Арко было просто смешно. Делиться статусом она не стала, прогнала всех, как одну, уверенно ответив, что им нечего делать с официальными бумагами в руках. Не то чтобы она получила большое удовольствие от того, что сама ловила Сагрона по университету и всучила ему ручку или перо, трудно вспомнить, что конкретно, но зато была совершенно уверена в том, что никаких ошибок не допустили. А это, надо сказать, радовало невообразимо.
Мясо на сей раз сжалилось — и сжарилось. Вкусное, по крайней мере, на вид, оно источало великолепные ароматы, и Хелена, не особый фанатик хорошо покушать, если честно, подалась даже вперёд и мягко улыбнулась.
— Ты большая молодец, — промолвила она. — Конечно, жить в общежитии для студента, наверное, удобнее, но если была б такая возможность — я б оставила тебя у нас дома насовсем!
— Ну, это неудобно… — улыбнулась Котэсса. — Я ведь вам, в конце концов, могу мешать, и…
— И что? Отобьёшь у Элеанор несуществующих женихов? — хмыкнула Хелена. — Не морочь мне голову лишним смущением. Тут нет ничего такого, что ты могла бы испортить. А умную волшебницу приятно иметь в любом доме.
Тётушка к Котэссе так не относилась. В профессоре Ольи было что-то определённо тёплое, мягкое, но в тот же момент строгое. О такой матери, если честно, кто угодно мог только мечтать, и Элеанор невообразимо повезло. У самой Тэссы мама была забитой деревенской женщиной, и хотя плохо выражаться о той, кто тебя родил, не было принято, на самом деле она многое бы отдала, если б могла хоть немного изменить собственную родню. Например, отобрать у них это жуткое потребительское отношение к ней самой, заставить смотреть на дочь как на что-то живое, чувствующее, а не как на отменное средство дохода.
Она мотнула головой и вновь принялась за салат. Сначала приходилось ещё и очень заботиться о том, чтобы не испортить прекрасные чистые поверхности, не запачкать ничего — ведь белые, выложенные дорогостоящим кафелем стены аж сверкали.
Потом Элеанор сказала, что сверкали они только потому, что никто здесь ничего не готовил. Мама предпочитала заказывать еду в каком-нибудь ресторане, правда, с доставкой на дом, ну, или уж сама куда-то уходила. Элеанор питалась в студенческой столовой, как и профессор Хелена, когда у неё не хватало времени или денег на что-то подороже и постатуснее.
Котэсса, по крайней мере, обеспечивала их регулярным ужином и завтраком — это не могло не радовать. Ольи даже сообщали в один голос, что наконец-то перестали голодать.
…Пару раз заглядывали студенты. Однажды — правда, с Элеанор, — пришёл доцент Ролан. Котэссе невероятно хотелось извиниться перед ним за это глупое проклятие, но она, признаться, не решилась — он совершенно не казался обделённым.
Элеанор сказала, что большую часть свободного времени он тратит на то, чтобы помочь ей с исследованиями, а значит, не думает о женщинах и вовсе. Но Арко всё казалось, что если и есть женщина, о которой Лантон и вовсе мог подумать, то это была именно Элеанор, такая красивая, такая умная…
Вся в мать.
Удивительно, как вообще в голову могла прийти дурная мысль об измене профессору Хелене! Конечно, Котэсса никогда не видела её супруга, но представляла себе мужчину далеко не столь привлекательного, как его драгоценная жена. Умна, сама зарабатывает себе на жизнь, не терпит зависимости — может быть, госпожа Ольи была просто слишком идеальной для того, чтобы обыкновенный мужчина мог находиться рядом с нею?
Потому что замечательным её муж быть ну просто не мог. Замечательные не изменяют, даже если не любят — в таком случае они честно подают на развод, а не морочат голову всему свету и супруге в первую очередь.
