– Да иди ты!.. Тоже мне, учитель нашелся! Молокосос! Что ты понимаешь в жизни? С чего ты взял, что разбираешься в людях?! По какому праву меня судишь?!
– Не сужу, Люба… Только хотел…
Роман собирался сказать «помочь». Но не закончил предложение. Действительно, его юный возраст в глазах тех, кто старше, выглядит почти как недостаток, если не сказать – как инвалидность…
Он фразу так и не закончил. Люба продолжила:
– Тебя все любят, верно? Ты красивый, к тому же такой очаровашка, прямо хоть в кино…
– Меня не все любят, – перебил ее Роман. – Меня в детстве ненавидел мой отец. Вернее…
– Алексей Андреевич? Тебя ненавидел? Ладно врать-то!
– …вернее, тот человек, которого я считал своим отцом. Он меня ненавидел, и я стал ненавидеть всех. И… сделал… сделал зло… Мне самому страшно вспоминать, что я сделал.
– А почему тебя ненавидел тот, кого ты считал отцом?
…Они еще долго говорили с Любой и расстались почти друзьями.
Олегу с Катей принесли напитки и еду – очень вкусную, надо заметить. Но разговор не клеился. Приняв судьбоносное решение сделаться стервой, Катя вдруг замкнулась: она не представляла, как себя вести, чтобы соответствовать этому образу. Да и зачем? Ради чего? Что она хочет доказать, кому? Какие глупые, пустые, ненужные мысли. Миша умер, а она…
Ее подхватила волна стыда. Катя прижала холодный стакан с водой ко лбу.
Олег посмотрел на нее сочувственно. И заговорил о Мише – то ли иной темы не нашел, то ли считал, что его сестра именно в ней нуждается.
Он, конечно, не понимал, что с Катей творится, да она и сама с трудом понимала. Когда от тебя уходят близкие люди – в другую, новую для них жизнь, где тебе нет места, или в смерть… то ты не о них на самом деле горюешь: им ведь не плохо, они не страдают! Страдаешь – ты. Пропасть разверзлась именно в твоей душе, и это ты летишь в нее с утра до ночи и с ночи до утра, наяву и в кошмарах. Это тебе больно, не им! И почему должно было так случиться, что и брат, и мужчина, которого она любила, которого мыслила рядом с собой на многие годы вперед, бросили ее почти одновременно? Оставив ей лишь больное дыхание одиночества? И гадкий привкус предательства?
Неожиданно она вспомнила версию самоубийства, озвученную Любой. Нет, о нет – Миша не мог покончить с собой! И у нее, у Кати, есть одно очень веское доказательство: самоубийством он бы предал ее, сестру. Он бы поступил подло, как Арно. А это – невозможно!
– …Миша считал, что есть только понятия добра и зла – два ориентира в жизни, два полюса, влияющих на магнитное поле души, – говорил тем временем Олег, – но нет плохих и хороших людей. В них все намешано, и его задача была помочь доброму в душе человека. Я даже как-то сказал ему: «А не принимаешь ли ты, часом, себя за бога?»
Олег засмеялся, но Катя, погруженная в свои мысли и слушавшая вполуха, даже не улыбнулась.
– За бога?
Он бросил на нее понимающий взгляд и, помолчав, продолжил:
– Я им восхищался, Катя. Сам бы я так не смог. Миша любил людей, каждого человека, и никого не оценивал. Не оценивал – потому и не судил. Люди не могут без оценок – они соперничают во всем, они отталкиваются от тех, кого классифицируют ниже себя, чтобы взобраться повыше, все время оглядываясь вниз: далеко ли я ушел? Но разве можно любить того, в кого упираешься каблуками? Это ведь уже не человек, это подставка, ступенька…
Катя рассеянно слушала и пила коньяк. Она узнавала слова брата, даже его интонации, и ей было горько.
– Он собирался написать книгу, вы знаете? – продолжал Олег. – Жаль, не успел. Он делал много записей, анализировал каждую свою встречу, заглядывал в каждую душу. Материала накопилось столько, что на несколько томов набралось бы. Я не был его близким другом, но как-то он мне дал почитать свои комментарии. Знаете, Катя, я далек от психологии – я веб-дизайнер, но проглотил их, как детектив! Поразительно, как Миша умел…
– А кто был его близким другом? – вдруг очнулась она.
– Никто. Михаил ни с кем близко не сходился, ни с мужчинами, ни с женщинами. Наверное, был слишком занят своей работой… Любил ее больше всего. Он из племени подвижников.
– А Люба?
– Жалел ее. Просто жалел, и всё. Она хорошая девчонка, но ей не очень повезло в жизни… Давайте возьмем еще коньяку?
