Он помрачнел. Баг тоже помрачнел.
Несколько мгновений они молчали. Баг смотрел на Богдана, а Богдан смотрел на Бага.
– Приготовьте ваши версии, еч Богдан, – полным неизъяснимого ехидства голосом предложил Баг. Еще помедлил. Серьезно спросил:
– И о чем же ты предлагаешь подумать?
Богдан отвернулся.
– Будем бумажки писать?
– Некогда.
– Согласен. Тогда так… на счет три. Нам надо подумать о… раз… два… три!
И оба одновременно выбросили вперед кулаки с оттопыренными пальцами. Баг выкинул «бумагу», а Богдан – «ножницы». И оба разом выкрикнули:
– О Бибигуль Хаимской!
И опять рассмеялись. Это единомыслие каждым своим новым проявлением радовало их обоих все больше и больше.
– К ней? – спросил Богдан.
– К ней.
– Адрес ты взял?
– Обижаешь. В «Керуленчике» моем данные на всех, с кем мы нынче беседовали. Только «Керуленчик» в повозке, а повозка – на стоянке у воздухолетного вокзала дожидается.
– Тогда – ноги в руки.
Взять таксомотор возле императорской резиденции было делом одной минуты. Молодой разбитной шофер явно не прочь был поболтать с двумя преждерожденными авторитетного вида, но тут его ждало разочарование – оба забились на заднее сидение и, не желая обсуждать свои дела при посторонних, погрузились в размышления. И он, стремясь поскорее сменить неинтересных седоков на кого-нибудь пообщительнее, безо всяких понуканий с ветерком погнал по изрядно опустевшему к вечеру шестирядному шоссе. Только особняки замелькали.
Зато, перегрузившись под гул то и дело взлетающих и садящихся небесных тяжеловесов в цзипучэ Бага, напарники дали волю вполне созревшему желанию поделиться друг с другом своими соображениями. Сумасшедшая александрийская погода опять сменила окрас; небо сделалось мутно-серым, и вместо чудесного заката, которым она баловала горожан еще вчера, снова, вихрясь и закручиваясь в судорогах накатившего ветра, посыпалась щекотная стылая морось. Баг включил дворники, пообщался с ноутбуком и лихо выкатил со стоянки на проспект Радостного Умиротворения, который, как он знал от некоторых подследственных, оптовики-виноторговцы, снабжающие Северную столицу дешевым алкоголем, называют между собою Московским – именно здесь въезжали в Александрию их запыленные после перегона в тясячу с лишним ли громадные тяжелогрузные фуры, под завязку набитые ящиками с московским эрготоу.
– Значит, подытожим, – сказал Баг, едва заметными движениями одной лежащей на баранке руки провинчивая цзипучэ сквозь суетливые в виду надвигающегося ливня стада повозок на проспекте. – Ничего, я закурю?
– Валяй.
Тут Баг внезапно осознал, что они с Богданом как-то незаметно и вполне естественно перешли на «ты». Он бросил на Богдана взгляд, тот ответил вполне дружественной, слегка смущенной улыбкой. Несообразно? Как будто, нет. Баг кашлянул.
– Примем, что сигнализация была преднамеренно отключена.
– Примем… Тогда получается, что именно потому ее и рвали так основательно. Чтобы нас навести на мысль о исключительно внешнем взломе, а может, еще и с тем, чтобы не осталось никаких следов заблаговременного отключения.
– Разумно… Однако же, – Баг снова жадно затянулся, – люди, которые ломали, действительно пришли извне.
– Наверняка с теми грузовиками, которые привезли ткань.
– Водителей мы найдем. Но, думаю, они вряд ли что-то знают. Слишком уж хорошо все подготовлено. Вероятнее всего, обнаружатся какой-нибудь водитель и какой-нибудь сопровождающий, которых по каким-либо причинам в последний момент срочно подменили чужие для Патриархии люди. И вот тех, подменивших – уже ищи-свищи.
– Резонно… Ну да ничего, поищем-посвищем, не впервой.
– Время, время… Крест уйдет.
– Если уже не ушел. За двое-то суток…
– Ты думаешь, шли специально за крестом?
– А ты?
– Думаю, да.
– А у меня… Знаешь, какое-то странное чувство. Нам будто подставляют версии. Подставили взлом… Теперь мы рады-радешеньки, что пришли к мысли: Бибигуль отключила сигнализацию. Вроде очень логично, и приятно как: вышли на правильный путь после ошибочного, не купились. Но по сути-то стандартная двухходовка. И тут то же. Первая версия – брали самое дорогое и в то же время самое транспортабельное из того, что находилось во вскрытом помещении. Теперь мы рады-радешеньки, пришли к выводу: шли специально за крестом. Опять двухходовка, и опять вполне стандартная. А вдруг они считают хотя бы на три? Вдруг нас именно наводят на мысль, что шли специально за крестом?
