Виолетта с глазами, как два блюдца, повернулась к Блэйку и прошептала:
— Она ненавидит меня. Она приехала учинить какую-нибудь неприятность.
— Вам нечего бояться, — прошептал Блэйк, чтобы поддержать молодую и беззащитную вдову.
В гостиную, широко улыбаясь, вошла Джоанна Фелдстоун:
— Граф, графиня, как это мило с вашей стороны, что вы посетили наш дом.
Сочувствия и соболезнования леди Джоанне были высказаны еще на кладбище, поэтому графиня коротко ответила:
— Конечно. Мы посчитали своим долгом приехать сюда. Служба была достойна вашего батюшки.
— Служба-то была хороша, — согласилась Джоанна, — но вот от нее мы не дождались никакой помощи. — И она бросила взгляд на Виолетту.
Бедняжка едва дышала. Она была похожа на неподвижную фарфоровую куклу.
— Вы палец о палец не ударили, чтобы помочь мне похоронить отца, — принялась обвинять ее Джоанна.
— Джоанна, — одернул ее муж, истекая потом.
— Но ведь она правда ничего не сделала, — стояла на своем Джоанна.
— Леди Фелдстоун, выпейте-ка лучше с нами, — сухо предложил граф. — Это ослабит вашу боль и ваше раздражение. — Граф протянул женщине изрядную порцию виски.
В душе Блэйк разразился аплодисментами. Когда отец говорил таким тоном, никто не в силах был ему противоречить. Джоанна приняла из рук графа стакан и сделала большой глоток обжигающего напитка. Она закашлялась, и граф несколько раз похлопал ее по спине. Братья переглянулись, оба внутренне благодарные отцу за то, что он осадил зловредную женщину.
Откашлявшись, Джоанна уселась на стул прямо напротив Виолетты и завела неприятный разговор:
— Ну что же… одно ясно: отец мертв. Теперь его душа отдыхает в объятиях Бога. А что касается последних шести месяцев, то он был очень нездоров, и физически и душевно.
— Сэр Томас был в здравом уме, — заподозрив недоброе, ответила Виолетта.
— Лучше бы уж вы, милочка, не перебивали меня! — взорвалась Джоанна. — Довольно я натерпелась от этой… этой… выскочки.
— Я вовсе не… — начала выходить из себя Виолетта.
— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом! — закричала Джоанна. — Ступай на улицу, где он тебя подобрал, ты, девка!
Покраснев от гнева, Блэйк встал между двумя женщинами, но, прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, его мать обняла Джоанну за плечи и с вынужденной улыбкой сказала:
— Леди Джоанна, пожалуйста, успокойтесь. Мы должны вести себя достойно и уважать покойного.
У Джоанны увлажнились глаза.
— Уважать покойного? Я любила отца. Он был замечательным человеком. Но с тех пор как он женился на этой проститутке, жизнь моя стала невыносимой! Не знаю, как она это сделает, но я хочу, чтобы она покинула мой дом!
— Леди Фелдстоун, — вмешался в разговор Блэйк, — я полагаю, что в этот трагический час вы и ваш супруг можете скорбеть об утрате где-нибудь в другом месте. Всего доброго!
— Блэйк! — с удивлением произнесла графиня. Настала очередь вмешаться графу.
— Леди Фелдстоун, вы вправе не любить леди Гудвин, но факты говорят сами за себя: она была женой сэра Томаса. Сыновей у сэра Томаса нет. Невозможно угадать, какие распоряжения оставил покойный, и пока завещание не будет вскрыто, леди Гудвин имеет полное право оставаться в доме, согласно законам нашего графства.
— Так вы… на ее стороне? — не поверила своим ушам Джоанна.
— В таких деликатных вопросах я не встаю ни на чью сторону, я просто придерживаюсь буквы закона.
Блэйк взглянул на потрясенную Виолетту.
— Все обойдется, — ободрил он ее.
— Отец, — вмешался Джон, — может, отложив в сторону ненужные эмоции, нам следует вскрыть завещание покойного сэра Томаса и узнать его последнюю волю. Какой смысл в долгом ожидании? Он был благородным человеком, и я уверен, он сделал распоряжения как в пользу жены, так и дочери.
Граф вздохнул и взглянул на каминные часы.
— Леди Гудвин, знаете ли вы, где может находиться завещание вашего супруга? — спросил он, обращаясь к Виолетте.
— Понятия не имею, — покачала головой девушка.
Братья вышли из гостиной, решив начать поиски документа с библиотеки.
Братья вошли в крошечное темное помещение. Джон тихо сказал младшему брату:
— Все твои чувства написаны у тебя на лице. Я ведь говорил тебе, чтобы ты был осторожным.
Блэйк нашел спички и засветил лампу.
— Ты что… с ума сошел? О чем ты говоришь? Неужели его сострадание к девушке так заметно?
— Ты, возможно, этого не замечаешь, но твои чувства к юной вдове очевидны для всех. А Джоанна Фелдстоун, несмотря на свое горе, все видит и все примечает.
— Да… но она скорее ребенок, чем женщина. Ничего помимо простой симпатии я к ней не испытываю. Кроме того… она же в трауре. Я бы выразил сочувствие любому, будь он на ее месте.
— Ночью ты не думал о ней как о ребенке, — резонно заметил Джон. — Возможно, она юна, но она вовсе не ребенок. Кроме того, я ясно вижу, к чему могут привести подобные выражения симпатии. И остальные это видят тоже.
— Никуда мои симпатии не ведут, — огрызнулся Блэйк. По правде говоря, он еще не разобрался в своих чувствах.
— Полагаю, ты обманываешь самого себя, — мудро заметил Джон.
— Могу уверить тебя, — торжественно произнес Блэйк, — никому никаких неприятностей от моих чувств не будет.
Братья принялись с усердием перебирать книги и бумаги, оставленные сэром Томасом на бюро. Несколько карандашей, книга о строении насекомых, несколько неиспользованных листков веленевой бумаги. Блэйк выдвинул ящичек и присвистнул:
— Джон, я думаю, кто-то догадывался о том, что жизнь сэра Томаса подходит к концу.
С этими словами Блэйк достал большой конверт, на котором черными чернилами было выведено:» Последняя воля и завещание сэра Томаса Гудвина, имеющего личные заслуги перед английской короной «.
Глава 6
Виолетта стояла у окна. Она была ошеломлена случившимся. Много раз на своем недлинном веку она видела смерть. Но всегда это было иначе. Сэр Томас дал ей почти все, о чем она могла только мечтать. Он был так добр к ней. Но жизнь странная штука: в ней нет места справедливости, в ней есть место только тем, кто умеет бороться и выживать. Кроме того, она должна была быть готова к такому исходу: когда они познакомились, сэр Томас был достаточно пожилым человеком.
Виолетта опасалась за себя и за свое будущее. Теперь, когда сэр Томас умер, что с ней будет? Правда, даже в роли его жены она никогда не чувствовала себя в полной безопасности. Теперь у нее и вовсе не было ни в чем уверенности. Ей начали чудиться грязные улицы Сент-Джилса. Она стала вспоминать свое голодное и нищее детство. За последние шесть месяцев ей почти удалось забыть, каково это быть бездомной, и ей очень не хотелось вновь начинать мытарства по жизни.