- Слежу, что у вас творится, - жарко продолжал Есин, - и только диву даюсь: шумим, братцы, шумим! А как стояла единая и неделимая, так и будет стоять - никуда не сдвинется, ничто не изменится! Я вам скажу, господин Трумэн, вот что: и американский фермер и русский мужик одним миром мазаны, дурни дурнями, только американского отдрессировали, а наш еще темный - вот и вся разница. И тому и другому власть нужна, как же без власти?! Я бы на месте царя подкинул земли мужику, помог плугами, пусть банк пошевелится, вы необоротистые, а потом надобно поднять размер подати и понизить закупочные цены на хлеб - чистый бизнес. Почему вы медлите? Чего царь боится, солдаты ведь ему принимают присягу?!
"Ишь как распоряжается, - подумал Глазов, - тебя бы, канашечку, в Россию вернуть, ты бы там посоветовал!"
- Я вам скажу, господин Груман, что в моем бизнесе - он, конечно, не очень велик, я стою сорок тысяч долларов, - все решает сметка: смикитил вовремя, кредит взял, деньги вложил - и считай прибыль!
- Бизнес ваш каков? - спросил Глазов.
- Разный...
- Это как понять?
- Купля-продажа, - по-прежнему уклоняясь, ответил Есин, словно бы смущался чего-то. - Посредничаю, господин Груман, посредничаю. Там без этого нельзя. Русские всегда хотят сами - во всем и везде сами, и чтоб другому перепоручить - никогда!
- Давно изволили уехать из России?
- С родителями. Отец старовер, молиться дома не позволяли - уехал, ну и мы за ним... Я за русскими газетами слежу, всю торгово-рекламную полосу прочитываю, жду, когда и у вас посредники появятся, мы бы тогда огромные дела начали проворачивать, огромные!
- Для огромных дел миллионы потребны, а у вас всего сорок тысяч...
- Ну и что? Консул поможет, у нас все на взаимности - он мне, я - ему, и потом, деньги тут не столь важны, господин Груман, тут главное убаюкать партнера. Я вот раз взялся продать партию галстуков, надо мной все смеялись, говорили, что погорю, фасон из моды вышел, а я на этом деле заколотил десять тысяч! Мысль моя работала так: поскольку галстуки прошлогодние и уступили их мне поэтому за две тысячи, а не за семь, в Нью-Йорке их никому не всучишь: пуэрториканцы носят платочки из шелка, евреи - шарфы, негры ничего не носят, американцы начали следить за парижской модой. Но ведь есть провинция! Как к ней подкрасться? Очень просто. В обычную провинцию - а это почти вся Америка надо пролезть через самую захолустную провинцию. А какая самая захолустная провинция? Прерии. Кто там живет? Пастухи. Их называют ковбои. А что любят ковбои? Песни и женщин. Я нанял двух бездомных артисточек, одну русскую, тоже раскольница, отец с матерью привезли. Она за двадцать лет даже "хлеб" по-английски говорить не научилась, дикая девка, а вторую - француженку, стыда - ни на грош, заключил с ними контракт на гастроли, напечатал афиши про двух "звезд", американцы только "звезд" любят, это у них так великих артистов называют, и повез их в прерии; песни о галстуке, который носят русские мужики и французские буржуа, мои девки сочинили бесплатно. В Америке, доложу я вам, клюют на заграничное так же, как в России. На свое плевать им и забыть, дикие люди, я ж говорю! Так вот, вывез я моих девок в прерии, дал три концерта в Денвере, два в Далласе, есть у них такой вшивый городишко, они нефть ищут, нет там никакой нефти, бум это у них называется, когда ищут не то, что нужно, и не там, где есть, и продал партию галстуков, и заключил контракт на такой же фасон, вернулся в Нью-Йорк, продал исключительное право той же фирме, у которой брал рухлядь, и положил деньги в банк! Я просто не понимаю, почему русские купцы не могут пойти к царю и объяснить ему, что пора дать свободу торговли! Это же выгодно!
- Объяснят еще, - скрипуче согласился Глазов, - всему свое время.
- Нет свое время, - разгорячившись, Есин впервые за все время начал говорить с акцентом. - Как это говорят у вас: "Каждому овощу свое время"? Правильно говорят. В России все правильно говорят, только неверно делают!
- Экий вы колючий, господин Есин... Простите, запамятовал ваше имя-отчество, - сказал Глазов, хотя прекрасно знал, что Есина зовут Митрофан Кондратьевич и что отец его не был старовером, а просто-напросто бежал из-под суда после растраты на Прохоровской мануфактуре.
- Там меня зовут Майкл, - ответил Есин, - а вообще-то я Михаил Константинович...
- Михаил Константинович, я бы хотел прервать вас, рассказать, чего мы ждем от вашей работы...
- Фирма Есина сделает любую работу, господин Груман, особенно если надо кого перехитрить! Может, спустимся выпьем кофе, скоро время ланча?
