Эрлан поднялся и уперся в стену кулаками.
Что толку в разбирательстве кто, что смеет, что толку в криках ярости?
Ему очень хотелось разнести эту иллюзию Нерса, и его снести заодно со всем Морентом, со всеми советниками. Лишь бы на развалинах стояла одна, и по-прежнему была его – Эйорика…
А может Маэр присмотрел для нее более подходящую партию, и потому решил убрать его, убрать раз и навсегда, отправив за черту?
Лой впечатал кулаки в стену и закричал в потолок, далекий, как само небо и свобода.
Бежать? Без Эи он не сдвинется, с Эей – невозможно. Она уже потеряна. Впрочем, никогда и не была с ним…
Что же может предъявить Маэр?
Эрлан поморщился, уткнувшись лбом в стену – очень много. Вее, Тангер, Соудхайн, Лаверт, Неберги – все они на его счету. Но все изгои, потому что встали за изгоя! Значит, на Лой вины нет.
Стежня, ставшая приютом и оплотом Эберхайму? От этого отмыться будет тяжелей, но и найти свидетелей… Впрочем, Маэру они не нужны.
Значит, Стежня.
Что еще?
И скривился от бессилия – если Хранитель выкопал его связь с Вантарей?
Год лишения права получит точно. С обвинением в применении права для завладения девушки он еще справится, попытается объяснить, убедить, но если станет известно, что Эйорикане первая…
Что же еще?
Задание Инара? Да, за это могут припечатать так, что Эберхайм окажется на одной планке с Лой. Только Дейндерт прав, и случись, Эрлан вновь бы пошел на все, чтобы выполнить. Другое, что не выполнил, как не пытался. И это грызло больше всего.
Нет, Хранитель не мог это узнать. Значит, изгойства можно избежать, значит, еще не все потеряно.
И стек по стене, застонав – кого ты обманываешь, кого хочешь обмануть? Хранителю, как и всем жителям Морента, все равно на его доводы – они живут старыми законами, не ведая, что в мире за стенами города давно действуют другие. И если Лалу взяли за убийство одного светлого, то здесь повесомей будет обвинение, и одного пункта хватит, чтобы перечеркнуть разом все.
Один выход – бежать. Но как раз это невозможно. Не потому что нереально физически – скорей морально. Предать Эю и Инара, и все, чем он жил эти годы. Расписаться в собственной слабости, и трусости. И все равно потом жить изгоем.
Как ни крути, упираешься в одно – финиш.
Зверь прыгнул в небо, как в двери, и Эя притормозила на пару секунд от растерянности. Обычный просвет меж кустами – куда там можно выйти? И все несмело шагнула и… тут же задохнулась, потеряла бодрость и ясный взгляд.
Вновь вернулась слабость, и вокруг было сумрачно, почти как на душе.
Девушка оказалась в небольшом помещении с пятью светящимися тубами, четыре из которых были пусты. Меж ними прохаживался "тигр" и поглядывал на нее, словно спрашивал – чего мешкаешь? Ты хотела – я привел.
Эра прислонилась к стене и смотрела на замкнутые камеры, похожие на вертикальные биокапсулы. Для местного уровня цивилизации они были слишком чудесаты и выглядели грейдерами на ногах питекантропа. И навевали интересные мысли – все еще сложнее, чем она думала, и светлые, возможно, сами поселенцы.
Это меняло многое и вводило в некий ступор.
Зверь исчез за одним из тубов, а она и не заметила – стояла и тупо пялилась на технологии каземата – знаковые. Тут не право работало – именно технологии.
Девушка несмело шагнула в центр меж ними, оглядывая каждый и, замерла, видя в одном Эрлана. Он был четко виден за дымчатым стеклом, но так же было видно, что с его стороны стены каменные.
Мужчину маяло, он бродил, чуть касаясь стен, по кругу. Останавливался, хмурился, щерился, жмурился, кривился и опять ходил, то поглядывая в потолок, то впиваясь руками в стену.
Эя смотрела на него, потеряв все вопросы и претензии. Он казался ей далеким и в то же время, как никогда близким. Прильнула к стеклу, прижалась лбом и ладонями и смотрела, забыв, что хотела.
Эрлана как дернуло – холодком по коже ощущение, что Эя рядом. Обернулся и уставился в стену, не ведая, что смотрит прямо в глаза жене и у той от его слепого взгляда мурашки по коже.
– Эя? – протянул тихо, а он слышала будто и стекла меж ними нет.
Эрлан отступил, как будто испугался, в стену впечатался и застыл, глядя, как смертник перед приговором.
– Нет… Уходи! Уберите ее!! – закричал вдруг в потолок, требуя. Он был чужим, был совсем другим, не тем, которого знала. И в голосе была ярость, а не любовь.
Девушка сползла на пол и закрыла глаза: кому она верила, во что, и что происходит? Что она хотела, придя сюда?
И очнулась – правды!
– Эрлан? – позвала, чуть тронув ладонью стекло.
Мужчина скривился от бессилия, отступил, а некуда.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Не о чем, – выдохнул, закрываясь – лицо в маску превратилось и холод в глазах, будто она в чем виновата.
– Я хочу понять…
– Понять? – вскинулся. Постоял и подошел к стене, встал на колени и прижал ладонь к ее ладони, словно видел. Он снова был собой, тем кого она знала. Эти метаморфозы за секунды удивляли, но как-то не задерживались в сознании. Эра дрогнула, увидев его так близко, почувствовав и через стекло его тепло и… любовь. Да, именно любовь, возможно еще большую, чем то чудо, что некогда показала ей сестра.
И стало как-то все равно на все обвинения в его адрес, и хотелось одного – вот так стоять и слушать ощущения нежности и любви, что стирала все преграды и была не властна над законами и пространством.
– Тебе не стоило приходить, Эя, – прошептал Эрлан, греясь в тепле ее ладони, что чувствовал и через стенку. – Тебе вообще не стоит вспоминать обо мне.
– Почему?
– Маэр прав, обвинения правомерны, – склонил голову, с трудом выговорив. – Я применил право, чтобы ты была со мной. Они помогут, снимут.
И тишина, и только стук сердец, сливающийся в одно.
Эрика погладила стекло, обводя овал лица мужчины и, улыбнулась:
– Я знаю. Мне плевать на это.
Эрлан с минуту не шевелился и вот вскинул взгляд, в котором непонимание смешалось с удивлением.
– Я пришла узнать совсем другое, и очень прошу тебя сказать мне правду.
– Что? – нахмурился, щурясь от растерянности.
– Там, когда убивал Тихорецкую, ты знал, что мы появимся?
Эрлан склонил голову, волосы закрыли ему лицо, и Эя не видела кривой усмешки. Он повернулся спиной к девушке, сел, не в силах чувствовать ее, слышать и отвечать на вопросы, и не в силах уйти.
– Я знал, что должны прийти светлые из другого мира, – бросил глухо. И закрыл глаза, впитывая ощущения близости девушки, последние минуты, когда они хоть так вместе. Он понимал, что им остаются мгновения до разлуки навсегда, и хотел продлить оставшиеся, чтобы после можно было жить памятью о тех днях и часах, когда они были вместе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
