– Вы что, сегодня сговорились с Полежаевым морочить мне голову своими предчувствиями? Уж тебе-то, Престарелый, как не стыдно!
Елизарыч отошел в сторону, снова вздохнул и пробормотал себе под нос:
– Тебе, конечно, виднее.
Ему было виднее. Он окончательно решил сбагрить это дело МУРу. Уж больно хлопотно и некогда сейчас этим заниматься, когда наклевываются такие барыши. Кража – не убийство. Стоит ли землю рыть носом ради каких-то призрачных денег из ненадежного гонорара писателя? А вдруг его издательство обанкротится? Что тогда?
Еремин вызвал милицию. Улов пока равнялся нулю. Антон обиделся и молча сидел на кухне. Со злорадством планировал, как разделается со своим супергероем в очередном романе.
– Глянь-ка! Это, кажется, по твоей части, – ухмыльнулся следователь, протягивая Полежаеву листы с печатным текстом. – Нашел в ее столе.
Антон углубился в чтение.
* * *
«Они вернулись под утро. Усталые и расстроенные. „Что дальше?“ – спрашивает девушка. Ее возлюбленный молчит. „Что будем делать с трупом?“ – не унимается она. Его, кажется, ничто не волнует. Он ставит музыку. Гасит свет. Они танцуют медленный танец, во время которого он раздевает ее, в такт музыке снимает вещь за вещью. Потом валит на кровать и берет нежно, без грубой силы. Она не сопротивляется, но расслабиться ей мешает открытая дверь балкона. Кто-то подглядывает за ними в открытую дверь. Парень ловит ее встревоженный взгляд и оборачивается. Легкий предутренний ветерок раздувает ажурный тюль…
Она просыпается днем, когда солнце в зените. Первая мысль – принять душ, но вовремя спохватывается. В ванной лежит труп, от которого они до сих пор не избавились. А на кухне жарится яичница. Это ее друг готовит завтрак. Он приносит ей кофе прямо в постель. «Что будем делать с трупом?» – снова интересуется она. «Я придумал, пока ты спала. Мы поступим так же, как поступили когда-то с царской семьей. Обольем его соляной кислотой. То, что останется, выбросим в реку»…
Потом она просыпается глубокой ночью. Кромешная тьма. Его рядом нет. Она зовет парня по имени. В тот же миг распахивается дверь в комнату, и яркая вспышка света ослепляет ее. «Мне же больно!» – вскрикивает она, но парень наотмашь бьет ее по лицу. Когда она приходит в себя, то не узнает собственную спальню. Беспорядок и хаос, как после обыска. Своего друга она тоже не узнает. Его лицо перекошено от гнева. «Ты меня обманула, гадина! Ты выкрала у него ту штуковину и положила в сумочку! Нечестная игра. Я подсыпал тебе в кофе снотворного, чтобы не мешала искать. Какая же ты гадина! Я нашел ее! Слышишь? Нашел!» Парень завивается смехом. Она падает перед ним на колени. Просит прощения. Плачет, умоляет, ведь знает, что он способен на все. «У меня сегодня день рождения, – вдруг вспоминает она. – Круглая дата, двадцать пять лет». «Я не забыл, – усмехается он, – и даже заказал для тебя торт». Он помогает ей подняться. Ей надо срочно умыться, привести себя в порядок после сна, длившегося сутки.
В гостиной – еще больший хаос. Несмотря на это, стол застелен белоснежной скатертью, а посередине возвышается торт в виде знаменитой крепости. А еще стоит удушливый химический запах. «Помой руки, пока я зажгу свечи. Да не туда иди! На кухню! Пусть он спокойно себе растворяется!» – командует ее возлюбленный.
Когда она возвращается, только двадцать пять свечей озаряют гостиную. Они торчат из окон сладкой крепости. Девушка читает надпись на французском: «Моя любовь – моя Бастилия!» – и задувает свечи. Парень включает свет, наливает ей чай и отрезает громадный кусок. «А себе?» – «Успеется».
Она здорово проголодалась, поэтому с жадностью набрасывается на торт. Он слишком приторный. До горечи. Внутри все обжигает, будто проглотила горький перец. Голова кружится, как после бокала шампанского. Запах из ванной все резче бьет в нос. Она откидывается на спинку кресла. Кисти рук сводит судорогой, и торт валится на пол. В кресле напротив кто-то улыбается. Ей кажется, что это наполовину изъеденный кислотой труп».
* * *
На этот раз не было никаких карандашных приписок и текст не показался писателю галиматьей.
– Что скажешь? – состроил постную мину следователь.
Вместо ответа Антон встал и резко дернул на себя дверцу холодильника, в который никто из них еще не заглядывал.
