— Я Лаханна, — сказала она глубоким грудным голосом едва громче шёпота, — и если ты помешаешь моим желаниям, я проглочу твой жалкий народ, я прополощу его в своей желчи и испущу его в канаву с нечистотами.
Она засмеялась, и приступ смеха перешёл в приступ кашля, от которого у неё перехватило дыхание. Она тяжело вздохнула, когда прошёл приступ кашля, и открыла глаза.
— Уходи, — сказала она презрительно. — Пришли ко мне своего брата Камабана, а ты иди. Уходи, пока я буду решать твоё будущее.
Сабан выполз обратно на солнечный свет, где он торопливо натянул свой плащ. Танцоры переставляли ноги туда-сюда, барабанщики продолжали бить, и Сабан задрожал. Позади себя из хижины он услышал смех и он почувствовал себя пристыженным. Его племя было таким маленьким, его люди такими слабыми, а Каталло были так сильны. Боги, как казалось Сабану, повернулись против Рэтэррина. Иначе, почему Ленгар сбежал? Почему Лаханна отказалась от жертвоприношения? Почему он должен был пресмыкаться перед старой ведьмой из Каталло? Сабан поверил её угрозам, он поверил, что его племя в опасности быть проглоченным, и он не знал, как он сможет спасти его. Его отец предостерегал его от геройства, но он верил, что Рэтэррину нужен герой. Хенгалл был героем в юности, но теперь он очень осторожен. Галет лишён честолюбия, а Сабан ещё не взрослый — он даже не уверен, пройдёт ли испытания. И всё-таки он станет героем, если сможет, потому что без героя он не предвидел для своих людей ничего кроме беды. Они могут исчезнуть.
* * *
Этой ночью люди Каталло зажгли костры Середины Лета, которые искрились и волнами стелили дым по земле. Эти костры горели, чтобы отогнать злобных духов от полей, и ещё больше костров были зажжены внутри большого храма Каталло, где двенадцать мужчин, одетые в шкуры быков шумно резвились среди камней. Шкуры образовывали нелепые костюмы, потому что к ним были также прикреплены головы животных и копыта. Рогатые тени монстров прыгали среди костров, а мужчины под шкурами мычали свои вызовы злым духам, которые могли бы принести болезни племени и его стадам. Люди-звери охраняли процветание Каталло, и молодые воины соперничали за честь танцевать в бычьих шкурах, потому что когда ночная тьма сгущалась, а громадные костры устремлялись к звёздам, дюжину девушек заталкивали в огненный круг, где их преследовали рычащие мужчины. Толпа, танцующая вокруг кольца костров, остановилась понаблюдать как девушки панически убегают и увёртываются от своих рогатых преследователей, которые были наполовину слепыми и неуклюжими под своими громоздкими шкурами. Постепенно девушки одна за одной были пойманы, повалены на землю и покрыты рогатыми монстрами к великой радости наблюдающих.
Оба племени стали прыгать через костры, когда завершился танец быков. Воины состязались в том, кто сможет перепрыгнуть через самые высокие и широкие костры, и не один упал в огонь и с криком был вытянут из пламени. Старики и дети перескакивали через самые маленькие костры, а затем новорождённых домашних животных перегнали через тлеющие остатки последних красных углей. Некоторые проявляли свою смелость, переходя босиком через угли, но только после того как жрецы произнесли заклинания, чтобы защитить их ноги от ожога. Санна, наблюдавшая из входа в свою хижину, насмехалась над ритуалом.
— Никакого толку от этих заклинаний, — сказала она сердито. — Пока их ноги сухие, их не повредишь, но намочи им ноги, и они запрыгают, как ягнята.
Она сгорбилась под своей соломенной крышей, а Камабан сидел на корточках рядом с ней.
— Ты можешь попрыгать через костёр, дитя, — сказала Санна.
— Я не м-м-могу прыгать, — ответил Камабан, скривив лицо в попытке не заикаться. Он вытянул свою левую ногу, чтобы свет от костров осветил искривлённую часть его ступни. — А если я попытаюсь, — продолжил он, глядя на ступню, — они будут с-с-смеяться надо мной.
Санна держала в руках толстую человеческую кость. Она принадлежала её второму мужу, человеку, который намеревался приручить её. Она вытянула кость и легонько постучала по изуродованной ступне.
— Я могу исправить её, — сказала она, затем подождала реакции Камабана, и была разочарована, что он ничего не сказал. — Но только если я этого захочу, — добавила она жёстко, — а я могу и не захотеть.
Она завернулась в свой плащ.
— Когда-то у меня была искалеченная дочь, — сказала она. — Этакое необычное маленькое существо. Горбатый карлик. Она была вся искривлённая, — вздохнула она, припоминая. — Мой муж надеялся, что я вылечу её.
— А вы?
— Я принесла её в жертву Лаханне. Она похоронена здесь во рву, — она указала костью на южный вход в святилище.
— Почему Лаханна предпочитает к-к-калек? — спросил Камабан.
— Чтобы посмеяться, конечно, — огрызнулась Санна.
Камабан улыбнулся этому ответу.
Он пришёл в хижину Санны ещё при свете дня, и девочки в ужасе зашептались при виде его левой ноги, содрогнулись от запаха его грязной шкуры, затем издевательски посмеялись над его заиканием и дико спутанными волосами. Но Санна не присоединилась к их насмешкам. Она изучила лунный знак на его животе, затем резко приказала девочкам покинуть хижину. После того как они вышли, она долго рассматривала Камабана.
— Почему они не убили тебя?
— П-п-потому что б-б-боги заботятся обо мне.
Она ударила его по голове толстой костью.
— Если ты будешь заикаться при мне, — пригрозила она, — я превращу тебя в жабу.
Камабан посмотрел в чёрные глаза на её лице-черепе, затем очень спокойно наклонился вперёд и взял завёрнутые в листья соты.
— Отдай! — потребовала Санна.
— Если я должен стать ж-ж-жабой, — сказал он, — я буду медовой жабой.
Санна рассмеялась над этим, широко открыв рот и показывая одиноко торчащий зуб. Она приказала ему выбросить из хижины его овечью накидку и нашла ему безрукавку из выдры и настояла на том, чтобы вычесать из его волос узелки и грязь.
— А ты симпатичный мальчик, — ворчливо сказала она, и это было правдой. Его лицо было узким и приятным, нос длинным и прямым, а тёмно-зелёные глаза были полны силы. Она стала расспрашивать его. Как он жил? Как находил себе еду? Откуда он знает о богах? И Камабан отвечал очень спокойно, ничуть не выказывая страха перед ней, и Санна пришла к выводу, что ей нравится этот ребёнок. Он был диким, упрямым, смелым, и, кроме того, умным. Санна жила в мире глупцов, а здесь, хоть и очень молодой, но был разум, и таким образом старая женщина и искалеченный мальчик проговорили до того, когда солнце село и костры были зажжены, а танцоры в бычьих костюмах потащили растрёпанных девушек на тёмную траву между камнями.
