Мы с бабушкой ходили туда навещать столетнюю слепую старушку. Некогда мощный монастырь, наполовину превращенный в складское помещение, был завален разбитыми телегами, оглоблями, колесами, санями-розвальнями и другими пришедшими в негодность вещами, походил на свалку, и только небольшой лужок перед крыльцом в богадельню, находившуюся в бывшей трапезной монастыря, был тщательно убран и покрыт зеленой травой. Просторное помещение бывшей трапезной с подслеповатыми монастырскими окнами было плотно заставлено железными кроватями, на которых сидели и лежали старушки. Воздух там был спертый, пахло кислыми щами и мочой. Бабушка Оля, к которой мы приходили, принося чистое белье и гостинцы, пожаловалась, тяжело вздыхая и смахивая слезы платком:

— Заведующий богадельней, Иван Сергеевич, безбожник, антихрист, украл у меня хранящийся на чердаке дубовый гроб, который я заранее заказала гробовщику Василию, накопив денег по копейкам. Не хотела быть обузой никому, тому же Иван Сергеевичу, и он знал об этом. И как только рука поднялась у столетней слепой старухи украсть и продать последнюю надежду быть похороненной по-человечески?!

Бабушка взяла меня за руку, и мы вышли во двор. На лужайке гуляло несколько кур с пестрым петухом и белыми шипящими гусями, которые норовили ущипнуть меня за трусики. Я отбивался от них хворостиной, отчего они еще больше вытягивали шеи и норовили ухватить меня, и тогда я прятался за длинный подол черного бабушкиного капота с белым вязаным воротничком. В это время в калитку вошел Иван Сергеевич, заведующий богадельней, увидев бабушку, он хотел было исчезнуть за калитку, но властный окрик Софьи Николаевны остановил его, он густо покраснел и пробормотал:

— Здравия желаю, Софья Николаевна!

— Ты что же, нехристь, обижаешь бабу Олю? У тебя совесть есть? Верни сейчас же ее гроб и положи туда, где взял. — Погрозила она ему пальцем. — Сделай это сейчас же, при мне, иначе я иду в милицию, а там по тебе давно соскучились.

— Что вы, Софья Николаевна, я его взял только малость подремонтировать.

— Подремонтировать? Новехонький гроб? Хватит морочить мне голову! Верни его немедленно!

— Софья Николаевна, украли у меня его. Что мне теперь делать и сам не знаю?

— Продал ты его, негодник, и пропил. Значит так, даю тебе сроку три дня, хочешь, заказывай, хочешь, сам делай, но чтобы гроб был на своем месте. У бабы Оли вымаливай прощения. Ступай сейчас же и успокой ее, дай слово, что гроб будет через три дня.

— Софья Николаевна, простите великодушно, все сделаю, как вы сказали. Иду к бабе Оле прощения просить. Вы уж, пожалуйста, в милицию не заявляйте. Внучек то у вас кудрявый, вылитый Пушкин, — елейным голосом пытался умилостивить Софью Николаевну. Он протянул руку к моим кудрям, но я ловко увильнул и спрятался за бабушку.

До революции город Белёв славился тем, что поставлял на царский двор яблочную пастилу. Дедушка, Александр Иванович, был большой мастер изготовления белёвской пастилы. Не знаю, от кого он научился этому довольно непростому делу. Большую часть просторной кухни с двумя окнами, смотрящими на хозяйственный двор, и дверями: одна в сени, ведущими к парадному входу с улицы, вторая — узенькая, во двор, а третья — в столовую, занимала русская печь с лежанкой. На большом кухонном столе, заполняя столешницу от края и до края, лежала толстым слоем пастила. Дедушка длинным острым ножом ловко нарезал темно-вишневые брикеты размером в его раскрытую ладонь, аккуратно складывая их в специальные берестовые туеса. Мы, дети, стояли вокруг в ожидании, когда туеса наполнятся, до нас дойдет очередь, и дедушка щедро угостит нас свежей пастилой, кладя каждому на блюдце увесистый кусок лакомства. А в это время бабушка наливала каждому из белого фарфорового кувшина по большой чашке парного молока. Мы ели пастилу, отщипывая руками кусочки, запивая молоком, а после, облизывали, ставшие сладкими, пальчики. Это было наслаждение! Вкус дедушкиной яблочной пастилы у меня на языке до сих пор, но отведать ее, мне в жизни, к сожалению, больше не довелось, утерян рецепт, ушли из жизни те немногие, кто знал тонкости изготовления знаменитой белёвской пастилы для царского двора.