На нижней полке он сразу заметил высокую коробку из-под торта. Поставил ее на стол. Снял крышку.
– Ну и дела! – беспомощно прокомментировал Еремин.
Перед ним возвышалась нетронутая крепость, и надпись на французском гласила: «Моя любовь – моя Бастилия!»
Опомнившись, Константин бросился в ванную, но через миг оттуда раздался его разочарованный голос:
– Ни черта подобного!
– Посмотри, какого числа она родилась, – попросил Полежаев.
Тот появился с паспортом девушки в руках.
– Двадцать восьмого августа…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
29 августа, пятница
Уже за полночь Антон вошел в свою квартиру. Голова гудела от насыщенного событиями дня, а может, просто от голода. Еще в Кузьминках он мечтал о хорошем куске колбасы. Несмотря на то, что рядом находился труп девушки. Что поделаешь! Физиология берет свое, и бесполезно пытаться ее подавлять своей высокой нравственностью.
Он успел только сбросить туфли, как в дверь позвонили.
«Кого еще черт несет? Может, Еремин явился за авансом? Жлоб! Хапуга! Халтурщик! Антигерой!»
Он бы долго еще вешал на друга ярлыки, если б не воспользовался дверным глазком.
Вопреки законам логики, а также всяческим сюжетным психологическим выкрутасам, какими любил пользоваться писатель, на лестничной площадке ожидала гостеприимства и просто участия с его стороны маленькая девочка с трогательным рюкзачком на плече.
– Патя?!
– Чему ты удивляешься? – кокетливо пожала она плечами, впорхнув пестрой бабочкой в квартиру. – Я ведь обещала заехать.
Она вела себя так, будто не раз бывала в этом доме и знакома с хозяином уже много лет.
– А как же больная мамочка? – напомнил Антон и в очередной раз поставил на себе крест как на психологе.
– Мамочка? Ах да! За мамочкой есть кому присмотреть!
Она молниеносно избавилась от платформ и босиком прошлепала в кухню.
– Надеюсь, у тебя будет чем открыть? – спросила девушка, извлекая из рюкзачка бутылку белого бургундского. – И позаботься о закуске, милый. Такое вино не заедают селедкой!
– Я не ем селедку, – обиделся писатель. – И вообще, по какому случаю банкет?
– Вот здорово! – захлопала она в ладоши. – Ты не догадываешься? Мне сегодня сделали предложение!
– Поздравляю! – буркнул Антон. И тут только до него дошло, что предложение сделал он сам. Намерения его были настолько несерьезны, что он уже просто о них забыл.
– Не думала я, что ты такой легкомысленный!
– Я очень легкомысленный! И тебе не мешало бы получше узнать меня, прежде чем…
– О-ля-ля! – не дала она ему договорить. – Сейчас ты мне будешь петь про свои недостатки! Не хочу ничего слышать! Штопор у тебя есть?
Ему вдруг показалось в этот миг, что он имеет дело с многоопытной женщиной бальзаковского возраста, а не с юным, хрупким созданием, каким представлялась поначалу Патя. Неожиданное открытие подтвердило и то, как умело она расправилась с пробкой: ловко вкрутила спираль штопора, поставила бутылку на пол и быстрым движением, почти без натуги, с традиционным хлопком вырвала ее из горлышка.
– С тобой не соскучишься, – оценил он ее старания и полез в холодильник за колбасой.
Они расположились в маленькой неуютной гостиной с баррикадами из книг на полу. Вино и снедь с трудом разместили на круглом стеклянном столике, за которым не так давно сидела Василина. Из-за нее он когда-то свернул с пути добродетели. И вот где оказался.
– За нашу любовь! – с очаровательной белозубой улыбкой подняла бокал Патрисия и подмигнула хитреньким глазом.
– Что ж, попробуем, – не возразил Антон.
Вино было терпким и нежным.
– Ты недавно сюда переехал? – поинтересовалась она.
– Полгода назад.
– Заметно. А где до этого жил?
– Снимал комнату на Чистых прудах, – соврал он.
– Один?
– Что это значит?
– По-видимому, ты развелся с женой, оставил ей квартиру и поэтому снимал комнату.
– Твоей проницательности можно позавидовать.
– И давно ты в разводе?
– Какая тебе разница?
– Скучаешь по жене?
– Отстань!
Не обращая внимания на его раздраженный тон, она продолжала допрос, не забывая при этом улыбаться.
– А на Чистых прудах у тебя был кто-нибудь?
– Крыса жила в антресолях.
– Не поверю, чтобы только крыса! – захихикала девушка.
– И напрасно. Если хочешь знать, клеймо «разведен» чаще отталкивает женщин, чем привлекает. Клеймо «женат» кажется куда более соблазнительным. Оно поддерживает в женщине спортивный дух.
