на приключенческий роман. Напротив нас жила семья Недорезовых. Однажды в их двор вбежала молодая женщина, босая, одетая в оборванное казахское платье и жупан. Спросила, где живут Недорезовы. Ей показали. И она поведала им свою трагическую историю.
В 1918-19 годах в Самаре был страшный голод, решено было детей переправить в Ташкент. Мать отправила Настю (так звали женщину) с эшелоном. По дороге девочка, которой было лет 12-13, заболела тифом, и её в бессознательном состоянии сняли с поезда на станции Перовск [так называлась Кзыл-Орда до 1922 г.] На вокзале дежурил милиционер-казах. Ему поручили отвезти девочку в больницу. По дороге он заехал в чайхану выпить кумыса. В гостях у хозяйки чайханы был её брат, богатый бай лет 40. Увидев русскую девочку, он сторговал её у милиционера за двух верблюдов и повёз в свой аул. Настя от тряски очнулась и почувствовала, что она привязана поперёк седла, а сзади неё восседает толстый казах. Она начала биться и кричать, но её всё равно привезли в аул. У бая уже было 3 жены, которые сразу возненавидели «шайтан-кызымку» (проклятую девчонку). Бай чувствовал её ненависть к себе, и она стала бесправной рабой не только его, но и его жён. Одевали её в обноски, есть с собой не сажали, кидали, как собаке, объедки со своего стола.
Настя родила 3-х детей. В середине 20-х годов понемногу стали прижимать местных богачей-баев. Муж Насти начал кочевать по степи, скрывая свои многочисленные отары овец и стада верблюдов. Однажды в гости к баю приехал его родственник, фельдшер Кзыл-Ординской поликлиники. Увидев Настю, он сразу понял, что она русская. Улучив удобный момент, расспросил её обо всём, взял адрес Настиной матери и обещал ей написать.
Через какое-то время гость появился снова. Он сказал Насте, что стоянка бая близко от города и что он привёз два письма от матери. В одном из них она по рекомендации фельдшера радовалась удачно сложившейся судьбе дочери и просила прислать её фотографию. Во втором сообщала адрес Недорезовых и умоляла дочь бежать от мужа к ним. Первое письмо Настя показала мужу и стала умолять его разрешить ей съездить в город, чтобы сфотографироваться. Муж долго не соглашался, но фельдшер припугнул его, и тот отпустил Настю в сопровождении одного из своих преданных работников.
По дороге Настя упросила своего провожатого зайти в чайхану к сестре мужа, чтобы переодеть свои лохмотья для фотографирования. Тот с трудом согласился. Подошли к чайхане, которая находилась на главной улице Энгельса. Настя заметила, что двор чайханы проходной. Она попросила провожатого вызвать золовку во двор, т. к. ей стыдно такой оборванной входить в чайхану. Как только провожатый вошёл в помещение, Настя бросилась бежать. Было это под вечер, когда по улице Энгельса гуляли толпы народа. Они были поражены видом загорелой до черноты, босой и лохматой женщины, спрашивавшей их по-русски, как ей попасть на площадь Ленина.
Недорезовы, получившие письмо от матери Насти, знали её историю и приняли её очень радушно. В их дворе жил милиционер-казах, который принял Настю под своё покровительство, и муж не решился преследовать её. Прожила она у Недорезовых недели две, потом состоялся суд. Муж привёл на суд трёх Настиных детей и сказал, что она ждёт четвёртого. От детей она отказалась, ведь и они не считали её матерью – их сразу же отбирали у неё и передавали на воспитание старшей жене, которую они и считали своей матерью. Насте присудили половину имущества мужа, он сторговался с ней на меньшее. После суда муж Насти подошёл к Недорезову и пригрозил, что получит с него сполна за помощь его жене.
У Недорезова было трое или четверо детей. Старший сын работал с отцом в депо. Осенью он с друзьями отправился на охоту – в камышах водилось много тигров. Отец взял с сына слово, что вечером он вернётся домой. Однако, вечером к Недорезову пришли друзья сына и сказали, что они потеряли его в камышах – видимо, он преследовал тигра и заблудился. Отец очень разволновался, и утром обратился в милицию. Организовали поиск. В одном из аулов какой-то старик сказал Недорезову: «Хочешь получить сына живым, привези тысячу рублей». Недорезов возмутился и сказал об этом милиционерам. Старика нашли, стали допрашивать, и он отвёл на место, где недавно стояло кочевье и указал, где копать. Откопали труп сына, экспертиза установила, что его закопали живым. Так сбылась угроза Настиного мужа. Его же самого найти не смогли.
Однажды Джамал, младший из братьев наших прислужников, предупредил маму, что меня собираются похитить. Уже был назначен день, в который меня должны были украсть на выходе из церкви. Мама обратилась в милицию, парня-казаха арестовали. Я видела его много раз, когда мы с мамой и папой ходили гулять в старый город. По обеим сторонам его улиц тянулись глухие саманные заборы с узенькими, вечно запертыми калитками. Во дворах, гремя цепями, бегали огромные волкодавы, каждый из которых мог загрызть не одного человека. Если бы я попала в один из таких домов, я не смогла бы выбраться оттуда. Это было за несколько дней до нашего отъезда, поэтому не знаю, как отомстили бы нам родственники арестованного парня.
Было в Кзыл-Орде ещё одно переживание у моих родителей – это когда я чуть не утонула. У папиного сослуживца Ильина была лодка, и он часто на ней рыбачил. Как-то осенью он пригласил папу на рыбалку. Собирались переправиться на другой берег, развести костёр, печь картошку и варить уху. Я, конечно, загорелась желанием плыть с ними. Папа не хотел меня брать, но мама его уговорила. Мы взяли с собой небольшой фанерный баул с посудой, какими-то тёплыми вещами и моей любимой куклой. Мой брат Юрочка прислал в конверте из Америки вырезанную из материи и разрисованную заготовку, мама набила её ватой, и получилась большая и красивая кукла.
Пришли мы с папой на берег, собралось человек пять мужчин. Они остались ждать на берегу второй очереди, а Ильин сел в лодку, погрузил вещи и посадил меня. Наш баул я засунула под скамейку, и он очень плотно туда вошёл. Папа ещё рассердился на меня, что баул может поломаться. Мы отплыли, Ильин захотел поставить парус и пошёл на середину лодки, покачнулся, схватился за мачту, и лодка перевернулась. Я, по счастью, держалась руками за скамью, и при падении в воду у меня инстинктивно сжались пальцы, и я оказалась под лодкой. Папа дико закричал: «Соню спасайте! Дочь, дочь спасайте!» Петров бросился
