— У нее был муж!
— О да, безногий донжуан Прюэтт, мечта некроманта.
— Катарина из Блэков!
— И что? Пояс Верности скрепляется в брачную ночь кое-каким ритуалом. Ты всерьез веришь, будто стовосьмилетний полупарализованный старик оказался на него способен? До Катарины в роду Прюэттов о рождении близнецов слыхом не слыхивали, зато после — парочка за парочкой, включая наших рыжих друзей. Будешь еще спорить?
— По-твоему, я — внебрачная прапраправнучка Малфоев?!
— Прости, любовь моя, но это факт. Знаешь, почему Малфои на ножах с Уизли? Восемьдесят лет назад внук Катарины Натаурус Уизли оспорил права деда Астарота, утверждая, что наследует по линии близнецов, которые старше Данталиануса на четыре года. Скандал едва замяли.
На Ханну было жалко смотреть.
— Мерлин мой… Мама никогда не говорила…
— Скорее всего, не знала. — Драко еле сдержал порыв погладить девушку по голове и ограничился сочувственным взглядом. — Прюэтты в той истории выглядели не лучшим образом. Не сумей сын Катарины Фистус заткнуть идиоту-племяннику пасть, ему пришлось бы признать себя бастардом, а род Прюэттов — прерванным. Разумеется, они с сестрой предпочли схоронить тайну своего рождения в семейном склепе… Да не расстраивайся, с тех пор полтора века прошло. Какая теперь разница?
— Тебе легко говорить. Представь, вдруг выяснится, что твоя мать на самом деле не Блэк, а незаконнорожденное нечто.
— Оп-па! Королева моя, да ты еще больший сноб, чем лорд Люциус Малфой. Фигня все это! Есть ты, есть я, и какое нам дело, кто там с кем двести лет назад спал. Выходи за меня замуж.
— Ненормальный. Это тебя Гермиона испортила, ей только дай повод мозги людям взбаламутить. Совершенно не видит разницы между гордостью потомственного аристократа и дурным пижонством. Это же наши корни, Малфой… Мерлин, в жизни бы не подумала, что придется объяснять Наследнику Малфоев прописные истины.
— А кто сказал, будто я не горжусь семейным наследием? Очень даже горжусь. Но если это самое наследие потребует жениться на Паркинсон — ну его к черту. Приятно, конечно, что ты Эббот — у отца будет меньше поводов психовать — но люблю-то я тебя, а не твою родословную.
— Поразительно. И как, интересно, Гермионе удалось за два месяца слепить из тебя натурального демократа?
— Да при чем тут Грейнджер? Мой отец до того накланялся семейным гробам, что продал себя, жену и сына в рабство. Хороший повод включить мозги, как считаешь? Можно и нужно гордиться мертвыми, но приносить им в жертву живых — преступление. Потому я дедушке Абраксасу разве что свечку запалю в усыпальнице, ему на том свете все равно. А вот за тебя, Эббот, драться буду и с отцом, и с Волдемортом, и с Вельзевулом, и с твоим собственным упрямством.
— Сумасшедший.
— Еще какой. — Для вящей убедительности Драко извернулся боком и почти прижал Ханну к стене, ловя щекой ее дыхание. — Я же знаю, что тебе нравлюсь, Эббот. Малфои не отступают.
— Может, поэтому они редко доживают до пятидесяти? — огрызнулась она, но попытки вывернуться не сделала, только легонько надавила ладошкой на плечо, скорее погладив, чем оттолкнув. Млея от восторга, Драко осторожно заправил ей за ухо выбившийся из прически локон. Ничего, королева моя, однажды я получу законное право выпустить на волю все остальные…
— Вообще-то прадед Данталианус умер в семьдесят девять. — Драко вернулся на место, сцепил пальцы на колене. — Отец грозился его переплюнуть, но после возрождения Темного Лорда больше не заикается на эту тему. Может, теперь опять начнет… во всяком случае, одну семейную традицию он уже нарушил. Данталиануса в свое время настолько достали вечные разборки братьев-близнецов, что он принял решение ограничиться единственным наследником и то же завещал потомкам.
— А Летиция?
— Девчонки не в счет. Она старше Грофиуса на десять месяцев, а после рождения сына Астарот окончательно променял жену на ром.
— Исполнил долг.
— Типа того. В семейных хрониках бродят смутные намеки на безответную любовь Астарота к некоей Лиззи. Твою прапрабабку, кажется, звали Элизабет?
— Прекрати!
— Согласен, недоказуемо, но ведь возможно. Они одногодки, вместе учились в Хогвартсе. Потом Элизабет вышла замуж за Эббота, Астарот обиделся и двадцать пять лет спустя запретил сыну жениться на ее племяннице. По-моему, правдоподобно.
— Хм. В теткином архиве лежат два любовных послания к Элизабет от некоего Адского Казначея[60]. Может, ты и прав.
— Скорее всего, прав. Откопал на днях в мэноре письмо от Элизабет Эббот к Агнес Давенхейм, сентябрь тысяча девятьсот двадцать шестого. Она поздравляет племянницу с помолвкой, восхищается ее смелостью, заклинает никого не слушать и ни в коем случае не повторять ошибок своей несчастной тетки.
— Хочешь сказать, любовь Астарота была не столь уж безответной?
— Хочу. Давенхеймы — обычная семья без денег и связей. Девчонка сочла себя недостойной рода Малфоев и решила не портить возлюбленному жизнь. Ничего не напоминает?
— Уффффф, Малфой… Жаль.
— Нет уж, нифига не жаль. Женись Астарот на своей Лиззи, мы бы с тобой сейчас были не пятиюродными братом и сестрой, а самыми что ни на есть родными. Меня такой расклад не устраивает.
— Не хочешь сестру?
Драко задумался. Разговор с Ханной на генеалогические темы странным образом примирил его с действительностью, факт грядущего пополнения в семействе уже не казался вселенской трагедией. Но и положительных эмоций по-прежнему не вызывал.
— Не то чтобы не хочу, а… я всю жизнь знал, что был, есть и буду единственным. Помню, когда праздновали мое семилетие, Панси хвасталась братиком, которого ей мама обещала подарить. Наверное, тогда я впервые посмотрел на нее как на полную дуру. Понятие «братик» у Малфоев отсутствует в принципе, понимаешь?
— Понимаю.
Взгляд Ханны вдруг наполнился такой горечью, что Драко захотелось разбить себе лоб о каменную стену. Нашел, о чем говорить, идиот, у нее же сестренку… Он изо всех стиснул руки на колене, сдерживая желание обнять девушку, но она сама вдруг придвинулась вплотную и положила голову ему на плечо. Драко замер.
— Пока Хэтти не родилась, я была у родителей единым светом в глазу, а тут вдруг приезжаю на каникулы — им до меня дела нет. Отец всю дорогу от Кингс-Кросс говорил о пустышках и больных животиках, мама чмокнула в щеку и отправила пеленки гладить… самое кошмарное лето в моей жизни. Я даже хотела остаться на Рождество в школе, но Спраут — она у нас жуть какая проницательная — велела не маяться дурью и ехать домой. Приехала. Смотрю — лежит на пузе нечто в чепчике, слюни пускает. Меня увидела — разулыба-а-алась, спиногрызка мелкая, я опомниться не успела — уже тискаю вовсю. Теплая, тяжеленькая такая, хохочет… Сестреныш мой…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