Катя согласилась. Она немного расслабилась, коньяк мягко разогревал кровь, было тепло, и казалось, ее боль, словно хрупкую елочную игрушку, замотали в мягкую вату и бережно положили в коробку. Коробка эта не замедлит открыться, когда Катя окажется наедине с собой, но сейчас она была рада этой анестезийной передышке. Она попросила рассказать еще о брате, и Олег продолжил свой монолог, который она по-прежнему едва слушала, ловя лишь иллюзорное ощущение присутствия Миши. При всей своей зыбкости, оно давало ее душе хоть какое-то утешение… Словно она получила возможность с ним попрощаться перед тем, как он окончательно уйдет в небытие. Вот он сидит совсем рядом, обнимает за плечи, как бывало в детстве, и его родной голос звучит почти наяву…
– Вы спите, похоже?
– Я?
Катя открыла глаза и с удивлением осмотрелась. Ах да, это Олег… А Миша? Где он?!
А он умер. Это значит: больше никогда не придет. И не обнимет. И голоса его она никогда больше не услышит.
Хотелось заорать. Что-нибудь сломать, разбить.
– Прошлой ночью я спала всего лишь один час… В самолете, – проговорила она, тряхнув головой, прогоняя наваждение.
– Пойдемте, я вас провожу.
– Я сама доеду, спасибо.
– Не доедете. Бессонная ночь и две рюмки коньяку. Пойдемте, пойдемте, не спорьте.
Он подал ей руку, помогая встать, и Катя, пошатнувшись, поняла, что Олег прав: бессонная ночь и две рюмки коньяку плохо сочетаются.
Олег вел ее к выходу, невесомо поддерживая за плечи, и Кате снова казалось, что ее обнимает брат…
В такси она заснула, и снился ей Арно. Он наматывал ее волосы на палец и нежно говорил голосом Миши: «Прости, Катёнок, что не успел научить тебя разбираться в людях. Но ты сумеешь, ведь это несложно, нужно только слушать, как они говорят, и смотреть, как двигаются при этом их лицо, руки…»
Она проснулась в слезах. Такси стояло у подъезда.
У дверей Мишиной квартиры Олег замешкался, затоптался, не зная, войти ли вслед за девушкой и помочь – она ведь едва держалась на ногах – или сразу откланяться. Однако Катя, воткнув ключ в замочную скважину, вдруг резко обернулась к нему:
– Олег, спасибо вам за этот вечер… И за то, что рассказали мне о брате. Но теперь уходите.
– Я, собственно, и собирался. Но, может…
Катя не дала ему договорить.
– Может?! Ничего не может быть! Вы считаете, что если вы…
На этот раз ее перебил Олег:
– Похоже, вы что-то не то подумали! Это из-за слов Любы, да? Насчет моей якобы влюбчивости? Она сильно преувеличила, уверяю вас.
– Ничего я не подумала! – взорвалась она. – Но когда мужчина проводит вечер с женщиной, за который к тому же заплатил, он считает, что ему положено продолжение!
Лицо Олега вдруг приняло обеспокоенное и сочувственное выражение, словно он озаботился состоянием ее души. Но Катя знала этот трюк, Арно владел им в совершенстве: это просто отрепетированная маска, растяжка глазных и губных мыщц в нужном направлении – ровно настолько, чтобы создать иллюзию искренности. Вот об этом Миша и говорил в ее коротком сне, вот это и нужно научиться распознавать: симулякр. Недаром автор этого термина был французом! Как Арно!
– Эти штучки со мной не пройдут, можете не трудиться!
– Катя, Катя, успокойтесь. Я провел с вами вечер потому, что вы – сестра Миши. Человека, которого я глубоко уважаю. И моя забота о вас – это, если угодно, дань уважения ему. Вам не о чем волноваться.
– Вот и отлично! Бай.
Она открыла дверь и ступила в темноту, протягивая руку к выключателю.
– Спокойной ночи, – проговорил ей вслед Олег.
Неожиданно раздался сильный грохот, Катин вскрик, дверь резко распахнулась, ударив Олега так, что он от неожиданности отлетел к стенке, лишь изумленно провожая глазами человека в черно-красном мотоциклетном шлеме, слетавшего через две ступени вниз по лестнице.
– Катя, что с вами?
Олег ворвался в квартиру, включил свет. Девушка лежала на полу, глаза закрыты, на лбу, у кромки волос, кровь.
– Катя! – Олег потряс ее. – Катя, очнитесь! Катя… Да что же это…
Он быстро набрал «Скорую», затем позвонил Любе:
– Скажи своему детективу, на Катю только что напали в Мишиной квартире!!!
Алексей за этот долгий день изрядно устал: дважды мотался в кабинет на Смоленку, дважды в Мишину квартиру в Матвеевское – и это все по пробкам! – потом долгие разговоры в клубе… К себе на ВДНХ они с Александрой приехали лишь в десятом часу, отпустили няню и поужинали в обществе своих двойняшек, Лизы и Кирюши. Только собрались малышей уложить да посидеть потом вдвоем на кухне за бокалом хорошего красного вина, как нате вам, звонок от Любы: на Катю напали! Придется снова ехать на другой конец города, в Матвеевское…
