Проверка грозила Виноградову самыми серьезными последствиями, обнаружь гаишник подмену документов. Но фортуна в тот день явно благоволила другу артиста. Взглянув на фотографию в правах (а Дворжецкий там весьма сильно смахивал на друга), страж порядка спросил:
— А вы не… Я вас где-то видел?
— В кино могли меня видеть, — соврал нарушитель.
— А, да, да! Конечно, в кино! — радостно закивал головой гаишник. — А знаете, я бы вас никогда не узнал, если бы не фамилия ваша.
И тут взгляд милиционера упал на буклет, посвященный творчеству Владислава Дворжецкого, — он лежал на бардачке. Понимая, что от презента ему не отвертеться, Виноградов протянул книжку гаишнику:
— Возьмите, пожалуйста, на память.
Милиционер с явным удовольствием схватил буклет и тут же вернул права обратно. Помахав ему на прощание рукой, Виноградов рванул в сторону Переделкино. Как он потом скажет Дворжецкому: «Надо всегда возить с собой твой буклет — помогает».
Во вторник, 22 февраля, на Киностудии имени Горького Станислав Ростоцкий закончил съемки фильма «Белый Бим Черное Ухо». Картине суждено будет стать бестселлером (она даже удостоится Ленинской премии, что станет редким случаем, когда мнение широкого зрителя и властей совпадут), однако пока об этом никто еще не догадывается. В тот день были отсняты последние кадры фильма в декорации «квартира Ивана Ивановича» (эту роль исполнял любимый актер Ростоцкого Вячеслав Тихонов), после чего группе предстояли монтажные работы. Между тем, расставаясь с актерами, исполнявшими главные роли, Ростоцкий больше всех благодарил Валентину Владимирову, которая за свою долгую карьеру в кинематографе переиграла массу положительных героинь, а у Ростоцкого согласилась сыграть отъявленную мерзавку. Вот почему по давно заведенной традиции, оставляя в рабочем экземпляре сценария актрисы свои пожелания, режиссер написал: «Дорогой Валечке в благодарность за великую ее жертву, принесенную на алтарь этой картины. С. Ростоцкий, 22 февраля 1977 года».
Георгий Данелия продолжает снимать «Мимино». В начале февраля группа выезжала в Грузию (в Телави), где в течение недели снимала «деревенские» эпизоды картины. Затем, вернувшись в Москву, продолжила работу над «городскими». Так, 22 февраля в 5-м мосфильмовском павильоне в декорации «квартира Ларисы Ивановны» были отсняты эпизоды, где младшая сестренка Ларисы Ивановны и ее подружка разыгрывают по телефону Мизандари: выдавая себя за хозяйку квартиры, несовершеннолетние подружки сначала соглашаются прийти на свидание к Большому театру, а во время повторного звонка раскрывают свое инкогнито и предлагают Мизандари «катиться колбаской».
23 февраля съемочная группа переместилась в аэропорт «Домодедово», где снимался эпизод «в салоне самолета». На следующий день поздно вечером группа оккупировала Большой театр. Усадив в первые ряды массовку и двух главных героев — Мизандари и Хачикяна, — киношники сняли эпизод просмотра ими спектакля, а также отрывок из самого спектакля.
В тот же день Андрей Сахаров дал большое интервью парижской газете «Франс суар», в котором познакомил читателей не только со своими политическими воззрениями, но и рассказал о своей повседневной жизни. Приведу лишь один отрывок:
«В театре в последний раз я был в начале лета 1975 года, зато под давлением друзей был последнее время дважды на концертах — слушал Рихтера и Баха. Оба концерта оставили неизгладимое впечатление и при нашей жизни казались путешествием в другой мир. В кино не был очень давно. Читаю мало. Нет ни времени, ни сил, но иногда перед сном вслух читаю жене английские детективы, что-нибудь во втором или третьем часу ночи мы позволяем себе такой «релакс». Зарплата у меня по советским нормам большая — 350 рублей старшего научного сотрудника и 400 как академика, жена получает пенсию 120 рублей, теща — 85. Это наш семейный доход. Расход всегда его превышает — наша семья 7 человек. Мы живем вместе с тещей и семьей дочери жены в квартире из двух комнат, к которой я не имею никакого формального отношения, стеснив тещу и семью Тани, а последний год попросту выселив их на дачу…»
23 февраля в ГЦКЗ «Россия» состоялся праздничный концерт, приуроченный ко Дню Советской армии и Военно-Морского флота СССР. В нем участвовали многие известные исполнители, в том числе Лев Лещенко и Геннадий Хазанов. Последний несколько припозднился и приехал в «Россию» чуть позже всех. Входит он в гримерную, чтобы подготовиться к своему выходу, а там сидит Лещенко и, не обращая внимания на гримера, который приводил его лицо в порядок, что-то бухтит себе под нос. Хазанову стало интересно, и он спрашивает коллегу: «В чем дело, Лева?» И тот рассказывает ему жуткую историю. «Понимаешь, Гена, захотел я на днях купить себе импортный мебельный гарнитур, приезжаю в магазин, а мне говорят: кончился. Представляешь, мне такое говорят. Да я для них себя не жалею, всю эту херню совковую пою, а они мне — кончилось». — «Да, грустная история», — пожалел коллегу Хазанов. «Не то слово — паскудная», — согласился с ним Лещенко. И вновь принялся бухтеть про гадов-мебельщиков. В этот миг по громкой связи объявили о его выходе. А Лещенко все никак не может успокоиться. «Вам пора, Лев Валерьянович», — напоминает певцу гример. А он: «Нет, где все-таки справедливость, а? Я работаю, как ишак, даю по два десятка концертов в месяц, а мне — кончилось. Я что, должен еще об этом думать: как себе гарнитур достать?» «Лещенко — на выход!» — вновь донеслось из «громкой». Лещенко: «Да я сейчас вот возьму и не выйду!» Всем, кто находился в гримерке, стало не по себе: вдруг и правда не выйдет. Скандал! Но, к счастью, это был только секундный порыв певца. Он в последний раз взглянул на себя в зеркало, одернул на себе костюм и отправился на сцену — петь «совковую херню».
