Для Теона Грейджоя Винтерфелл был полон призраков.
Вовсе не этот замок он помнил по лету своей юности. Повреждённый, весь в шрамах, превратившийся скорее в руины прежней крепости, ставший обителью ворон и скелетов. Величественная двойная стена всё ещё стояла, ведь гранит не так легко поддаётся огню, но большая часть башен и других построек осталась без крыш. Некоторые из них обвалились. Солома и дерево частично или полностью сгорели в огне. Под разбитыми стёклами теплицы валялись почерневшие, замёрзшие овощи и фрукты, которые могли бы прокормить замок в течение зимы. Занесённый снегом двор был заполнен шатрами. Русе, как и его друзья Фреи, разместили свои войска в стенах замка. Среди развалин расположились тысячи человек, заняв все дворы, устроившись на ночлег в подвалах, под башнями без крыш и в пустовавших веками постройках.
Над заново отстроенными крышами кухонь и казарм клубился серый дым. Укрепления и зубчатые стены венчали снег и сосульки. В Винтерфелле не осталось никаких цветов, кроме белого и серого. «Цвета Старков». Теон не знал, зловещий ли это знак или обнадёживающий. Даже небо было серым. «Серый, серый и совсем серый. Весь мир серый, куда ни глянь, всё серое, кроме глаз невесты». Глаза невесты были карими. «Большими, карими и испуганными». Несправедливо было просить его о спасении. О чём она думала? Что он позовет крылатого коня и улетит с ней, как какой-то герой из любимых ею с Сансой сказок? Он не мог спасти даже себя. «Вонючка, Вонючка, Вонючка-канючка».
По всему двору на пеньковых веревках висели заиндевевшие мертвецы с раздутыми белыми лицами. Когда авангард Болтона достиг замка, Винтерфелл кишел погорельцами. Из жилищ, устроенных посреди полуразрушенных башен и построек замка, под угрозой оружия выгнали больше двух десятков человек. Самых наглых и непокорных повесили, остальных заставили работать.
– Служите хорошо, – сказал им лорд Болтон, – и я буду милостив.
Камня и древесины хватало в избытке в Волчьем Лесу по соседству. Сначала поставили новые крепкие ворота взамен сгоревших, затем разобрали обвалившуюся крышу Великого Чертога и срочно возвели новую, а по окончании работ лорд Болтон повесил всех «строителей». Верный своему слову, он проявил милосердие и никого из них не освежевал.
К тому времени подошла остальная армия Болтона. Под завывания северного ветра над стенами Винтерфелла подняли оленя и льва короля Томмена, а ниже – ободранного человека Дредфорта. Теон прибыл в повозке Барбри Дастин вместе с её милостью, людьми из Барроутона и невестой. Леди Дастин настояла на том, чтобы опекать леди Арью до самой свадьбы, но сейчас её работа была закончена. «Теперь девушка принадлежит Рамси. Она дала брачную клятву». Благодаря этому браку Рамси станет лордом Винтерфелла. И пока Джейни не рассердит его, он не причинит ей вреда. «Арья. Её зовут Арья».
Даже в подбитых мехом перчатках Теон чувствовал пульсирующую боль. Чаще всего болели именно руки, особенно отрубленные пальцы. Неужели когда-то женщины жаждали его прикосновений? «Я провозгласил себя принцем Винтерфелла, – подумал он, – и вот что из этого вышло». Он надеялся, что даже спустя сотни лет о нем будут петь песни, передавая из уст в уста истории о его отваге. Но если сейчас кто и говорил о нём, то только как о Теоне Перевёртыше, и все истории описывали лишь его вероломство. «Это место никогда не было моим домом. Я жил здесь заложником». Лорд Старк ни разу не обошелся с ним жестоко, но между ними всегда стояла длинная стальная тень его двуручного меча. «Эддард всегда был добр ко мне, но в этой доброте не было теплоты. Он знал, что однажды ему, возможно, придётся меня убить».
Глядя себе под ноги, Теон пересек двор, лавируя между шатрами. «Тут я учился сражаться», – вспоминал он тёплые летние деньки, проведённые в поединках с Роббом и Джоном Сноу под присмотром старого сира Родрика. Тогда он был цел и невредим и мог обхватить рукоять меча, как любой другой мужчина. Но двор хранил и более мрачные воспоминания. Именно тут Теон собрал людей Старка в ту ночь, когда Бран и Рикон бежали из замка. Стоявший подле него Рамси, тогда ещё он был Вонючкой, нашёптывал ему, что следует содрать кожу с нескольких пленников, чтобы заставить их рассказать, куда убежали мальчишки. «Я не допущу никакого свежевания, пока я принц Винтерфелла, – ответил Теон, не представляя, каким коротким окажется его правление. – Никто из этих людей не помог мне. Я знал их большую часть своей жизни, но ни один не пришёл мне на помощь». Несмотря на это, он сделал всё, чтобы защитить их, но как только Рамси сбросил с себя личину Вонючки, то убил их всех и железнорожденных Теона в придачу. «Он сжёг моего коня». Это зрелище стало последним из того, что ему пришлось увидеть в тот день, когда пал замок. Горевший Улыбчивый бился так, что искры огня с его гривы летели во все стороны, и кричал с побелевшими от ужаса глазами. «Здесь, в этом самом дворе».
Возвышавшиеся перед Теоном новые двери Великого Чертога, заменившие сгоревшие прежние, из-за наскоро сколоченных сырых досок показались ему грубыми и уродливыми. На посту стояла пара сгорбившихся и дрожавших под толстыми меховыми плащами копейщиков с заледеневшими от мороза бородами. Сопровождаемый их недовольными взглядами Теон заковылял вверх по лестнице, толкнул правую дверь и скользнул внутрь.
В ярко освещённом светом факелов зале разливалось благословенное тепло, а народу собралось не меньше, чем в былые времена. Теон подождал, пока его согреет окутавшая волна тепла, а потом пошёл к передней части зала. Люди сидели на скамьях так плотно, что слугам приходилось между ними протискиваться. Даже на помосте, где расположились рыцари и лорды, было тесновато.
Неподалеку от них, пощипывая струны лютни, Абель пел «Прекрасных Дев Лета». «Он называет себя бардом, хотя правильнее было бы – сутенёр». Лорд Мандерли привёз из Белой Гавани музыкантов, но ни один из них не умел петь, поэтому, когда у ворот появился Абель с лютней и шестью женщинами, его встретили с распростертыми объятьями.
– Две сестры, две дочери, жена и моя старая матушка, – заявил певец, несмотря на то, что ни одна из них не была на него похожа. – Некоторые из них танцуют, некоторые поют, одна играет на волынке и ещё одна – на барабанах. И к тому же все они хорошие прачки.
Кем бы ни являлся Абель – бардом ли или сутенёром, но голос у него был сносным, а игра неплохой. Здесь, среди руин, никто большего и не ждал.
На стенах пестрели штандарты различных родов: золотая, коричневая, серая и чёрная лошадиные головы Рисвеллов; ревущий гигант дома Амберов; каменная рука дома Флинтов из Кремневых Пальцев; лось Хорнвуда и водяной Мандерли; чёрный боевой топор Сервинов и сосны Толлхарта. Но яркие знамёна не могли полностью скрыть ни почерневших стен, ни заколоченных досками проёмов окон. Даже крыша выглядела по-другому – потемневшие от вековой сажи старые стропила заменили новыми из светлого необработанного дерева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
