«В те времена, когда Старый Свет поставлял человеческий материал для заселения целых материков, Российская империя не осталась в стороне от этого процесса. Её пределы покинуло тоже 4,5 млн человек. Но обратите внимание, кто выезжал — прежде всего это поляки, что было результатом жёсткого противостояния «имперского центра» и польских сепаратистов, которое вылилось в несколько так называемых «польских восстаний», евреи (без комментариев, «черта оседлости» — цена отдельного разговора) и горцы (Кавказские войны породили массовые переселения целых народностей на Кавказе). Эти три категории закрывают собой 90 % эмигрантов» («Мифы о России-1». Стр. 462).
Действительно, согласно исследованию Павла Поляна «Эмиграция: кто и когда в XX веке покидал Россию», в 1851–1915 гг. из Российской империи выехало 4,5 миллиона человек, но евреи из них составляли около 1,9 миллиона, а кавказцы — почти 400 тысяч. Один из крупнейших советских специалистов в области исторической демографии Владимир Кабузан в работе «Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII — начале XX века», говорит о 4,6 миллиона выехавших за этот период, из которых поляков было 880 тысяч. Итого, отмеченные Мединским народы составляют 3,1–3,2 миллиона из 4,5–4,6 миллиона, то есть не 90 %, а менее 70 % эмигрантов. Среди остальных отмечены прибалты, финны, немцы и сотни тысяч представителей иных этнических групп. О причинах отъезда этих людей замечательно писал неоднократно цитируемый профессором, часто перехлёстывающий через край, но, в отличие от него, талантливый и яркий публицист-эмигрант Иван Солоневич. Между прочим, убеждённый монархист.
«Русская бюрократия, как и сейчас, была, так сказать, государственно тупоумна. У неё не было ни национального чутья, ни самых элементарных познаний в области экономических отношений. Её положение было чрезвычайно противоречивым. Вот губернатор. Он обязан поддерживать русского мужика против польского помещика. Но сам-то он — помещик. И поместный пан Заглоба ему всё-таки гораздо ближе белорусского мужика. У пана Заглобы изысканные манеры, сорокалетнее венгерское и соответствующий палац, в котором он с изысканной умильностью принимает представителя имперской власти. Губернатору приходится идти или против нации, или против класса. Петербург давил в пользу нации. Все местные отношения давили в пользу класса. Польский виленский земельный банк с его лозунгом «Ни пяди земли холопу» запирал для крестьянства даже тот выход, который оставался в остальной России. Белорусское крестьянство эмигрировало в Америку. Вы подумайте только: русский мужик, который сквозь века и века самого жестокого, самого беспощадного угнетения донёс до Империи своё православие и своё национальное сознание, он, этот мужик, вынужден нынче бросать свои родные поля только потому, что еврейство (неравноправное еврейство!) и Польша (побеждённая Польша!) не давали ему никакой возможности жить на его тысячелетней родине. И ещё потому, что губернаторы были слишком бездарны и глупы, чтобы организовать или землеустройство, или переселение. На просторах Российской империи для этого мужика места не нашлось» («Наша Газета», № 35–38, 1939).
У Мединского для русских, украинских и белорусских мужиков тоже места не нашлось — никак не укладываются мужички в благостную барскую концепцию! В целом же его лживый пафос настолько нелеп, что кажется — профессор не просто зарабатывает на псевдопатриотическом агитпропе, но и смеётся над ним, намеренно доводя до идиотизма. В мировой литературе такой персонаж известен. Это один из героев «Похождений бравого солдата Швейка» — симпатичный весельчак, пьяница и раздолбай вольноопределяющийся Марек, которого Ярослав Гашек отчасти списал с себя самого.
«Для обстоятельного историографа, как я, главное — составить план наших побед. Например, вот здесь я описываю, как наш батальон (это произойдет примерно месяца через два) чуть не переходит русскую границу, занятую сильными отрядами неприятеля — скажем, полками донских казаков. В это время несколько дивизий обходят наши позиции. На первый взгляд кажется, что наш батальон погиб, что нас в лапшу изрубят, и тут капитан Сагнер даёт приказ по батальону: «Бог не хочет нашей погибели, бежим!» Наш батальон удирает, но вражеская дивизия, которая нас обошла, видит, что мы, собственно говоря, мчимся на неё. Она бешено улепётывает от нас и без единого выстрела попадает в руки резервных частей нашей армии… А вот ещё лучше. Будет это приблизительно месяца через три. Наш батальон возьмёт в плен русского царя, но об этом, пан Ванек, мы расскажем несколько позже, а пока что мы должны подготовить про запас небольшие эпизоды, свидетельствующие о нашем беспримерном героизме. Для этого мне придётся придумать совершенно новые военные термины. Один я уже придумал. Это способность наших солдат, нашпигованных осколками гранат, к самопожертвованию. Взрывом вражеского фугаса одному из наших взводных, скажем, двенадцатой или тринадцатой роты, оторвёт голову… Голова отлетит, но тело сделает ещё несколько шагов, прицелится и выстрелом собьет вражеский аэроплан».