В пятницу, 25 февраля, Москва была потрясена новым ЧП, равным по своему резонансу январским взрывам: поздним вечером загорелась гостиница «Россия». Первое сообщение диспетчер получил в 21.24. Тут же был поднят на ноги караул ближайшей пожарной части во главе с лейтенантом Букановым. В тот момент о масштабах случившегося ничего известно не было, поэтому диспетчеры надеялись, что гостиничные службы справятся с пожаром собственными силами. Однако спустя какие-нибудь две-три минуты после первого звонка на службу «01» обрушилась лавина звонков — более 50. Стало ясно: «Россия» в серьезной опасности.
Между тем прибывшим к месту происшествия пожарникам открылась жуткая картина: в чреве северного корпуса по всей длине фасада, выходящего на улицу Разина, мерцали всполохи, из окон валил бурый дым, слышались крики людей. Судя по цвету дыма, горела синтетика, что было плохим знаком — огонь в таких условиях движется со скоростью 8 метров в минуту. Учитывая, что пожар длится уже 10–15 минут, легко было представить его масштабы и то, что будет дальше. Не теряя времени, пожарные бросились разворачивать шланги. Спустя еще 5—10 минут к месту пожара подтянулось еще несколько десятков пожарных бригад во главе с начальником УПО Москвы Иваном Антоновым (всего у «России» будет сосредоточено 35 автоцистерн, 61 автонасос, 8 машин газодымозащитной службы, 20 специальных автоходов, 19 автолестниц, столько же «трехколенок», число пожарных насчитывало 1400 человек). Вскоре к месту трагедии примчался и сам городской глава — 1-й секретарь МГК Виктор Гришин, который по радиотелефону держал в курсе происходящих событий председателя Совмина Косыгина. Однако ничего утешительного Гришин пока сообщить ему не мог.
Тем временем бригада разведчиков отправилась к очагу возгорания — на пятый этаж. Туда же стали подтягивать пенные и водяные стволы. Однако побороть пожар никак не удавалось: стоило пожарным сбить пламя в одном месте, как оно тут же возникало в другом. А внутри гостиницы нарастала паника. На этажах, где бушевал пожар, люди в отчаянии пытались найти выход. Удавалось это не всем. Очевидцы потом будут рассказывать, что многие люди, отчаявшись найти спасение, связывали простыни и пытались спуститься по ним вниз. Но, поскольку узлы вязались на скорую руку, впопыхах, они развязывались в самый ответственный момент — когда люди только начинали свой путь вниз. В итоге многие постояльцы гостиницы разбивались. Трагизм ситуации усугублялся еще и тем, что пожарные десницы доставали только до седьмого этажа, а выше пожарные добирались с помощью 4-метровых «штурмовок» — гибких ручных лестниц с крюком. Но «штурмовок» было меньше, чем требовалось, да и были они менее надежды, чем обычные лестницы. Пожарные несколько раз запрашивали у Минобороны вертолеты, но оттуда каждый раз поступал один и тот же ответ: «Нет». А все потому, что военные боялись гнева «свыше» — там могло не понравиться, что их вертолеты летают над Кремлем.
В те самые минуты, когда горела гостиница, в ГЦКЗ «Россия» проходил концерт Аркадия Райкина. Когда до конца Представления оставалось полчаса, кто-то из артистов обратил внимание на легкое марево за кулисами. Воздух стал каким-то сиреневатым, появился дымок. Когда после очередной интермедии за кулисы пришел Райкин, он спросил: «Мне кажется? Или что-то горит? Пахнет какой-то гарью. Надо бы проверить». Тут же несколько человек из администрации вышли служебным ходом во двор гостиницы. И обалдели, поскольку зрелище было то еще: напротив, в северном корпусе, на втором этаже в одном из освещенных окон то ли официантка, то ли горничная, стоя у окна, перетирала бокалы и проверяла их чистоту, поднимая к свету, а над ней на третьем этаже полыхало в огне окно. Тут же сообщили об этом Райкину, предложив прекратить спектакль. Но артист возразил: «Ни в коем случае! Никакой паники! Иначе будет Ходынка!»