— Я очень надеюсь, — принимаясь за мясо, протянула Хелена, — что мой супруг только проездом на один день. Потому что он отвратительно ведёт себя, когда пребывает в доме. Правда, на сей раз он уж точно не явится с друзьями… Котэсса, девочка моя, — она коснулась её руки. — Я тебя прошу, просто будь осторожна. Однозначно, если моему ненормальному мужу вдруг что-то стукнет в голову…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я бы никогда не…
— Я знаю, — прервала её женщина. — И проблема не в тебе. Просто мне бы не хотелось, чтобы в моём доме были скандалы. Ты не будешь в них виновата, в этом у меня нет совершенно никаких сомнений. Но мой муж, увы, крайне непонятливое существо…
Котэсса покраснела. Она даже не понимала толком, к чему могли привести подобные разговоры — ей казалось с одной стороны, что женщина ни в чём её совершенно не подозревала, но в тот же миг, возможно, предупреждала о некой опасности.
В любом случае, девушка давно уже уяснила, что следует соблюдать осторожность и не позволять никому переступить через определённую давно уже черту. Даже если этот кто-то будет не пожилым супругом покровительницы, а её собственным, скажем, женихом.
— Вы можете быть уверены, что я никогда не позволю себе ничего, что спровоцировало бы вашего мужа.
— Определённую породу мужчин, — хмыкнула Хелена, — может спровоцировать одно лишь присутствие рядом с ним привлекательной девушки. И мне не хотелось бы, чтобы он тебя обидел. Сомневаюсь, что это и вправду будет удачной попыткой, но всё же, бережённого берегут Небеса.
Котэсса благодарно кивнула. В голосе Хелены никогда не звучало ни обвинения, ни подозрений, даже когда речь шла о Сагроне, о запретной, в принципе, в этом доме темы. Девушка не представляла, если честно, почему доцент Дэрри вызывал у Хелены и её дочери подобное к себе отношение, но для себя она однозначно определила, что он, вероятно, это отношение успел заслужить.
Подобные женщины не бросают слов на ветер.
…Салат наконец-то был готов, но почему-то еда упорно не лезла в горло. Котэссу вновь мучило странное предчувствие, может быть, вызванное необычным, как для неё, разговором, спровоцированным Хеленой.
— Знаешь, — промолвила вдруг госпожа профессор, — я бы всё-таки на своём месте задумалась бы о нашем доценте.
— О чём вы? — попыталась удивиться Котэсса. От пророненной фразы аппетит пропал и вовсе, теперь казалось, что она не сможет даже воды выпить, пусть её и мучила сильная жажда, нахлынувшая как-то внезапно. Горло сжалось практически до боли — и хотя Сагрона Тэсса не боялась, беседы о нём вызывали какое-то странное смущение с её стороны, а ещё, почти всегда, вот это удивительное ощущение пустоты вокруг.
— Я о том, — неуверенно как-то вздохнула Ольи, — что преподавала у него с самого первого курса, а значит, знаю немного получше, чем вся эта череда женщин, которая увивается на ним нынче, — профессор улыбнулась, будто бы вспоминала о ком-то вроде непутёвого сына, изгнанного из своего дома. — Разумеется, я всегда была к нему строга — потому что Сагрон обладал поразительной способностью губить свой потенциал в каких-то глупостях. Вот и сейчас, ему очень бы надо сесть за докторскую, этот год — прекрасный шанс заполучить свободу от бесконечных барышень. Но, — она склонила голову набок и поправила свои тёмные волосы, короче, чем у Элеанор, — он однозначно не оставит тебя в покое. Будь мудрее, дорогая. Не отталкивай, но и не поощряй. Мы, женщины, должны уметь играть, если хотим в итоге получить своё счастье.
— Моё счастье никак не связано с Сагроном, — покачала головой Котэсса. — И вообще, я не собиралась его проклинать, это вышло совершенно случайно, и если бы был какой-то способ, кроме того, что предлагается нынче Элеанор, избавиться от проклятия, я бы им воспользовалась. Но таким образом… нет. В конце концов, не хочу ломать себе жизнь из-за того, что он вздумал придраться ко мне на экзамене!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хелена вдруг рассмеялась — неожиданно мягко и весело, как для подобного разговора. Они с дочерью повторяли одно и то же, и Котэссе порой казалось, что женщины будто бы подталкивали её к Сагрону — вот только зачем?
— Ну, что же, в этом ты совершенно права, — вздохнула она. — Но у меня уже есть бакалавр, милая, из вашего курса, мой племянник — я просто ну никак не могла отказать его матери, хотя мне очень хотелось! А ты девочка сильная, и…
