Шаркающей походкой автарх подошёл к окну. Толстое стекло не пропускало внутрь ни единого звука. Город внизу и вокруг разливался сотнями тысяч огней. Многоярусные автострады петляющие меж колоссальной высоты зданий, словно диковинные морские змеи Аларниевого океана, бежали куда-то теряясь в ночи, ставшей почти сумерками. Жизнь в столице никогда не замирала, даже во время пятилетней осады 5670-го года, в ресторанах Галли — квартала, где сосредоточены все знаменитые театры, казино, гастрономии, тогда как ни в чём не бывало, подавали доставленных с побережья осьминогов и устриц. Шестьдесят миллионов человек населяют этот огромный улей. Из них только сорок миллионов это граждане полиса, потом идут три с лишним миллиона приезжих и торговых гостей, а остальные более чем семнадцать миллионов прячутся по трущобам у городских стен в заброшенных кварталах Сели. Рейды милиции там это почти самоубийство, поэтому всё, на что способен Авнир — префект милицейской курии, это приказать своим людям не соваться туда менее чем тремя малыми фалангами. Пикеты и рейды по прилегающим к Сели кварталам мало что дают, но ежедневно эти забитые и бесправные изгои выходят задворки улиц богатых кварталов, чтобы стать уборщиками, официантами. Даже известными актёрами мультикарма «Эос» были эмигранты из восточных земель, откуда война гонит тысячи беженцев, растекающихся по городам Конфедерации. Угроза новой, куда более страшной и разрушительно катастрофы нависла над всеми, не делая различий по рангам, заслугам и даже возрасту. Большую часть жителей полиса, имперцы конечно истребят, в рабство попадёт едва ли треть всех этих людей. Даже Аргос не сможет принять всех желающих, да и времени на эвакуацию Флоксис нам не оставит… Павлантий отвернулся и всё той же походкой человека придавленного непосильным грузом забот и прожитых лет, отошёл вглубь зала. В окно больше смотреть не хотелось, особенно когда на глаза постоянно лез купол Форума, закрывающий своей сияющей огнями громадиной весь вид с северной стороны. Вид этого вместилища амбиций и алчности, прямо таки источающий эманации власти, претил автарху, тем более после сегодняшнего провала переговоров.
У длинного и массивного украшенного резными барельефами стола Председатель отодвинул старинное резное кресло с высокой спинкой и тяжело опустился, почти упал в его жёсткие объятья. За двадцать лет, что он руководил Советом, этот неудобный предмет обстановки, являющийся обязательным приложением к должности, даже стал нравиться Павлантию. Проведя рукой над датчиком терминала, Председатель вызвал командный интерфейс зала Совета. Над столом возник голоэкран с иконками управления. Этот предмет обстановки тоже был частью старинного интерьера, оставшегося ещё от Арогмаха — третьего и самого известного из тиранов Элисия. Длинная низкая столешница, покрытая зелёным сукном, чья поверхность так и манила положить на неё руки, перекрывала зал от одной стены до другой, разрезая его на две неравные части. Павлантий тронул старомодную кнопку звонка, что был а утоплена в поверхность стола прямо под руками, напротив традиционного места главы совета олигархов. Как странно: прошло столько веков, а она всё ещё работает и ни разу не сломалась. Что просто, то труднее всего сломать, как жаль, что не всё так в нашем мире тривиально, вот как эта кнопка… Раздался мелодичный перезвон колокольчиков за дверьми зала, мягко засияло окошко видеовызова в правом нижнем углу голосферы, в котором появилось осунувшееся, но внимательное и собранное лицо Клавдия. Бедный мальчик, отметил про себя Павлантий, ему приходится очень нелегко в эти дни. Смирив разыгравшуюся боль в правом боку, автарх ровным голосом произнёс в пространство перед собой:
— Клавдий, принеси вина… Красного фиванского… — голос предательски захрипел, на лицо наползла гримаса боли, но автарх быстро прогнал печать слабости прочь. — Кувшин возьми тот, который нам подносил аркадийский наместник.
Павлантий вновь стал разглядывать резной барельеф идущий по краю столешницы, не задрапированной зелёной тканью: сцены какой-то забытой битвы, толпы людей с холодным оружием и множество вымерших сейчас животных. Как скоро забудут и нас, что оставит наша раса после себя и нужны ли будут потомкам красивые мебеля, вот вопрос…
— Да господин. — немедленно откликнулся комес. — Прикажете подать сыр и фрукты? Вы с самого утра ничего кроме воды не пили…
— Неси, а то действительно скоро свалюсь в обморок, и асклепиевы служки потащат меня к себе в больницу. Нет, не дождутся, неси сыр, хлеб и той острой похлёбки, которую так хвалит Эсфей.
— Сию секунду, господин.
Комес отключился, а в его голосе слышалась неподдельная радость: Клавдий был из раздавленной Империей ромуланской колонии, всех жителей, которые остались в живых после штурма этого небольшого поселения малочисленного пастушьего народа Ромула, угнали в рабство. Взрослых людей, не годившихся для вживления аксона управления, продали на фабрики Асклепия как доноров органов. Клавдию и остальным детям повезло чуть больше: аксон прижился и их перевезли на рынок второго по величине полиса империи Ра — Гевста. В этом мерзком рассаднике всевозможных пороков, можно купить и продать всё, что угодно и людская жизнь не исключение. Павлантий, тогда ещё сорокалетний сагитар-капитан,[34] бывший в миссии посланника Конфедерации начальником охраны самого посла, сопровождал племянницу автарха Климента — Зоэ, приехавшую в Гевст от какого-то благотворительного фонда. Посол лично просил его, Павлантия, ветерана Критской войны сопровождать капризную девушку на рабский рынок. Председатель был тогда уверен, что находится на пике своей карьеры и большего уже желать невозможно, но это поход на рынок всё круто изменил. Через три года. Павлантий взял в жёны племянницу одного из десяти самых богатейших промышленников Элисия, а ещё через три, стал преемником вскоре отошедшего от дел Климента — дяди прекрасной и весёлой Зоэ. Не просто было решиться связать себя брачными узами повторно, но юность и красота племянницы посла опьяняла, как и её восторженная влюблённость в него, уже пожившего и не самого красивого мужчину в мире. Кажется, это всё было только вчера…
Створки входных дверей разъехались в стороны, вошли трое прислужников и сам Клавдий с подносом на котором стоял высокий кубок зелёного стекла и стилизованный под антику, узкогорлый полуторалитровый кувшин с неброской наклейкой в виде золотой грозди винограда перевитой причудливо вьющейся надписью на фонете[35]«Око Диониса». Парнишка вырос, окончил школу Ритора Савла и Председатель, взяв его к себе на службу три года назад, ни разу об этом не пожалел. Клавдий вырос старательным, немного замкнутым юношей, но во всех своих начинаниях он всегда не забывал Павлантия, присылая чёткие, по-военному лаконичные письма, где спрашивал совета или дозволения автарха на то или иное своё дело. Юноша считал Павлантия своим покровителем и демонстрировал все эти годы поразительную преданность и смекалку в делах ведения канцелярии автарха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
