело у тебя, что ли? — не выдержала девушка, резко повернула голову и уставилась на него своими темно-карими, похожими на столь любимый ею шоколад, глазами, недовольно сверкавшими из-под спутанной челки.
"Злость ей к лицу", — мысленно отметил муж, старательно пряча в уголках губ улыбку. Недовольство, разбавившее любопытство Арэ, немного повеселило его. Лилигрим ее беспокоит, значит. И задевает… как интеррресно. Может, и у нее в предках собственники затесались? Хорошая тогда из них пара получится. Столбам, деревьям и всему прочему можно сразу идти в подполье, дабы не оказаться объектами необоснованной ревности. Хотя… скорей всего, он опять сделал неверные выводы из прочитанных эмоций. Жаль, что Хранители не умеют читать мысли, такая способность была бы куда полезней для понимания других людей. Особенно одной кудрявой девицы, которая продолжает гипнотизировать его взглядом, правда, уже не колючим, а каким-то… каким?
— Прости, — сказала Катя виновато, а он разочарованно вздохнул: ну, вот и обещанные извинения, а все так забавно начиналось. — Я нервничаю, сам понимаешь, — она запустила руку в волосы, тщетно пытаясь причесать их пальцами. Пышные, кудрявые… кое-где виднелись в запутавшихся прядях обрывки алых листьев из дриддерева, а возле правого виска притаились до сих пор не обнаруженные розовые бутоны, большую часть которых Катерина безжалостно выкинула по дороге. — И не до того сейчас… но, не смогла удержаться. Такие стихи… аж внутри все переворачивается, когда читаешь. Тебе ведь очень нравится Лили, да?
— Ну… — мужчина улыбнулся, наблюдая за ней. — В отличие от некоторых, я обычно предпочитал блондинок, — он подцепил темный завиток с ее лба и чуть помял его в пальцах, явно не собираясь выпускать.
— О! — Катя скосила глаза, чтобы посмотреть на его руку, прищурилась и совершенно серьезно заявила: — Я перекрашиваться не буду, и не надейся. Мне их и так сложно расчесывать. Разве что поседею после новой встречи с Эрой. Хотя к седым ты пылких чувств не испытываешь: про Эссу всего один стих, и тот особой восторженностью не отличается, — ирония в голосе ее смешалась с легкой досадой. — А про Мэл…
— До встречи с тобой, Катенок, — перебил Арацельс, — я думал, что Лилигрим — самое необычное создание на свете: очаровательное, в меру милое и не в меру стервозное, но… с ней никогда не бывает скучно.
— Что-то меня напрягает это "до встречи с тобой", неужто я умудрилась переплюнуть Лили? Остается надеяться, что не в стервозности, — пробормотала Катерина, пытаясь отнять у него прядь собственных волос. — Отдай, еще больше запутаешь. Я не умею, как ты, приводить прическу в порядок с помощью магии. Я вообще с этой вашей магией не дружу, сам знаешь.
— Подожди-ка, — его улыбка стала шире, а в глазах появился хитрый блеск. — Ну же, не мешай.
Она нехотя опустила руки, позволяя ему возиться со своими волосами.
— Затылок не трогай!
— Почему это?
— Ну… ай.
— Не дергайся, Арэ.
— А ты не делай, что… А! Ну, хватит уже, я понимаю, что ты решил помочь мне причесаться, но…
— Не причесаться, — наклонившись к ней, прошептал муж и легко чмокнул вмиг замолчавшую девушку в кончик носа. — Попробуй сама, коснись их, — его ладони нырнули в густую массу блестящих кудрей, чуть помассировав кожу на висках и затылке, затем медленно переместились вниз и замерли на плечах.
Девушка блаженно прикрыла глаза, затем резко распахнула их и, сильно тряхнув головой, так, чтоб волосы упали на лоб и скулы, удивленно пробормотала:
— Ничего себе сервис! — она схватила первый попавшийся локон, оттянула его, а потом отпустила. Тот свернулся аккуратной спиралью и, пару раз качнувшись, замер у ее лица. — Хм, если ты еще и крестиком вышивать умеешь, цены тебе нет в хозяйстве, милый.
— Нравится?
— Спрашиваешь!
Катя улыбалась, а он думал о том, как же мало ей надо для счастья. А еще о том, почему ему не пришло в голову сделать это раньше: и ей приятно, и ему в удовольствие. Настроение его заметно улучшилось, девушка расслабилась, а спутники по-прежнему не спешили звать их обратно. Руки вновь скользнули по волосам Арэ, чуть задержались на ее шее и начали свой путь вниз: по изгибу спины до самых бедер.
— Так что там с блондинками? — поймав запястья мужа, спросила Катя. Насмешливо, но с малой толикой настороженности. — Я что-то не поняла. А?
— С какими блондинками? — он картинно изогнул бровь, демонстрируя "искреннее" удивление.
— С теми, которых ты предпочитаешь.
— Я сказал "предпочитал".
— Ага, так что с ними?
— Хм, — Арацельс изобразил задумчивость. — Ну…
— Что "ну"? Давай уже, сознавайся! Откуда такие восторги в адрес Лилигрим? Первая любовь, что ли? — не выдержала Катерина, слегка ошарашив его своим натиском.
— Она была невестой моего друга, наставника… Да и знакомство наше с ней измерялось тремя днями. Какая любовь?
— Хочешь сказать, что за такой короткий срок нельзя влюбиться? — вопрос прозвучал наигранно весело. Вот только глаза девушки погрустнели, ее захлестнула волна разочарования. А он, напротив, ощутил, как по телу разливается тепло и на душе становится невероятно легко, спокойно… приятно.
— В Лили? Нееет, — усмехнулся блондин, не делая попыток освободить запястья от плена девичьих пальцев. Зачем? Он просто чуть повернул ладони: так, чтобы они переместились с бедер… немного назад, и как ни в чем не бывало, продолжил: — Смерть с ней долго встречался, прежде чем привести в Карнаэл. Она, конечно, чудо, только вот… очень своеобразное чудо.
— Но стихи… — начала Катя, стараясь ненавязчиво так убрать его руки с того места, на котором они по-хозяйски устроились. Ну, или хотя бы развернуть их обратно.
— А что со стихами? — с улыбкой проговорил он, забавляясь ее безуспешными попытками избавиться от его не совсем приличных (или совсем неприличных) объятий.
— Ты восхищался ею, едва ли не боготворил… и очень переживал, когда… — она замолчала, нервно закусив губу. Даже перестала бороться с его руками, окунувшись в очередной поток грусти. Правда, теперь он был вызван совсем другими причинами.