– Хм… А на самом деле зачем? Ничего же больше не пропало!
– Вот то-то и оно.
– Мудришь ты, еч минфа.
– Может, и мудрю… Что-то на душе не так. Вроде надо, будто гончая, хвост задрать и тявкать: вот он след, вот! А – нету того азарта. Сомнения.
– Гончие хвост не задирают.
– Ладно тебе…
– Тогда получается по твоей логике, что и на Бибигуль нас – тоже наводят?
– То-то и оно…
– Да что ты заладил: оно, оно! Ведь все сходится!
– Что сходится-то? Ох, ладно, давай по порядку. Разбрасываемся мы… Расскажи про Бибигуль.
– Чего еще рассказывать? Ясен пень, она. Личная жизнь не сложилась – стало быть, почти наверняка характер антиобщественный. Одиночество, материальное положение худое – стало быть, есть мотив. Возможность совершения – опять-таки у нее. Она была именно в том помещении, где хранился крест. Она оттуда ушла, и как вовремя. Она наверняка знала – во всяком случае, легко могла узнать – график козачьих обходов. Сын позвонил точно по времени – таких случайностей не бывает. Мальчик вряд ли замешан – но это и не обязательно, она могла ему просто велеть: позвони в такое-то время, а я тебе потом маньтоу со сладкой соей куплю. Никого же, кроме нее, из посторонних в ризнице в это время не было!
Сигарета, пока Баг говорил, у него погасла, и он сердито вышвырнул ее в приоткрытое окно повозки, в которое теперь вовсю летели мелкие брызги дождя, растрепанного ветровым стеклом цзипучэ. Странно, чем больше и чем неопровержимее он говорил, тем менее доказательной ему самому эта вереница доводов казалась. Наверное, дело было в том, как глядел на него Богдан.
– Согласен, – нехотя, уже без апломба добавил он. – Слишком уж лихо все сходится… Но ведь… – и тут до него дошло. Дело было не только во взгляде напарника. – Три Яньло… Мы же проверяли, кто когда ушел, исходя из того, что если человека не было в ризнице в момент ограбления, в час двадцать семь – значит, он непричастен. А на самом-то деле отключить сигнализацию можно было и раньше. После того, как Хаимская ушла в канцелярию, но до того, как ограбление произошло!
– Вот, – буркнул Богдан. – Ты сказал.
Они уже подъезжали. Баг кусал губы.
– Нет, – проговорил, сбавляя скорость. – Она.
Богдан тяжело вздохнул.
– Может быть, – сказал он.
Квартира Бибигуль Хаимской,
24 день шестого месяца, шестерица,
вечер
Хаимская была дома. А вот сына ее им не довелось увидеть, ушел сын к другу новую видеофильму вместе смотреть – «Персиковый источник» называется, или как-то так… Наверняка на весь вечер.
Это без всякой утайки, равнодушно рассказала им Бибигуль – отнюдь не обрадованная их приходом, но отнесшаяся к нему фаталистически, бесконечно усталая, мертвенно печальная и заплаканная; а они чуть ли не брать ее пришли, чуть ли не подмышки ей брить… На душе у напарников скребли кошки.
А вот на фотографии они ее сына увидели. Большая, цветная, она висела в изголовье постели матери в ее спальне. Симпатичный мальчик. Улыбается. Футбольный мяч в руке.
Рядом с образом Богородицы.
Тлеющая лампада освещала и печально просветленное лицо матери Божией, и веселое, чуть конопатое лицо мальчишки.
И Багу показалось, что ему знакомо это мальчишеское лицо. Где-то он его видел. Или видел очень похожее…
Баг только головой тряхнул. Бред.
Баг с Богданом, сдержанно озираясь, разместились в скромной гостиной, разложили на столе бумаги, а также и Багов «Керулен», который тут же зашуршал жестким диском. Бибигуль покорно села напротив, даже не поднимая глаз на гостей незваных – она вообще ни на что не реагировала, равнодушно смотрела в пол.
– Гм… – сказал Баг. – Гм… Мы имеем к вам еще несколько вопросов.
– Извините за беспокойство, – добавил Богдан. Баг свирепо покосился на него. Богдан плотно стиснул губы и чуть кивнул напарнику.
– Я ведь все уже сказала, – мертвым голосом ответила Бибигуль. Чуть помолчала, а затем добавила все так же равнодушно, без вызова, просто сообщая о непреложном факте: – А чего не сказала, того и не скажу.
– Все же мы кое-что попытаемся прояснить дополнительно, – Баг оторвался от экрана «Керулена» и тяжело взглянул на несчастную мать-одиночку. – Есть всякие неясности.
– Спрашивайте, – прошелестела Бибигуль.
– Скажите, – Богдан старался говорить мягче, – вот вам в ночь ограбления звонил сын… А почему вдруг мальчик стал звонить вам среди ночи? Что-то случилось? Что?