Дом всегда был наполнен пением и музыкой. По воскресеньям устраивались домашние концерты. Бабушка играла на старинной фисгармонии, доставшейся ей по наследству еще от ее деда, Романовича Николая Александровича, младшего офицера, получившего Георгиевский крест за храбрость в русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Дедушка, Александр Иванович, играл на скрипке, он был музыкант-самоучка; дядя Шура и его сын Кока — на балалайках; дядя Коля и его жена Клавдия играли на гитарах; дядя Витя — на мандолине; тетя Вера и мама пели народные песни и русские романсы. Приходил друг дяди Коли — немец Ганс, за светлые усы на верхней губе и вьющиеся волосы цвета спелой ржи прозванный Пушком, он играл на аккордеоне. Получался домашний инструментальный ансамбль. Все рассаживались кругом на венских стульях в гостиной с иконостасом в красном углу, в центре которого висела Владимирская Богоматерь в серебряном с позолотой окладе, с горящей лампадкой перед ней. У каждого из четырех окон стояли на специальных подставках в деревянных кадках большие олеандры и фикусы. В центре противоположной стены, сверкая белым кафелем и медной заглушкой, красовалась печь, зимой она обогревала три комнаты и была устроена так, что топка, куда закладывали дрова, находилась в специальном коридорчике, между двух спален, дедушки и бабушки. Окна гостиной выходили на мощенную булыжником улицу, а у тротуара, под окнами росли два огромных каштана, посаженные дедушкой после завершения строительства дома. Весной они цвели сладко пахнувшими белыми свечами. Бабушка иногда заводила патефон, она обожала романсы и русские песни в исполнении Ковалевой, Собинова и Шаляпина. Моими любимыми пластинками были: «Три танкиста», «Катюша», «Загудели, заиграли провода», впрочем, эти песни любили тогда все, и дети и взрослые.

Дядя Коля женился на девушке Клавдии, жившей с матерью в слободе на окраине города, оттуда хорошо была видна излучина Оки с железнодорожным мостом. Иногда мы с бабушкой ходили в гости к молодоженам. Мне очень нравился вид на Оку с ажурным железнодорожным мостом, на закате он отражался в зеркале реки, и паровозы, тянувшие составы, подъезжая к мосту, давали протяжные гудки. Белые клубы густого пара, оседавшие на реку, остывая, расслаивались, и постепенно растворяясь, еще долго стелились над водой, смешиваясь с речным туманом. Потом, уже в Москве, я рисовал в альбоме цветными карандашами окутанный дымом паровоз, мчащийся по окскому мосту, мысленно представляя дедушку машистом этого паровоза, а в облаках рисовал самолет, за штурвалом которого сидел дядя Витя. Маме и Жене очень нравились эти рисунки, а Соня, почему-то, хихикая, говорила:

— Ну, Вова, быть тебе художником, от слова худо.

Я не обижался и продолжал рисовать. Тогда я не мог знать, что война уже стояла на пороге, и этому мосту выпадет необычная судьба.

Белёв, как и многие русские города, был оккупирован фашистами. Отступающие части Красной армии пытались взорвать железнодорожный мост, чтобы задержать наступление немецких войск, но то ли не успели из-за стремительного продвижения немцев, то ли еще по каким-то причинам, но мост не пострадал. К счастью, оккупация Белёва продолжалась недолго, стремительным броском частями Красной армии 31 декабря 1941 года город был освобожден, о чем уже 5 января 1942 года сообщило Совинформбюро. Теперь линия фронта проходила в 10 км от Белёва, и немцы с воздуха бомбили железнодорожный мост, пытаясь его уничтожить, чтобы не дать возможность развивать наступление частям Красной армии. Бомбардировщики Люфтваффе сделали несколько пике над мостом и сбросили десятки бомб, но, ни одна не попала в цель. Белёвский железнодорожный мост через Оку выстоял, став символом стойкости древнего русского провинциального города!

Полностью от оккупантов Белёвский район был освобожден только 3 октября 1943 года.

Уже в конце октября маме удалось вывезти из Белёва в Москву бабушку, а в канун нового года, привезла и деда. В военные годы это было очень сложно, так как в Москву въезд был по особым пропускам, тем более из районов, только что освобожденных от оккупации, но все же, отцу удалось добиться получения московской прописки Софье Николаевне и Александру Ивановичу Дроздовским. Но мама все равно не могла быть спокойной, так как ее братья: Шура, Витя, Коля, племянник Кока, — сражались на фронте, а средний брат Миша, инженер, в самом начале войны, эвакуируя Тульский военный завод в Новосибирск, заболел тифом и скончался. Беспокоилась она и за судьбу папиного брата Гельды, который также воевал, а в Ашхабаде оставались его жена и дочь Газель, моя двоюродная сестра, и за репрессированного Тагана.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 111

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обнаженная модель - Владимир Артыков бесплатно.

Похожие на Обнаженная модель - Владимир Артыков книги

Альбер Ламорис - Полина Шур - Кино
Борис Андреев. Воспоминания, статьи, выступления, афоризмы - Борис Андреев - Кино
Андрей Тарковский: ускользающее таинство - Николай Федорович Болдырев - Биографии и Мемуары / Кино

Оставить комментарий