Совершенно не удивлюсь, если после смены правящего в России режима Мединский выпустит книжку, в которой подробно изложит, каким преданным либералом-западником (коммунистом, национал-социалистом, исламским фундаменталистом — в зависимости от того, кто будет у власти?) он был всегда и какой волосатый кукиш показывал в кармане ненавистному Кремлю.
Доказательством искренности грядущего перехода в ряды сторонников Явлинского и Новодворской могут послужить кинематографические взгляды профессора, который восхищается фильмом «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова и находит омерзительным «Брат-2» Алексея Балабанова. Но о чём «Брат-2»? Русский парень, ветеран Чеченской войны, приезжает в США помочь вернуть деньги ограбленному брату боевого товарища. По ходу дела он убивает плохих американцев, дружит с хорошим, спит с понравившейся ему мулаткой, спасает и возвращает в Россию соотечественницу, ставшую в Штатах проституткой.
В чём проблема? Нормальный мужик, который и Родину защитит, и возлюбленная за ним будет как за каменной стеной. Не то что герой «Цирюльника», который хотя и юнкер элитного военного училища и без пяти минут офицер, но, по сути — дохлый неврастеник, который не может выстрелить в террориста и падает в обморок при виде обнажённых прелестей американской шлюхи. Свихнувшись от ревности, он нападает на начальника училища и отправляется на каторгу. Зрителям предложено возмущаться кровавым режимом Александра III, навесившим на трепетное создание политическую статью, а интернациональный плод его любви в 1905 году служит в американской армии. Глядишь, ещё успеет в 1918 году во Владивостоке высадиться да аборигенов пострелять.
Американцам михалковская пакость понравилась, ибо все русофобские штампы налицо. Россия, как и положено, дика, коррумпированна и тоталитарна. Русский генерал — пьяное быдло. Готового приобщиться к общечеловеческим ценностям героя заковывают в кандалы. Технический прогресс в лице лесопильной машины «Сибирский цирюльник» несут американцы, а русские дикари при виде диковинной штуковины с визгом разбегаются! Значит, так по Мединскому с Михалковым и должна выглядеть Россия относительно США, а убийство русским унтерменшем представителя избранного американского народа даже на экране должно караться если не расстрелом через повешение, то всеобщим порицанием и отлучением режиссёра от кинобюджетов.
Конечно, прямо Мединский такого не говорит, а его отречением от российской вертикали власти мы, возможно, успеем насладиться в будущем, но пока можно полюбоваться, как профессор перевирает события зарубежной истории. Получается столь же лихо, как и коверканье эпизодов истории российской. Надо заклеймить Великую Французскую революцию и доказать, что никакого штурма Бастилии не было? Да раз плюнуть!
«Легендарный «Штурм Бастилии» 14 июля 1789 года, который с великой помпой празднуется в современной Франции как главный национальный праздник, — «красный день календаря» Французской революции. А сколько говорено о «решительном» и кровавом штурме, об «освобождении несчастных узников» королевского правления, жертв чудовищной жестокости антинародного режима!
Собственно, штурма-то и не было, потому что защищали дряхлую Бастилию то ли 80, то ли 90 швейцарских наёмников. И каких наёмников! — инвалидов: или стариков-ветеранов, или увечных. К тому же у коменданта был строгий приказ: ни в коем случае пальбы по толпе не открывать! Ни при каких обстоятельствах!
Сами парижане вовсе не собирались ничего штурмовать или разбивать. Чтобы пойти на штурм Бастилии и начать гражданскую войну, «пришлось» привести с юга Франции около тысячи уголовников, в основном не французов, а корсиканцев и каталонцев. Эти «представители народа» и ринулись на штурм.
