из-за одной из колонн, поддерживающих над перроном навес от дождя, выбежал человек. Это был мужчина, лет тридцати, низкого роста и грузный. Под носом, над верхней губой, у него были густые черные усы. Человек хихикал, как-то мерзко и гнусно, и быстро бежал прямо на меня. Я отпрыгнул в сторону и недовольно посмотрел ему вслед – мужчина продолжал быстро бежать прочь, все так же хихикая.
Из-за колонны послышался недовольный крик. Я повернулся и увидел старика с седыми волосами, который смотрел на меня гневным взором. Он кричал что-то на местном языке и быстро, насколько ему позволял возраст, шел на меня. Ладони его были подняты и сжаты в кулаки. Видимо, усатый мерзавец сделал какую-то пакость спящему старику (за стариком, на полу, я увидел покрывало, на котором тот видимо спал), а тот, не разобравшись, решил, что пакость ему сделал я.
Времени объяснять старику, что он ошибся, и я не при чем, у меня не было – он двигался с кулаками прямо на меня. Но опасности он для меня не представлял: для тех мест, в которых я родился, я был очень низок ростом, и слаб. Но по местным меркам, учитывая, что половина населения не ела мясо по религиозным причинам, я был вполне нормального роста. Местная еда не нравилась моему желудку, у него постоянно случалось несварение, и я сильно исхудал. Но по сравнению с местными жителями, и особенно, – с небольшим стариком, который собирался на меня напасть, я был в неплохой форме.
Понимая, что я не успею объяснить старику, что он ошибся, и я не при чем, я решил действовать в духе “лучшая защита – это нападение”. Я поднял руки со сжатыми кулаками и начал сам двигаться в сторону старика, показывая, что я принимаю бой. Он опешил. Было понятно, что я сильнее, и нанести мне хоть сколько-нибудь значимый урон он не сможет. Драться ему со мной было бесполезно.
Старик опустил руки, показывая, что отказывается от боя, и просто смотрел на меня с ненавистью и презрением. Он продолжал выкрикивать на непонятном языке в мой адрес какие-то фразы, очевидно оскорбительные, и просто наблюдал, как я проходил мимо.
Сначала я хотел остановиться и объяснить старику, что он ошибся, я не сделал ему ничего плохого, а виноват был мерзкий усач. Но старик, видимо, не хотел разбираться. В конце концов, он набросился меня, на первого встречного, не задавая лишних вопросов и не предаваясь сомнениям. Назвать его жертвой было сложно, он и сам был агрессором, таким же, как и усач.
Себя же мне винить было не в чем – в конце концов, я просто защищался, да и драться со стариком не собирался – просто напугал его, чтобы тот отступился.
Я дошел до лестницы, к которой и шел изначально, поднялся по ней (на ступеньках я опять заметил надпись “Дефекация запрещена!”) и спустился на противоположный перрон. Погулял немного и вернулся обратно. Про старика и усача к тому времени я уже забыл, но проходя мимо колонны, под которой располагалась лежанка старого агрессора, я вновь его увидал. Он стоял и грозил мне кулаками, злобно поглядывая в мою сторону. Отмахнулся от него и пошел дальше.
Я зашел в главный холл еще раз и вновь глянул на экран. “Поезд опаздывает на восемнадцать часов”. Ничего удивительного. Даже стало интересно, есть ли вообще какой-нибудь лимит опоздания у поездов в этих местах? Интересно, какой здесь рекорд? Я решил, что надо искать на вокзале место для ночлега, как минимум половину ночи мне точно придется здесь провести.
Уходить со станции не хотелось, нужно было оставаться до победного конца, если вернусь в город и найду себе жилье там – вдруг решу остаться и застряну в городе на недели, а то и месяцы, расслабившись, забывшись и растворившись в местной суете. Такое раньше уже бывало.
Осмотрев холл еще раз, я заметил в сторонке дверь, которую раньше не видел, на ней была прикреплена табличка “Комната отдыха для иностранцев”. Поразительная дискриминация собственного народа: комната существует за счет налогов граждан страны, но им самим в эту комнату входить запрещено.
Я открыл дверь и зашел внутрь. Внутреннее убранство было роскошным. В середине комнаты стояли глубокие, удобные кресла. В них сидели несколько молодых ухоженных иностранцев. Рядом со входной дверью, у которой я стоял, за столом сидела местная девушка-администратор.
– Извините, сюда нельзя, мы закрываемся через десять минут. – Обратилась администратор ко мне.
Я с жадностью посмотрел на удобные кресла, которые были так близки и в то же время так далеки от меня, и грустно кивнул. Вышел за дверь и пошел искать себе другое место на ночь. Прошел в зал ожидания для местных, посмотрел оценивающе на обстановку и решил, что это было подходящее место для сна. Людей было не очень много, но ночью здесь может быть не протолкнуться – поезда никогда не приходят вовремя, людей на вокзале много, а комната ожидания одна, да и то очень маленькая. Надо было занять место заранее. Я лег на пол, обвязал лямки рюкзаков вокруг рук и посмотрел на стену, на которой висел экран со статусами поездов. “Поезд опаздывает на двадцать четыре часа” – Гласила надпись напротив нужного мне поезда.
Такие вот дела, получается, что я проторчу на вокзале зазря лишние сутки. Впрочем, выбора у меня не было. Я твердо решил продолжать свой путь, и для этого мне надо было уехать из этого места. Прекрасного, одного из самых мудрых и поучительных в моей жизни, но пора было отсюда уезжать. Я чувствовал, что стал в городе на священной реке немного мудрее, узнал больше о жизни и смерти, посмотрел им обеим в глаза и стал понимать их лучше.
С другой стороны, были и побочные эффекты. Каждый раз, когда я в последующей жизни жарил барбекю или шашлыки, каждый раз, когда чувствовал запах жареного мяса, я сразу же вспоминал священную реку, кремирование тел и тот тяжеленный, сильный запах жареного человеческого мяса, который висел в коридоре перед входом на большую кремационную площадку. От этой ассоциации я, пожалуй, не смогу избавиться до конца жизни.
За своими мыслями я не заметил, как уснул. Проснулся я спустя несколько часов от того, что кто-то толкал меня в бок. Я открыл глаза и увидел молодого парня с метлой. Он смотрел на меня и показывал, что ему надо убрать пол. Я встал, надел рюкзаки и вышел из зала ожидания. До поезда было
