Айк испытывал осложнения даже в отношениях с членами своей собственной Администрации. Ни Джон Маккоун, преемник Страусса на посту главы Комиссии по атомной энергии, ни Куорлес, ни Нейл Макилрой не были убеждены, что желание Эйзенхауэра о введении запрета на ядерные испытания пойдет стране на пользу. Они настаивали на продолжении испытаний. В конце июля они предложили Президенту разрешить проведение испытаний новой серии ядерных устройств; эти устройства предназначались для оснащения антибаллистических ракет*. Комиссия по атомной энергии и Министерство обороны предложили осуществлять запуск ракет с авиабазы Эглин на берегу Мексиканского залива во Флориде в сторону залива. Государственного секретаря Даллеса это напугало. По его словам, принятие такого предложения нанесет большой ущерб отношениям с Мексикой и Кубой. (На самом совещании никто не поднял вопроса о том, как могут отнестись к этим испытаниям американцы, живущие на берегу залива.) Эйзенхауэр прислушался к совету Даллеса и приказал отменить испытания.
[* Антиракета — ракета для уничтожения межконтинентальной баллистической ракеты при ее полете по баллистической траектории.]
Между тем в Женеве технические эксперты из России и США продолжали вести переговоры, пытаясь договориться о такой системе проверки, которая оправдывала бы введение запрета на испытания. 4 августа Киллиан сообщил, что наметилось движение в сторону прогресса. Эйзенхауэр ответил Киллиану: "...если соглашение о технических условиях проверки будет достигнуто в полном объеме, то аргумент в пользу этого прекращения испытаний стал бы очень весомым". И Туайнинг, и Маккоун были категорически против, но Эйзенхауэр настоял на своем.
21 августа эксперты в Женеве согласовали окончательный текст доклада. Они пришли к выводу, что "технически возможно" создать "работающую и эффективную систему контроля для обнаружения нарушений соглашения о моратории на испытания ядерного оружия во всем мире". Между экспертами существовало разногласие относительно количества необходимых контрольных постов и способности системы обнаруживать подземные взрывы малой мощности, но оно не могло заслонить того факта, что впервые Советы и американцы достигли соглашения в области ядерного оружия. Эйзенхауэр распорядился, чтобы Государственный департамент начал переговоры с Советским Союзом о запрещении испытаний. 22 августа Эйзенхауэр обнародовал заявление, в котором предлагал начать переговоры с русскими о запрещении ядерных испытаний 31 октября*32.
Через пять дней, когда Хрущев дал ответ на предложение Эйзенхауэра, Маккоун встретился с Президентом и попросил разрешения провести "еще одно испытание". Он сказал, что решить надо "немедленно". Эйзенхауэр выразил некоторое раздражение, указав, что он уже объявил о приостановлении испытаний, и теперь "они опять хотят провести большое испытание". Маккоун продолжал настаивать и наконец заставил усталого Президента согласиться; Эйзенхауэр предполагал, "что Комиссия по атомной энергии также может продолжить испытания". Отчасти такое его решение, без сомнения, было следствием активного протеста, с которым заявление Президента встретили такие люди, как Теллер, Страусс, Хэнсон Болдуин и Генри Киссинджер. В какой-то степени, видимо, повлияли и действия Макмиллана: 22 августа, то есть в день обнародования заявления Эйзенхауэра, англичане начали последнюю серию своих испытаний с взрыва ядерного устройства на острове Рождества*33.
29 августа Хрущев сообщил о своей готовности начать переговоры в конце октября; в этот же самый день Комиссия по атомной энергии начала новую серию испытаний, которая имела официальное название "Хардтэк II", а в прессе именовалась операцией "Крайний срок". Эта серия была рассчитана на проведение девятнадцати взрывов, по большей части маломощных — всего в несколько килотонн, и в том числе одного ядерного заряда для безоткатного оружия типа "базука", которое могли обслуживать всего два человека и снаряд которого летел на расстояние менее двух миль. Советы также начали серию испытаний 30 сентября и произвели четырнадцать взрывов мощностью в несколько мегатонн каждый и выпустили в атмосферу громадное количество радиоактивных веществ. В 1958 году, когда впервые после 1945 года был перерыв в проведении ядерных испытаний, три ядерных державы взорвали бомб больше, чем в любой другой предшествующий год (Советы только в октябре 1958 года осуществили больше взрывов, чем за весь 1957 год). Общий годовой итог — восемьдесят один взрыв. Уровни радиоактивности достигли высшего предела. Но, по крайней мере, теплилась общая надежда, что все это вскоре закончится.
Между тем в Республиканской партии по мере приближения выборов господствовали настроения безнадежности. Одной из причин тому было вето, наложенное Эйзенхауэром на законопроект о фермерстве, другой — тусклость кандидатов, предлагаемых Республиканской партией. Распространению настроений уныния способствовали и события в Литл-Роке, и запуск советского спутника. Демократы, жаждавшие увеличить число мест в Конгрессе еще больше в свою пользу, вели очень активную предвыборную кампанию, подготавливая базу для президентских выборов в 1960 году. Во время этой кампании, по сравнению с кампанией 1952 года, они сумели обменяться ролями с республиканцами — теперь они наступали, а республиканцы были вынуждены занимать оборонительное положение. В этих условиях рост влияния демократов казался неизбежным.
Почти каждый член Республиканской партии хотел найти козла отпущения. Большинство винило во всем Шермана Адамса. В начале сентября требования о его отставке достигли предела. Но, несмотря на это, Эйзенхауэр не хотел отпускать его. И как генерал, и как президент он считал, что крайне сложно уволить человека, хорошо выполняющего служебные поручения и преданного, лишь из-за того, что этот человек стал определенной помехой. Именно таково было положение с Адамсом.
Эйзенхауэра это очень расстраивало, но в конце концов он сказал: "Я достаточно ясно представляю себе, как следовало бы поступить с точки зрения максимальной целесообразности. Сложность — в нахождении надлежащего пути, чтобы поступить таким образом". Он попросил Миди Алкорна, председателя Национального комитета Республиканской партии, вместе с Никсоном переговорить с Адамсом. Алкорн пообещал сделать это*34.
И они это сделали, но безрезультатно. Адамс ответил: "Я сам переговорю с боссом". Эйзенхауэр согласился на встречу, но как бы между прочим заметил: "Как ужасно, что дешевые политиканы могут выставить на посмешище такого достойного человека"*35. На встрече, состоявшейся 17 сентября, Адамс сказал, что готов подать прошение об отставке, но хотел бы немного повременить, чтобы утрясти все личные вопросы. Эйзенхауэр ответил: "Если нам придется принять критическое решение, вы сами должны будете проявить инициативу". После этой встречи Эйзенхауэр изменил свое мнение; он позвонил Адамсу по телефону и посоветовал ему не затягивать решение вопроса на целый месяц, добавив, что хочет защитить Адамса "от всего, что выглядит безучастным и безразличным"*36.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
