слуги. Но это не считается. После того, как мама… – вздох. – Как мама с нами не стала жить, больше никто.
Глава 17
Мирослава
– Доброе утро, – сдержанно поздоровалась как раз закончившая протирать стол горничная.
– Доброе, – я осмотрела кухню.
Вчера я этого так и не сделала. Сказать, что дом был большим, значило не сказать ничего. С балкона моей спальни открывался вид на сад и раскинувшийся позади него лес. Судя по всему, принадлежавший к территории «крепости Серебрякова», потому как иначе назвать дом я не могла. Особенно теперь, увидев при дневном свете.
– Яков дома? – спросила и, заметив чайник, хотела включить, но горничная опередила меня.
Посмотрела с опаской.
– Я сама подам вам завтрак, Мирослава. Присаживайтесь за стол. Простите, если бы я знала, во сколько вы спуститесь, я бы…
– Мне не нужно подавать завтрак, – остановила я её. – Всё, что мне нужно – знать, дома ли Яков.
– Хозяин уехал ещё несколько часов назад, – ответила она всё с той же опаской и всё-таки выставила на стол заварочный чайник. Насыпала зелёный чай, налила молоко в молочник и поставила рядом.
– Пожалуйста, не нужно всего этого, – понаблюдав за ней ещё с полминуты, попросила я. – Если вас это успокоит, я люблю сама готовить себе завтрак и есть его без посторонних. Так что оставьте всё это для хозяина.
Последнее слово я подчеркнула особенно. Не реагируя на замешательство горничной, подошла к холодильнику. Тот, что был в квартире, по сравнению с этим выглядел довольно скромно. Открыла и немного растерялась.
– Если что-то понадобится, я буду в гостиной, – горничная всё же решилась оставить меня наедине с моими собственными мыслями и проблемой выбора.
Я только кивнула и, когда она ушла, прижалась щекой к прохладной дверце. Снова посмотрела на полки и взяла кусок сыра.
– Козий с трюфелем… – прочитала вслух. Вздохнула.
Козий с трюфелем… Такого я не то, что никогда не ела – в глаза не видела. Положила сыр рядом с чашкой и, откинув полотенце, взяла свежую, ещё теплую булочку. Хозяин… Снова это «хозяин».
– Умывальников начальник и мочалок командир, – процедила себе под нос с непонятно откуда взявшимся раздражением. Отрезала мягкий сыр и облизала пальцы.
– Господи… – застонала от удовольствия, находясь на грани гастрономического оргазма. Отругала саму себя и сделала бутерброд. Налила чай и добавила молока. И как это понимать? Не сама же горничная догадалась… Однозначно не сама.
– Ты всегда так поздно встаёшь? – Майя появилась, когда я уже почти допила чай.
Для такой крошки она была достаточно самостоятельной, что сразу бросилось мне в глаза. Подошла к столешнице, забралась на стул и налила себе воды.
– Нет, – продолжая смотреть на неё, ответила я. – Налить тебе чай? Ты уже позавтракала?
Она кивнула. Был это ответ на мой первый или второй вопрос, я так и не поняла. Но судя по тому, что к воде она не притронулась и заняла место рядом со мной за столом, я посчитала, что предложение моё принято.
– Я люблю зелёный чай с молоком, – достала ещё одну чашку и наполнила её. – А ты?
Не особо заинтересовавшись чаем, она посмотрела на стол, на корзинку со свежей выпечкой.
– Я хочу слойку, – заявила она.
– С вишней? – я подвинула корзинку к себе. – Есть ещё с… – присмотрелась. – С сыром, кажется.
– С вишней, – выпалила, не задумываясь.
Я подала ей слойку, но дело этим не закончилось. Увидев открытую банку со сгущёнкой, Майя потребовала и её.
– Только папе не говори, – попросила она, обмакивая слойку в сгущёнку, когда я, поколебавшись, налила её в блюдце.
Наверное, папе говорить действительно не стоило… Глядя на то, как дочь Якова с жадностью собирает сгущённое молоко пальцем с тарелки, я искренне жалела её. Не только с лаской у Якова были проблемы, но и со всем остальным тоже.
– Папа не разрешает тебе есть сладкое?
Майя неопределённо мотнула головой. Облизала губы и осмотрела стол в поисках того, что бы ещё можно было выклянчить у меня в отсутствии отцовского контроля. Уголки её губ были вымазаны вишней, пальцы липкими.
– Дай руку, – я взяла тёплую ладошку и стёрла салфеткой остатки сгущёнки. Только на пару секунд Майя застыла, как будто хотела вытянуть ладонь из моей, напряглась, но потом расслабилась. Взгляд её опять скользнул по столу.
– Хочешь что-то ещё? – понимая, что вряд ли поступаю правильно, я всё-таки не могла не спросить. Чем-то эта девочка напоминала мне меня саму в детстве. Лет в пять я была готова отдать многое за банку варёнки, а уж про мамины пирожки с клубникой и говорить было нечего.
– Конфету хочу, – оживилась Майя. – Шоколадную.
Вздохнув, я поднялась и, подойдя к шкафчикам, открыла вначале один, потом второй. Нашла что-то похожее на коробку конфет. Взяла только две и, долив нам чая, протянула одну девочке. Вторую оставила себе.
– Но учти, от обеда не отказываться, – предупредила, как мне показалось, достаточно строго.
Малышка согласно закивала, шумно отхлебнула чай и откусила от конфетки.
– Сколько тебе лет? – я сделала то же самое.
– Шесть.
Выходит, отцу её было около тридцати, когда она появилась на свет. На тот момент он уже добился многого, но сделало ли это счастливым его ребёнка? Мы с бывшим мужем тоже думали о детях… Когда-то. Когда всё ещё не пошло прахом, когда у нас были планы, когда мы строили наше будущее, уверенные, что оно будет совместным. Что бы смогла дать своему ребёнку я? Ласку, любовь и варёное сгущённое молоко – так точно.
– Папа у тебя строгий? – спросила аккуратно.
Майя задумалась. Её хорошенький маленький носик наморщился. Доев конфетку, она облизнула растаявший шоколад с пальца. Ещё одна общая с Яковом черта – отвечать только на те вопросы, на которые они считали нужным.
– Майя, – позвала я. – Может быть, ты всё-таки ответишь?
Словно опомнившись, она повернулась ко мне. Смутилась.
– Иногда.
Не
