Теперь они меньше чем в часе ходьбы от банды, но из-за дождя и тумана стемнело раньше времени. Шон сделал Матату знак остановиться. Оба они за весь день не произнесли ни слова.
Люди, за которыми они шли, потеряли бдительность. Вначале они возвращались назад и путали след, раздваивали его и так искусно перепрыгивали, что даже Матату с трудом читал эти знаки – но теперь чувствовали себя уверенно и в безопасности. Бросали по дороге, пожевав, сочные стебли бамбука, оставляли зияющие надрезы на растениях и глубокие следы, ступая тяжело от усталости, и Матату шел по их следу, как по бетонной дорожке. Один из беглецов даже облегчился на тропе, не позаботившись прикрыть свои экскременты, и от них еще шло тепло. Матату улыбнулся Шону через плечо и сделал рукой жест, означавший «Очень близко».
Шон раскрыл ударный механизм двуствольного «гиббса», не позволяя ему щелкнуть. Он достал из казенника два патрона в медных гильзах и заменил их двумя другими, из кожаной сумки для боеприпасов. .577-миллиметровые патроны толще большого пальца человека, кургузые тупоносые головки пуль покрыты слоями меди и тонкого свинца, так что, встретившись с живой плотью, разрывают ее, оставляя обширные раны и нанося смертельный урон жизненно важным органам. Этот небольшой ритуал смены патронов был одним из суеверий Шона – он всегда так делал, сближаясь с опасной дичью. Так же неслышно и осторожно, как раскрыл, он закрыл ружье и оглянулся на двоих людей за собой.
Белки глаз Алистера блестели на зачерненном лице. Он держал автомат «брен» [98]. Шон не смог отучить Алистера от него. У автомата неудобный длинный ствол и большой вес, но Алистер любит автоматическое оружие.
– Когда я иду за Микки-Маусом, мне нравится превращать воздух в свинец, – объяснял он со своей ленивой улыбкой. – Ни у кого не будет шанса заткнуть мои яйца мне в рот.
Замыкавший цепочку Рей Харрис поднял большой палец, но пот и дождь проедали светлые полоски в смеси жира и сажи на его лице, и даже сквозь маскировку Шон видел, как тот осунулся от страха и усталости.
«Старик становится ни на что не годен, – бесстрастно подумал Шон. – Скоро придется отпустить его на травку, пастись».
Рей держал ручной пулемет «стерлинг» [99]. Шон подозревал, что Рею просто не удержать более тяжелое оружие. «В бамбуке он стреляет в упор», – объяснял свой выбор Рей, и Шон не стал с ним спорить или говорить, что маленькая девятимиллиметровая пуля срикошетит от любой веточки, что в густой растительности пуля просто застрянет, тогда как тяжелые пули «гиббса» пробьют и ветку, и живот Микки-Мауса за ней, а короткий двадцатидюймовый ствол лучше всего подходит для действий в бамбуке: его легко поворачивать, не рискуя задеть за ветвь.
Шон негромко щелкнул языком, и Матату двинулся по следу своей валкой, мягкой походкой, которой без устали шел день и ночь. Они пересекли еще один густо заросший бамбуком кряж, и в долине за ним Матату снова остановился. В густой тьме Шону пришлось подойти к нему и опуститься на колени, чтобы осмотреть то, на что показывал следопыт. Но даже после того как Матату ему показал, Шону потребовалась почти минута, чтобы понять: справа к следу присоединяется другой.
Шон жестом подозвал Рея и прошептал ему на ухо:
– К ним присоединилась еще одна группа Микки-Маусов, вероятно, из базового лагеря. Восемь человек, три женщины, так что всего тринадцать. Счастливое число.
Пока он говорил, свет окончательно померк и снова пошел дождь; он мягко лился с пурпурно-черного неба. Через пятьсот ярдов Матату снова остановился. Шон едва видел светлую ладонь своей правой руки, когда давал сигнал к остановке. Ночь совершенно поглотила след.
Белые люди нашли для себя древесные стволы, к которым можно было прислониться; они расселись лицами наружу защитным кругом. Матату Шон взял под свой плащ из обезьяньих шкур, как усталую охотничью собаку. Костлявое тело пигмея было холодным и влажным, как форель, только что выловленная в ручье, и пахло от него травами, перегнившей листвой, дикими животными. Поели сухого, жесткого соленого мяса буйвола и черствых кукурузных лепешек, взятых из сумок, и спали, делясь телесным теплом, а капли дождя падали на мех над их головами.
Матату коснулся щеки Шона, и тот мгновенно проснулся в полной темноте, сразу сняв с предохранителя «гиббс», лежавший на коленях. И сидел неподвижно, настороженно прислушиваясь.
Рядом с ним Матату принюхался, и спустя мгновение Шон сделал то же самое.
– Древесный дым? – прошептал он, и оба встали.
В темноте Шон прошел туда, где лежали Рей и Алистер, и поднял их. Они двинулись вперед в ночи, держась за пояс идущего впереди, чтобы не потеряться. Запах дыма то наплывал, то пропадал, но становился сильнее.
Матату потребовалось почти два часа, чтобы, используя обоняние и слух, точно засечь лагерь мау-мау, и в конце концов они увидели слабый блеск углей костра. Хотя капель в зарослях бамбука заглушала звуки, они тем не менее слышали их: негромкий кашель, приглушенный храп, бормотание женщины в кошмаре, – и Шон с Матату расставили всех по позициям.
На это ушел еще час; но в кромешной предрассветной темноте Алистер лежал на склоне в сорока футах от гаснущего костра, Реймонд прятался среди скал у ручья на его противоположном берегу, а сам Шон вместе с Матату залегли в густом кустарнике рядом с тропой, ведущей в лагерь.
Ствол «гиббса» лежал у Шона на левом предплечье, в правой руке он держал рукоять, согнув палец на предохранителе. Он укрыл себя и Матату меховым плащом, но оба даже не задремали, взвинченные до предела. Когда их тела соприкасались, Шон чувствовал, как дрожит от сдерживаемого нетерпения маленький ндоробо. Он был как охотничья собака, почуявшая добычу.
Вкрадчиво приближался рассвет. Вначале Шон понял, что видит свою руку на ружье перед лицом, потом перед глазами появился и короткий толстый ствол. Он посмотрел вперед и разглядел щупальце дыма костра, поднимающееся из мрачного леса к более светлой полоске тьмы – к небу над бамбуком.
Светало быстро, и Шон разглядел по сторонам костра два примитивных убежища, низкие навесы высотой не больше чем по пояс, и ему показалось, что в одном из них он заметил движение. Возможно, спящий повернулся и натянул одеяло на голову.
Кто-то кашлянул – сипло, влажно. Лагерь просыпался. Шон посмотрел вверх по склону, потом вниз, в сторону ручья. Он видел мягкий блеск отполированных водой камней, но ни следа других охотников.
Свет разгорался. Шон на мгновение закрыл глаза и снова открыл их. Он отчетливо видел столб, поддерживавший крышу ближайшего шалаша, а за ним смутный человеческий силуэт, фигуру, закутанную в меховое одеяло.