- Какое время? - не понял Глазов.
- Там говорят "ланч-тайм", обеденное время: жрут по минутам, одно и то же, как племенные быки...
- В ресторане неудобно говорить... У немцев тоже, знаете ли, "мальцайт", сейчас не протолкаешься.
(Глазов понял, что своим "мальцайтом" он хотел взять реванш за "ланч-тайм", и ему сделалось стыдно этого: перед кем хвастал?)
- Ну что, тогда договорим здесь. Пожалуйста, слушаю вас.
- Мы ждем от вас подробного отчета о том, как будет проходить съезд социал-демократов в Стокгольме, Михаил Константинович.
- Кого? Социал-демократов? Которые убили Плеве?
- Плеве убили социалисты-революционеры.
- Да? Странно, там говорили, что социалисты...
- "Там" - это Америка? - поинтересовался Глазов.
- Да.
- Вы странно называете свою новую родину - "там", "они", "у них".
- А это там... у ни... - Есин рассмеялся, - это у нас принято; за океаном чистых нет, со всего мира по нитке, не сплотились еще, для американца штат дороже страны, а еще пуще - свой город. Они никогда не скажут "в Америке", они всегда "ин зис кантри" говорят, "в этой стране".
- Занятно... Так вот, Михал Константиныч, у нас в России, - выделил Глазов, - заинтересованы в том, чтобы вы своим острым, деловым умом вытащили главное - суть разногласий между двумя фракциями: Ленина и Плеханова, помогли нам понять, какие люди как себя ведут, с кем бы, например, вы смогли поговорить по своей методе: убаюкать, расположить, убедить...
- Кого завербовать можно? - уточнил Есин. - Вы это имеете в виду?
- Мы называем - "склонить к сотрудничеству". Но я не это имею в виду. Я хочу получить ваши рекомендации иного рода: с кем из участников съезда можно разумно говорить, кто, по-вашему, поддается логике, разуму, кто ближе по своей духовной структуре к деловому человеку...
- Это я сделаю, - пообещал Есин, - я чувствую человека сразу же, только мне его сначала надо расшевелить, дать выговориться, обсмотреть...
"Мои мысли повторяет, - подумал Глазов, - неужели похожи, а? Вот ужас-то".
- Ну и прекрасно, Михал Константиныч, коли так... В Стокгольме поселитесь в отеле "Рюлберг", я там от вашего имени номерок забронировал, там, кстати, русские будут жить, делегаты, Алексинский, Свердлов, возможно, Саблина и Джугашвили. Видимо, там же поселятся господа из Польши: Ганецкий и Варшавский...
- С поляками мне труднее, я их языка не знаю, только "матка боска"...
- Ничего, они говорят по-русски, а господин Варшавский знает к тому же английский. Я вас там по телефону разыщу и скажу свой адрес, только вы не записывайте его, ладно? И когда ко мне пойдете - оборотитесь, не топает ли кто за вами. Само собою, все паши счета будут мною оплачены незамедлительно.
Ероховский встретил Глазова оглушающе громким вопросом, не прикрыв даже дверь номера, - расконспирировал, идиот, махом:
- Вы из столичной охраны или варшавянин, коего я не встречал ранее?
Глазов даже вспотел от ярости, втолкнул Ероховского в комнату, потом чуть отворил дверь, глянул в щелочку - нет ли кого в коридоре, покачал сокрушенно головой:
- Нельзя так, Леопольд Адамович, здесь могут жить люди, знающие русский. И потом - без пароля, первому пришедшему, разве можно?
- Я с похмелья, Андрей Андреевич, с похмелья...
- С похмелья, а ведь Андрея Андреевича запомнили. Вы уж, ради бога, осторожнее себя впредь ведите.
- Слушаюсь, вашродь!
- Вы что эдакий колючий?
- Погодите, колючим меня еще увидите, я сейчас добрый, как воск, я податливый сейчас, Андрей Андреевич. Водки не желаете? Дрянная у немцев водка. Я весь этот "Кайзерхоф" обошел, пока-то отыскал бутылку, - мензурками наливают немцы, сущая фармакология, большая аптека, а не страна. Закусываете? Или холодной водою?
- Я не пью.
- Вовсе?
- Совершенно. Вообще-то на праздники могу, на масленицу или там на светлое Христово воскресение, но сейчас... Работы впереди у нас много, да и пост держу - грех. Игорь Васильевич предупредил, в чем будет заключаться ваша задача?
- В общих чертах, Андрей Андреевич, в общих чертах. Вы не взыщите, я пропущу рюмашку, а?
- Но чтоб последняя, ладно? А то вам завтра вечером уезжать на север, там встреч у вас будет много, интересных встреч, обидно, ежели вы в хмельном состоянии будете пребывать, - главное пропустите, а вам из этого главного впоследствии многое можно будет извлечь для своих реприз.
- Я реприз не пишу. Их пишут Элькин и Коромыслов, Андрей Андреевич. Ваше здоровье...
