Далее, хотя авторы денежной школы были правы почти во всех своих теоретических построениях, они не сумели понять, что все те отрицательные последствия, которые они увидели в свободе частных банков эмитировать необеспеченные банкноты, присущи и «бизнесу» по предоставлению экспансионистских ссуд, выдаваемых против банковских вкладов до востребования. Эти последствия были менее явными и поэтому – гораздо более опасными. Авторы денежной школы совершили еще одну ошибку, когда посчитали, что наиболее подходящей мерой будет принятие законодательства, которое бы ограничило свободу эмиссии банкнот, необеспеченных золотом, и учреждало бы центральный банк как орган, стоящий на страже фундаментальных принципов денежной политики. Только Людвиг фон Мизес, следовавший традиции Модесте, Чернуски, Хюбнера и Михаэлиса, смог понять, что рекомендация денежной школы в части учреждения центрального банка является ошибочной и единственным способом отстоять здравые принципы денежной школы является свободная банковская деятельность, осуществляемая без привилегий (нарушать закон), т. е. на условиях 100 %-ного резервирования.
Неудача денежной школы имела фатальные последствия. Авторам, которые несли ответственность за разработку и принятие Закона Пиля 1844 г., несмотря на их благие намерения, не удалось исключить практику создания фидуциарных счетов, хотя они и запретили выпуск необеспеченных банкнот. Кроме того, представители денежной школы отстаивали идею банковской системы с институтом центрального банка. Отчасти под влиянием ошибочных идей банковской школы центральный банк со временем стал обосновывать и проводить безрассудную денежную политику и способствовать финансовым излишествам государства, т. е. вести себя намного глупее, чем могли себе представить теоретики, требовавшие его учреждения.
Таким образом, центральный банк в своей ипостаси органа централизованного планирования банковско-денежной сферы не может считаться естественным результатом эволюции свободного рынка. Наоборот, он был навязан рынку извне, когда правительства решили попытаться извлечь выгоду из высокоприбыльных банковских операций с частичным резервированием. В действительности этим шагом государство вышло за пределы своих обязанностей, состоящих в адекватном установлении и защите прав собственности вкладчиков банков. Государство стало использовать практически безграничные возможности в деле создания денег и кредита, когда освоило практику установления нормы обязательных резервов, обеспечивающих банкноты и депозиты. Таким образом, нарушив принципы права в сфере прав собственности, государство нашло свой вожделенный философский камень, обеспечивший ему неограниченное финансирование без обращения к налоговой системе.
Создание подлинной свободной банковской системы обязательно подразумевает восстановление требования 100 %-ного резервирования средств, полученных в виде вкладов до востребования. Пренебрежение этим принципом породило все те проблемы в сфере денег и кредита, которые позволили возникнуть современной нам финансовой системе с ее высочайшей степенью государственного вмешательства.
Идея состоит в том, чтобы реализовать знаменитую концепцию Хайека применительно к деньгам и банковской деятельности. В соответствии с этой концепцией, когда нарушаются традиционные нормы поведения, посредством силового государственного вмешательства или посредством предоставления государством специальных привилегий отдельным лицам или организациям, рано или поздно, но неизбежно начинают проявляться важные нежелательные последствия, наносящие серьезный ущерб стихийным процессам общественной координации.
Как было показано в первых трех главах книги, традиционные правила поведения применительно к банковской деятельности сводятся к соблюдению одного важного правового принципа. Согласно этому принципу обязательство сохранения, будучи важнейшим элементом договора хранения (поклажи) незаменимых вещей, в договоре, определяющем передачу на хранение заменимых вещей (таких как деньги), проявляется в виде требования постоянно поддерживать 100 %-ный резерв заменимых вещей (денег), полученных в виде банковского вклада. По этой причине любое использование этих денег, особенно для выдачи ссуд, означает нарушение этого принципа и, таким образом, представляет собой преступное деяние незаконного присвоения.
На каждом этапе истории банкиры подвергались искушению нарушить это традиционное правило поведения и использовать деньги вкладчиков в своих интересах. Вначале они делали это тайно, стыдясь, поскольку знали о бесчестной природе своего поведения. Только много позже банкирам удалось перейти к нарушению традиционного принципа права как к открытой и узаконенной практике. Это произошло тогда, когда они получили от государства привилегию использовать деньги своих вкладчиков, почти всегда в форме ссуд, которые первоначально часто давались самому государству. Так сложились отношения соучастников, объединенных общим интересом. Эти отношения между государством и банкирами, ставшие обычными, объясняют сегодняшнее «взаимопонимание» и «сотрудничество» между этими двумя разными институтами. Эта атмосфера коллаборационизма стала повсеместной, она примерно одинакова во всех западных странах, вне зависимости от любых конкретных обстоятельств. Ведь банкиры вскоре сообразили, что нарушение вышеуказанного традиционного принципа права, позволяя им вести дела с огромной прибылью, требует наличия кредитора последней инстанции – центрального банка. Этот институт должен снабжать их ликвидностью, необходимой в моменты кризиса, который, как подсказывал им их опыт, рано или поздно всегда повторяется. Центральный банк также взялся за организацию совместной скоординированной кредитной экспансии и заодно за принуждение граждан соблюдать законодательство об узаконенном средстве платежа, т. е. о монопольно выпускаемой центральным банком национальной валюте.
Тем не менее бедственные социальные последствия этой привилегии, выданной банкирам (и больше никакому институту или лицам!), были не вполне поняты, пока Мизес и Хайек не разработали австрийскую теорию экономического цикла. В ее основание они положили теорию денег и капитала, рассмотренную нами в главах 5–7. Авторы австрийской школы выявили последствия попытки достичь теоретически недостижимой цели (эта невозможность связана с юридически-договорными и технолого-экономическими факторами). Имеется в виду попытка внедрить в практику договор, в котором соединены фундаментально несоединимые элементы, комбинирующий свойства паевых фондов (в части получения дохода на «вклад») и свойства традиционного договора вклада (который по определению обязательно предполагает возможность изъятия денег в любое время по номиналу). Теоретики австрийской школы показали, что эти попытки рано или поздно неизменно запускают механизм стихийной коррекции. Коррекция начинается с неконтролируемого расширения предложения денег, инфляции, приводящих к массовым ошибочным решениям по размещению производительных ресурсов на микроэкономическом уровне. Однако в конце концов она выражается в спаде, ликвидации ошибок и искажений производственной структуры, произведенных кредитной экспансией, и в масштабной безработице.
