понюхали табачку.
– Это мой брат, – представил он его Себастьяну. – Его зовут Валака. В молодости он убил копьем льва. Крупного льва с черной гривой.
Эта информация показалась Себастьяну не совсем идущей к делу, страх разоблачения не покидал его, вызывая нервное беспокойство. Тем более что кругом полно немцев, крупных, светловолосых, громко отдающих распоряжения, то и дело подгоняющих работников, наблюдающих за ними с высоты палубных надстроек, расталкивающих локтями, когда они проходят мимо. Себастьяну было очень нелегко сосредоточиться.
А двое его сообщников по-родственному предались разговорам. О том, что младшая дочка Валаки родила прелестного ребенка, что за время его отсутствия на деревню Валаки напал леопард и убил трех коз. Кажется, очередной внучок не мог заменить Валаке потерю коз. Он был очень расстроен.
– Леопарды – это дерьмо мертвых прокаженных, – сказал он и хотел было продолжить обсуждение этой темы, но Себастьян его перебил:
– Расскажи мне о том, что ты видел на этой лодке. Говори быстро, у нас мало времени. Я должен уходить, пока этот немец не явился сюда за нами с веревками.
Упоминание о веревках произвело свое впечатление, разговор вошел в правильное русло, и Валака начал докладывать.
В брюхе этой лодки есть железные коробки, и в них горит огонь. Такой жаркий, что глазам больно, когда открывают дверцу, и становится видно, что огонь дышит так, как сто лесных пожаров, которые пожирают…
– Да-да, я понял, – обрубил Себастьян это лирическое отступление. – Что видел еще?
Еще произошло великое перемещение предметов, их передвинули на одну сторону лодки, чтобы она повернулась в воде на один бок. Им пришлось таскать множество коробок и тюков, откручивать болты на машинах и пушках. Посмотри, их все перенесли в другие места. Из комнат под крышей палубы взяли и унесли огромное количество очень больших пуль, а еще белые цилиндры с порошком для пушек, перенесли их в другие комнаты с противоположной стороны.
– Что еще?
Рассказывать было много чего, очень много. Валака с восторгом поведал про мясо – оно хранится в маленьких железных баночках, про светильники, которые горят без фитилей, масла и даже пламени, про огромные вращающиеся колеса и пронзительно кричащие и бормочущие коробки из стали, про чистую, свежую воду – ее изрыгают длинные резиновые змеи, иногда холодную, а в другое время такую горячую, будто ее вскипятили на костре. Словом, там было так много разных чудес, что уму человеческому непостижимо.
– Все это мне известно. А больше ты ничего не видел?
Разумеется, видел. Немцы застрелили троих работников из местных, выстроили их в ряд и завязали глаза тряпками. Эти люди подпрыгивали, дергались и падали, очень смешно было смотреть, а потом немцы смыли с палубы кровь водой из длинных змей. И с тех пор ни один из работников даже не притрагивался к одеялам, ведрам и другим маленьким предметам, которые можно было унести с собой, – цена за них оказалась непомерно высокой.
Рассказ Валаки о казни еще больше напугал Себастьяна. В конце концов, он сделал то, зачем сюда приехал, и теперь его желание поскорее удрать с этой проклятой «лодки» стало просто невыносимым. Этому, кстати, способствовал и присоединившийся к ним без приглашения германский старшина первой статьи.
– Ну вы, ленивые черные бабуины! – заорал он на них. – Устроили тут пикничок… здесь вам не воскресная школа! Шевелитесь, свиньи, шевелитесь!
Вместе с двоюродным братом Мохаммеда они, даже не попрощавшись, покинули Валаку и бегом бросились прочь. Но, не добравшись до трапа, Себастьян вдруг остановился. Оба немецких офицера все еще стояли там, где он их оставил, но теперь они смотрели вверх, на высокие дымовые трубы. Тот, что повыше, с золотистой бородой, размахивая вытянутой рукой, что-то говорил, а коренастый внимательно его слушал.
Двоюродный брат Мохаммеда стремглав проскочил мимо них и пропал за бортом крейсера, оставив Себастьяна в растерянности, – ему очень не хотелось пробегать под обстрелом голубых глаз высокого офицера.
– Манали, где же ты, спускайся скорей! Останешься здесь, лодка отплывает! – донесся снизу сквозь пыхтение двигателя катера слабый, но настойчивый голос двоюродного брата Мохаммеда.
Себастьян с бешено колотящимся о ребра сердцем снова двинулся вперед. Еще с десяток шагов – и он уже возле спуска.
Немецкий офицер повернулся и увидел его. Громким голосом окликнул Себастьяна и двинулся к нему, вытянув перед собой руку, словно хотел удержать его. Себастьян крутанулся на месте и нырнул вниз по трапу. А на катере уже отдавали концы, и вода бурлила у него за кормой.
Себастьян достиг горизонтальной решетки внизу трапа. Катер отходил, между ними было уже десять футов. Он прыгнул, на мгновение повис в воздухе и ударился о верхнюю кромку борта. Пальцы его нашли, куда можно вцепиться, в то время как ноги болтались в теплой воде.
Двоюродный брат Мохаммеда схватил его за плечо и втащил на катер. Они вдвоем повалились на палубу.
– Проклятый черномазый, – сказал Герман Флейшер и отвесил тому и другому по оплеухе.
Потом он вернулся к своему стулу на корме, а Себастьян улыбнулся ему, чувствуя сейчас к этому человеку даже что-то вроде симпатии. После того смертельно страшного взгляда голубых глаз Герман Флейшер казался ему не более опасным, чем плюшевый мишка.
Потом он оглянулся и посмотрел на крейсер. Немецкий офицер стоял на самом верху трапа и, провожая их взглядом, наблюдал, как удаляется и берет курс вверх по течению катер. Потом он повернулся и пропал из виду.
73
Себастьян сидел на кушетке в капитанской каюте корабля его величества «Ренонс» и, положив руку на подлокотник, боролся с накатывающими на его мозг волнами страшной усталости.
Он не спал уже тридцать часов. После удачного побега с крейсера «Блюхер», все долгое время, когда катер плыл вверх по реке, Себастьян не мог от страха сомкнуть глаз – сказывалось нервное напряжение.
Высадившись на берег, он потихоньку, незаметно для часовых-аскари, покинул лагерь Флейшера и при свете луны поспешил к Флинну и Розе.
Торопливо перекусив, все трое сели на велосипеды, любезно предоставленные им от имени королевского флота, и всю ночь крутили педали по неровной слоновьей тропе к одному из притоков Руфиджи, где в камышах у них была спрятана долбленка.
Уже на рассвете они выгребли из неохраняемой немцами протоки дельты в открытое море, а там их уже поджидал вельбот крейсера его величества «Ренонс».
Двое суток на ногах – неудивительно, что Себастьян был сейчас такой квелый. Роза примостилась с ним рядышком. Она держала его за руку, время от времени озабоченным взглядом поглядывая на мужа. В бурном совещании, которое проводилось в
