Срок отъезда Викторина всецело зависел от Кристины. Она горела желанием, чтобы ее муж прославился, но дрожала при одной мысли о расставании. Тысячи опасностей открывались ее испуганному воображению, и она все его удерживала. Викторин, со своей стороны, не очень торопился удалиться от супруги, которую обожал. Он не очень энергично старался рассеивать ее страхи и довольствовался тем, что проявлял постоянную готовность исполнить все, что она пожелает. В ожидании он руководил своим маленьким государством и заботился о его счастье.
Так продолжалось очень долго. Через десять лет после своего признания, т. е. через шестнадцать лет после свадьбы и, по меньшей мере, через семнадцать лет пребывания на Неприступной горе, он все еще не отправился на завоевание славы. На счастливой горе можно было видеть уже прелестную молодежь. Викторин устроил там новую площадку, подобную той, которая была на юге. Новая была столь же велика, но помещалась ярусом ниже. Посередине было маленькое озеро. Он решил обработать эту площадку, сам взявшись за дело, и все последовали его примеру. На следующий год он поселил там две юные пары, для которых оказалось достаточно земли, чтобы они могли жить в достатке. Между двумя поселениями он проложил удобную дорогу, взорвав порохом один утес[22]. Вся его семья и другие жители присутствовали при этой операции, но наблюдали ее из безопасного убежища в пещере. Только Викторин парил в воздухе с фитилем в руке и легко избежал опасности. Он развел в озере рыб, что послужило большим подспорьем колонии, прокармливая ее некоторую часть года.
Необходимые для колонии закупки производились следующим образом. Викторин улетал с Неприступной горы ночью перед рассветом и опускался в лесу, недалеко от большого города. Там он открыл между двумя утесами надежное убежище, в котором оставлял свои крылья. Затем, переодевшись в платье крестьянина, он отправлялся за покупками в город, где проводил день, а к ночи возвращался в лес, откуда улетал обратно со своей ношей. Заметьте, что если бы кто-нибудь и обнаружил его крылья, то не мог бы ими воспользоваться, потому что рычаги он уносил всегда в кармане. Таким образом, при любой случайности он легко мог смастерить другие крылья в течение одной ночи.
Но необходимо еще разъяснить, как он доставал деньги. Я уже сказал, что на Неприступной горе работали. Сапожник, портной, молодежь — все были заняты и излишки своей продукции передавали Викторину, который в обмен выдавал недостававшие им предметы комфорта. Даже добрый церковник сочинял духовные песнопения и благочестивые романы, вроде романов отца Марена{21}, и Викторин продавал их лионские книготорговцам, которые принимали его за нового мэтра Адама из Невера{22}. Парикмахерша изобретала прекраснейшие головные уборы и наиболее идущие к лицам дам прически, вроде сложных нынешних мод. Две швеи изобрели множество элегантных дамских нарядов. Викторин разнес их по всему королевству, и хороший вкус там так привился, что с недавнего времени снова царит в Париже. Дело в том, что воздух на Неприступной горе настолько чист, что головы там становятся крайне изобретательными. Сам Викторин строил множество любопытных и полезных машин. Достав инструменты, он без всякого руководства превратился в одного из самых искусных часовщиков в Европе. Он смастерил морские часы, самые прекрасные и самые точные из всех существующих. Он полетел в Лондон, чтобы их продать, но позже очень в этом раскаивался. Человек, купивший часы, воспользовался этим прекрасным изобретением, чтобы создать себе славу в ущерб нашим мастерам; но я восстанавливаю здесь истину, возвращая честь этого изобретения французской нации. Вы видите, что Викторин не должен был чувствовать недостатка в деньгах. На основании изложенного я готов поверить, что первыми монархами были купцы, механики, искусные люди, которых стали уважать за их богатство и пользу для общества.
Тем временем дети правителей Неприступной горы подрастали. Им было на два года меньше, чем той молодежи, которую только что поженили, т. е. от тринадцати до пятнадцати лет. Старший был красивый юноша, вылитый портрет своего деда, о котором часто говорила ему его мать. Младший напоминал Викторина и немного походил на Кристину, что делало его только еще более приятным. Этот ребенок проявлял блестящие способности к изобретениям. Что касается их дочери, то это была воплощенная Кристина в возрасте, когда была похищена своим будущим мужем. Эти прелестные существа были наделены множеством совершенств и доставляли своим родителям большую радость.
Однажды де-Б-м-т (это был старший сын, которому Викторин дал имя доброго сеньора, своего тестя) сказал своей матери:
— Мне кажется, дорогая мамаша, что если бы я увидел моего дедушку, я сумел бы его убедить, чтобы он простил моему отцу вину, которая собственно и не является виной, потому что она создала ваше благополучие, а этого, ведь, и хотел мой дед.
— Ты прав, сын мой. Но как к нему попасть?
— Я скажу папе, который может научить меня летать.
