Когда они впервые заметили ее позади своего маленького отряда — она обогнала купеческий караван, сопровождаемый охраной, — Букама высказал предположение, с какой стати одинокая женщина едет за тремя мужчинами. Если шестеро вооруженных мужчин днем не сумели убить одного, то, наверное, на это способна одна женщина под покровом ночного мрака. Разумеется, об Эдейн Букама и словом не обмолвился. По правде говоря, его предположение не оправдалось, потому что тогда Лан был бы мертвым, а не мокрым или искусанным муравьями; но Элис не удосужилась объяснить погоню, сколько Букама ни ждал от нее объяснений. Эдейн могла подослать женщину с поручением следить за Ланом, решив, что с ней он будет более беспечен. Поэтому Лан не спускал глаз с Элис. Но ничего подозрительного Лан за ней не замечал, разве что одно, да и то с натяжкой: когда их отряд проезжал через деревни, Элис принималась о чем-то расспрашивать местных жителей, причем держалась подальше от Лана и его товарищей и умолкала, когда они оказывались поблизости. Впрочем, в двух днях пути от Чачина она прекратила расспросы. Возможно, узнала, что хотела, на рынке в деревне под названием Равинда, но даже если и так, то радости Элис не испытывала. Вечером того дня она обнаружила возле лагеря куст волдырника, и Лан, к своему стыду, едва не потерял терпение.
Если Канлуум именовали порой городом в холмах, то Чачин можно было назвать городом в горах. Три самых высоких, пусть и со срезанными вершинами, пика возносились почти на милю, и в лучах солнца сверкали многоцветные черепичные крыши и выложенные изразцами стены дворцов. А на самом высоком пике выше всех зданий красовался Дворец Айздайшар, и над самым большим куполом над ало-зелеными стенами гордо реял стяг со вставшим на дыбы Красным Конем. Город окружали три кольцевых вала, перед каждым — ров шириной в сотню шагов, переброшенную через рвы дюжину мостов сторожили массивные башни. Движение по мостам было не в пример Канлууму оживленнее, в ворота и из ворот текли людские потоки и тянулись вереницы повозок, и поскольку Запустение отстояло от города гораздо дальше, то стражники в плащах с Красным Конем оказались куда менее придирчивыми, чем в Канлууме. Однако прошло еще немало времени, пока четверо путников пересекли Мост Восхода.
Едва миновав городские ворота, Лан сразу же потянул поводья.
— Вот мы и в стенах Чачина, — сказал он спутнице. — Обещание исполнено. Деньги оставьте себе, — прибавил Лан, когда она потянулась за кошелем.
Рин тут же напустился на него, мол, негоже так разговаривать с Айз Седай, начал с виноватой улыбкой извиняться перед ней, а Букама глухо заворчал, что у некоторых людей манеры просто-таки свинские. Женщина воззрилась на Лана с ничего не выражающим лицом; может, она и в самом деле та, за кого себя выдает? Если такое заявление — неправда, то она многим рискует. А если правда, то...
Развернув Дикого Кота, Лан галопом поскакал по улице, взбирающейся на гору; испуганные прохожие, как и кое-кто из верховых, шарахались в стороны. Букама и Рин нагнали Лана, когда он одолел уже полпути к Айздайшарскому дворцу. Если Эдейн в Чачине, то она там. Букама и Рин хранили молчание — весьма мудро с их стороны.
На плоской вершине, полностью заняв площадь гайдов в пятьдесят, раскинулась сверкающая громада куполов, галерей и переходов, напоминая небольшой городок. Украшенные эмблемой Красного Коня огромные бронзовые ворота под красной аркой были распахнуты, и когда Лан назвал себя — Лан Мандрагоран, а не ал’Лан, — стоявшие в суровой неподвижности стражники с улыбками поклонились. Прибежали слуги в красно-зеленых ливреях, приняли поводья лошадей и проводили каждого гостя в подобающие его положению апартаменты. Букаме и Рину предоставили по небольшой комнате на верхнем этаже одной из казарм. Лану же отвели три комнаты, стены которых были обиты шелком и украшены гобеленами; окна спальни выходили во внутренний дворцовый садик. В распоряжении Лана также оказались две широколицых горничных и долговязый паренек на посылках.
Несколько ненавязчивых вопросов слугам, и ситуация прояснилась. Королева Этениелле совершала поездку в глубь страны, но Брис, Принц-Консорт, находился в резиденции. Как и леди Эдейн Аррел. Упомянув о последней, женщины улыбнулись: они знали, каким будет его первое желание.
Умылся Лан сам, но одели его горничные. Незачем обижать их из-за того, что они слуги. У Лана была с собой одна белая шелковая рубашка, с виду не очень ношеная, и вполне приличная черная шелковая куртка; на ее рукавах золотилась вышивка — розы-кровавки, окруженные крючковатыми шипами. Розы-кровавки — в напоминание об утрате. Потом Лан выпроводил женщин в коридор сторожить его дверь, а сам уселся и стал ждать. С Эдейн он должен встретиться на людях, причем чем больше их будет рядом, тем лучше.
Она посылала за ним, звала к себе в апартаменты. На приглашение Лан не ответил. Учтивое обхождение с гостем требовало дать ему время отдохнуть с дороги, но, как показалось Лану, прошло немало времени, прежде чем его позвал Брис. С приглашением явилась шатайян, седая, величественная, словно королева, женщина — она распоряжалась всеми дворцовыми слугами, и Лану оказывали честь, поручив ей лично проводить его. К тому же без провожатого любой гость мог запросто заблудиться во дворце. Меч Лан оставил на лакированной стойке возле двери. От оружия не будет никакого толку, кроме того, он нанесет оскорбление Брису, появившись перед ним с мечом.
Лан предполагал, что предстоящая встреча с Брисом будет носить частный характер, однако шатайян ввела гостя в колонный зал, полный людей. В толпе неслышно сновали слуги, разносившие вино с пряностями. Они предлагали кубки кандорским лордам и леди, красовавшимся в шелковых одеждах с вышитыми эмблемами Домов, и выборным от наиболее влиятельных гильдий — судя по цеховым эмблемам на их одеждах из тонко выделанной шерсти. Впрочем, были тут и другие. Лан заметил нескольких мужчин с хадори, которые они не надевали по меньшей мере лет десять — это Лан знал наверняка. У женщин с коротко — до плеч и выше — подрезанными волосами Лан разглядел нанесенные на лоб круглые пятнышки ки’сайн. Завидев Лана, они склонялись в поклонах и глубоких реверансах — все эти мужчины и женщины, которые решили вспомнить о Малкир.
Взглянув на принца Бриса, коренастого, словно вытесанного из скалы мужчину средних лет, можно было сказать, что доспехи смотрелись бы на нем естественней, чем шелковые зеленые одежды, однако принц был привычен и к тому, и к другому. Брис носил титул Носящего Меч при королеве Этениелле, командовал ее армией и был ее консортом. Принц приобнял Лана за плечи, не дав ему поклониться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
