хозяйство, получил диплом, теперь работал на земле с Фином, но он со своей девушкой жили в городской квартире, откладывая деньги на покупку дома в одном из близлежащих поселков.
Мама Фина тоже съехала, но она съехала всего три месяца назад. Она уехала, чтобы Фин и Кларисса смогли пожить в доме вдвоем. Она работала последние шесть лет, начиная с должности секретаря в приемной Таннера Лейна на полставки, поэтому могла позволить себе купить квартирку. Потом Мими позвала ее к себе, у нее она работала неполный рабочий день, и половину дня у мистера Лейна. Потом Мими стала нуждаться в ней постоянно, ей приходилось не только заниматься кофе, но и помогать с выпечкой, поэтому Ронда стала работать у Мими уже полный рабочий день, и осталась у нее надолго. Она получала не миллионы, но в прошлом году умер ее отец и оставил ей немного, а Кирби с Фином подкинули ей еще. Она не жила в роскоши, у нее была маленькая квартирка с одной спальней, достаточно близко от кофейни, куда она могла ходить пешком, и квартирка была очень милой. Так что она не жаловалась.
Когда Фин довел Риси до верха лестницы, повернул ее направо, туда, где была ванная и раньше была комната его родителей. Затем он подошел к закрытой двери бывшей спальни родителей, и Риси уловила свежий запах краски.
Ее брови сошлись вместе, Фин открыл дверь, ввел ее внутрь и остановился.
Она замерла и уставилась на комнату.
— Святая корова, — прошептала она.
Она сообщила (всем), что в первую очередь собирается сделать после того, как переедет на ферму — переделать родительскую спальню Фина в их собственную. Она потратила какое-то количество времени на изучение, как хотела бы, чтобы выглядела их семейная спальня.
И вот она. Почти точь-в-точь как на картинке в журнале, которую она показывала чуть ли не всем, кто хотел ее увидеть.
Темно-бирюзово-серые стены. Белый потолок. Тяжелая, но элегантная мебель из темного дерева, включая кровать размера кинг-сайз. Высокие лампы со стеклянным колпаком на каждой тумбочке с висящим шнурком, на нижней части болтался кристалл. Большой плюшевый темно-серый ковер у кровати.
На одном из комодов стояла одна из ваз Дасти, большая. Не ее обычных расцветок или форм. Очевидно, она была сделана специально матово-серой снаружи, внутренняя часть, изогнутая губой — блестящего бирюзового цвета. Смотрелась великолепно.
На стенах в черных рамках, в кремово-матовой кайме висело множество черно-белых фотографий Фина, Клариссы или Фина и Клариссы на протяжении всех семи лет, что они были вместе.
И еще была большая рама с зеркальными фигурными краями, в ней находилась любимая фотография Клариссы, на которой были изображены она и Фин.
Фин стоял, прислонившись к стене сарая, на голове у него была его вездесущая потрепанная бейсболка, белая футболка прикрывала грудь, на ногах выцветшие джинсы, на ногах рабочие ботинки, на руках потрепанные кожаные рабочие перчатки. Кларисса прислонилась к Фину, одетая в короткие шорты, симпатичную футболку и еще более симпатичные сандалии на плоской подошве. Одна его рука была обвита вокруг ее талии, другая свисала. Одна ее рука, скрытая от посторонних глаз, была обернута вокруг его талии, другая — на его животе. Она стояла в профиль, Фин в анфас, его голова была запрокинута, прижата к стене сарая, ее подбородок был опущен вниз. Они оба смеялись.
Дасти сделала этот снимок. Кларисса обожала его.
— Свадебный подарок, — пробормотал Фин, и она посмотрела на него. — От твоей мамы.
Она медленно закрыла глаза, затем открыла их и оглядела комнату.
Она показывала маме ту фотографию в журнале.
И вот оно. Ее мама попросила Фина отвести ее к ручью, чтобы в течения дня сделать их спальню, вручив подарок Клариссе.
Семь лет назад что-то случилось с ее мамой, что встряхнуло ее окончательно, все сработало. Она снова вышла замуж за адвоката, но все еще продолжала работать, теперь помощником юриста в другой фирме, не там, где работал ее муж. Она даже ходила вечерами на курсы учиться, без отрыва от своей дневной работы. Они жили в уютной квартире в центре Инди, и у них была куча денег. У ее мамы снова появилась отличная одежда и отличная обувь, но она работала по шестьдесят часов в неделю и все равно каким-то образом умудрялась выйти замуж за парня, который оказался не слизняком, на самом деле довольно вполне нормальным.
А еще ей удалось стать хорошей мамой.
Поначалу это выводило Клариссу из себя.
Потом она привыкла к материнской заботе.
И Ноу сказал ей как-то раз, он так ей и сказал.
«Ну и ладно».
Это сработало. Мама и ее муж Джорди даже подружились с папой и Дасти. Они не ходили вместе ужинать или что-то в этом роде, но обменивались поздравительными открытками, рождественскими открытками, разговаривали и смеялись вместе всякий раз, когда происходило какое-нибудь семейное событие, например, День благодарения, рождественский ужин или барбекю Четвертого июля. У Джорди не было детей, но он был предан семье, и поскольку папа, Дасти и мама тоже были преданы семье, у них четверых все получилось.
Семь лет назад Кларисса сказала бы «ни за что».
Теперь она привыкла и к этому.
— Джорди тоже, очевидно, — продолжил Фин, и она оглянулась на него. — Твоя мама сделала здесь многое, но эту мебель... — Он замолчал, но она и так видела.
Недешевая. Мебель была даже не для выше среднего класса.
Она была лучшее, что можно было купить за деньги.
У них это будет на всю жизнь.
Кларисса улыбнулась в ответ комнате.
— Это не все, милая, — пробормотал Фин, она снова посмотрела на него, но он уже смотрел в сторону двери.
Затем все еще держа ее за руку, повел ее дальше по коридору в другой конец. Подошел к закрытой двери своей бывшей спальни, открыл ее и втянул внутрь.
Она остановилась как вкопанная, то, что увидела, проникло внутрь, и ее глаза наполнились слезами.
На деревянных полах были разбросаны разноцветные коврики. В углу стояло большое, пушистое, с выцветшим цветочным принтом кресло, которое раньше стояло в комнате родителей Фина и которое, по словам Клариссы, было единственной вещью в этой комнате, которую она хотела бы сохранить. Поверх него был наброшен свободный цветастый плед, который, как она знала, бабушка Фина сама связала крючком. Перед ним стояла маленькая банкетка для ног с кисточками и пуговицами, обитая бархатом приглушенного розового цвета. И еще находился большой, глубокий, широкий белый письменный стол