Кристина задрожала.
— Ради бога, не говори этого, сынок. Только твой отец во всем свете обладает достаточным искусством и ловкостью, чтобы летать.
Юная Софи присоединилась к матери:
— Ах, братец, ты упадешь!
Но маленький Александр (второй сын) стад улыбаться:
— Вот я-то уж не упал бы; и если бы отец захотел меня научить… увидишь, сестрица. И даже… Нет, я не скажу.
— Говори же, — сказала ему Кристина. — Что ты сделал?
— Дорогая мамочка, я тебя так люблю, что ничего не хочу скрывать от тебя. Я однажды видел папины крылья и сделал себе такие же, воспользовавшись его старыми. Хотите посмотреть, как я летаю? Я этим развлекаюсь, когда остаюсь один.
— Ах, сын мой, я запрещаю это.
— Постой, постой, мамочка, я буду летать совсем-совсем низко, вот вы посмотрите.
Кристина позволила это, решив запретить дальнейший полет, лишь только заметит малейшую опасность. Мальчик (ему было тринадцать лет) приладил крылья, привел в движение подъемный зонт и одним взмахом оказался на высоте деревьев. Его мать испустила пронзительный крик, но маленький храбрец, перейдя на горизонтальный полет, поймал голубя и поднес его ей. Полуиспуганная, полувосхищенная Кристина прижала шалуна к своей материнской груди, говоря ему:
— Я не хочу, чтобы ты больше пользовался крыльями, пока отец но научит тебя летать.
Что касается маленькой Софи, то она была в восторге и, не будь здесь матери, охотно просила бы брата повторить свой опыт.
Как только вернулся Викторин, ему рассказали рту историю. Он побледнел, потому что обожал детей, опять-таки прежде всего из-за жены.
— Покажи-ка крылья, сын мой.
Александр с торжествующим видом притащил их. Но отец не нашел в них предохранительного рычага, который он сам изобрел только после многих опытов, и, показав ему собственные крылья, сказал:
— Видишь, неблагоразумный мальчик, от чего зависела твоя жизнь? Если бы твой ремень перетерся, что стало бы тебя поддерживать? Правда, это хороший ремень, — прибавил он, видя, как испугалась Кристина, — но вы тоже виноваты, — обратился он к ней, — раз позволили подвергнуться опасности нашему сыну, который нам дороже нас самих…
Ребенок попросил прощения у отца и особенно у нежной матери и обещал никогда больше не поступать опрометчиво. Викторин немедленно заставил его смастерить предохранительный рычаг, дав ему несколько ремней и поясов, и на следующий день, когда рычаг был готов, позволил ему подняться на крыльях. Мальчик сделал это с такой смелостью, словно был настоящей птицей.
Викторин не думал до этого учить своих детей летать на крыльях, подобных его собственным. Даже больше того, он всегда тщательно старался скрыть от них свою тайну. Но, увидев, что она все равно открыта, он понял, что у него нет иного средства создать своей семье господствующее положение среди других жителей горы, кроме как наделив членов ее исключительной способностью летать по воздуху. Он поделился поэтому этой мыслью со своей семьей, подчеркнув, насколько важно, чтобы столь ценная тайна не подверглась разглашению. Со следующего же дня он занялся обучением своей жены и дочери. Александр сам дошел до всего так основательно, что он передал ему обучение брата, оставив за собой только наблюдение за первыми уроками, чтобы предотвратить возможность несчастного случая.
Через месяц вся семья владетеля Неприступной горы уже научилась пользоваться искусственными крыльями. Софи была почти так же отважна, как ее младший брат, и часто заставляла дрожать свою мать, которая, несмотря на все обучение, решалась подниматься в воздух только рядом с мужем.
Тут-то старший сын снова внес предложение отправиться к своему деду. Александр и Софи желали его сопровождать, но Викторин и Кристина высказались против. Они объяснили, что раньше следует выяснить намерения их деда и что, во всяком случае, легче будет освободить одного из них, если его задержат, как преступника, чем всех троих. Поэтому молодой де-Б-м-т отправился один. Он полетел лунной ночью под руководством отца и в сопровождении брата и сестры. Они вчетвером опустились в известном Викторину месте, куда в ту же ночь была приведена лошадь в богатой сбруе. Эта была роща неподалеку от замка. Викторин снял крылья со старшего сына, который был одет, как молодой дворянин, и, дав ему необходимые наставления, вернулся с двумя другими детьми на Неприступную гору, мучимый сильным беспокойством. Там они нашли Кристину всю в слезах и потратили немало усилий, чтобы ее успокоить. Увы, нет на свете совершенного счастья! Счастливую супругу, спокойно проживавшую на своей горе, ничто будто не должно было тревожить. Но у нее был отец, она хотела, примирившись с ним, стать еще более счастливой и теперь приносила жертву этой заманчивой надежде.