Вздох разом вырвался из сотни мощных грудей. Половина неназванных вздохнула с облегчением. Вторая половина — наоборот. Абсурдно, но очень многие гладиаторы настолько были увлечены Ареной, что предложи им свободу — остались бы на Гладиаторском Дворе. Кстати, бывало, что и предлагали. И — отказывались!
— Гуляй, парни! — бросил помощник Управителя. — Кэр! Иди сюда!
Юноша подошел. Снизу вверх спокойно посмотрел на Гронира.
Широкое, слегка оплывшее, недовольное лицо Управителя казалось сонным.
— Тот новый раб? — спросил он.
— Да, мой господин! — последовал ответ.
— Дерзок!
Хар-Руд усмехнулся:
— Не без того!
Ясно было: Кэра в обиду он не даст. Но его защиты и не потребуется. Гронир остался доволен.
— Если он будет так же дерзок на Арене…
— Будет! — уверенно сказал Хар-Руд.
— Тем лучше для него! — маленькие глазки буравили сына вождя. — Сколько отдал?
— Полный золотой, мой господин!
«Господин» было формальностью. Хар-Руд и Гронир были давними приятелями. Их сблизила общая страсть: Игра!
— Полный золотой? Не многовато за такого задохлика?
— Пусть это будет мой золотой! — живо предложил Хар-Руд. — Я… — он потянулся к всаднику, Гронир наклонился, — …поставить в третью пару, сразу! — уловил Кэр обрывок фразы. — Сторицей…
Гронир распрямился.
— Вот как? — он с сомнением еще раз оглядел юношу. — Нет! Впишешь в общий расход, скажем… на золотарей! — он усмехнулся, став похожим на огромную жабу.
— Пошли, что ли, к тебе? — и тяжело сполз на землю.
Хар-Руд помог: годы, проведенные в покое, сделали Управителя тучным.
— Отведи жеребца в конюшни! — приказал он самерийцу.
— А где они? — спросил юноша.
— Там, за воротами, — Хар-Руд махнул рукой. — Увидишь!
И оба, Управитель Гладиаторского Двора и его помощник, неторопливо двинулись к дому Хар-Руда.
Кэр поймал повод, погладил бархатную подвижную шкуру коня и повел его к воротам. Стража без звука пропустила его. Сын вождя оказался снаружи. Справа он увидел царские конюшни с золочеными головами лошадей, выглядывающими из стены над широким въездом. Слева — высокий дом из серого камня. Впереди — совершенно пустая в это жаркое время дня улица.
Кэр снова оглядел жеребца. Некрупная голова, длинная холка, гибкая шея, короткая широкая спина, ступает мягко, грациозно, но чувствуется — горяч. Прекрасный конь! Если сын вождя сейчас прыгнет в седло — через полчаса будет у западных ворот. И — прощай Великондар!
Целую минуту юноша боролся с искушением. Но — справился. Сначала он должен научиться всему, что знают эти люди. Если погибнет, что ж — он погибнет, сражаясь, как погиб его Наставник!
Юноша погладил коня по шее, повел к конюшням.
Он не видел Хар-Руда, который наблюдал за ним со стенной башни. Когда Кэр повернул направо, эгерини показал оставшемуся внизу Грониру оттопыренный средний палец: выиграл!
Так сын вождя прошел еще одно испытание.
Глава двенадцатая
— Государь! Посол императора Эгерина Скаэр Станар просит аудиенции Царя царей!
Старший Советник Саконнин слегка поклонился и тут же выпрямился, ожидая указаний.
— Станар?
Фаргал улыбнулся, что с ним в Зале Приемов случалось нечасто.
— Император Эгерина рискнул прислать к нам этого волка?
— Благородный Скаэр Станар представил все необходимые грамоты!
Ни один мускул не дрогнул на лице Старшего Советника, хотя он назвал «благородным» человека, не знавшего имени собственного отца. Саконнин, чей род врос в историю Карнагрии на тысячелетнюю глубину, казалось, ощутил во рту горький вкус желчи. Но тронутое благородными морщинами лицо осталось бесстрастным. Оно напоминало слепок из серой глины, как лица каменных императоров из Зала Царей. Напоминало не только холодной неподвижностью, но и чертами. В жилах Саконнина, пусть и разбавленная веками, текла царская кровь.
— Помню его! — произнес царь. — Кажется, — улыбка Фаргала стала шире, — он даже не чистокровный эгерини?
— Посол императора Эгерина — наполовину кушога! — подтвердил Старший Советник.
«И тебе это прекрасно известно!» — добавил он мысленно.
— Было бы занятно, пошли его Хар-Азгаур не ко мне, а в Самери! — пошутил царь.
Старший Советник счел возможным слегка улыбнуться.
— Нынешний император Эгерина не расположен к войнам! — сказал он.
— Увы! — притворно вздохнул Фаргал. — Даже в такое подходящее время, как сейчас: после мятежа, набега табитов и позорного рейда соплеменников благородного Станара — только миролюбие Хар-Азгаура бережет южную границу Самери!
Или, — царь лукаво взглянул на Советника, — не только миролюбие? — и тут же махнул рукой: — Не придавай значения! Я просто фантазирую, мой благородный Саконнин! Передай послу: я жду его!
— Позволю себе заметить, государь, — осторожно возразил Старший Советник, — такое решение может быть не вполне верным! Разумней было бы предложить послу подождать. Так достойней для Карнагрии, государь!
— Понимаю, — кивнул Фаргал. — Но тем не менее вели ему явиться прямо сейчас. Достоинство Карнагрии я беру на себя!
— Слушаю, государь! — Старший Советник поклонился, но, вместо того чтобы самолично выйти к послу, подозвал одного из стражников и отдал соответствующий приказ.
«Выкрутился!» — одобрительно подумал Фаргал.
Посол императора Эгерина вошел в зал стремительным шагом воина, далеко опередив свою свиту. И остановился, когда витой жезл церемониймейстера преградил ему путь.
Скаэр Станар был высок и худ. Но кость имел широкую, унаследованную от отца-кушога, одарившего дочь Эгерина столь энергичным отпрыском. А вот черты лица, цвет волос и большой рот с красными губами посол явно унаследовал от матери.
— Посол величайшего императора Эгерина Владыки обильных и многочисленных земель величайшего Хар-Азгаура благородный властитель земель Струр и Казелин Скаэр Станар! — возгласил герольд-эгерини.
— Властитель Карнагрии, Император, Владыка Владык, Царь царей превосходный в могуществе государь Фаргал милостиво склоняет слух к Скаэру
Станару, устам брата его Хар-Азгаура! — откликнулся карнагрийский герольд.
— О Фаргал! Царь царей! Восседающий на Кедровом Троне! — звучно провозгласил герольд гостя. — Милостивый! Самодержавный…
— Ты не находишь этот диалог непоэтичным? — негромко спросил царь у Саконнина.
Лицо Советника было неподвижно, как голубой нефрит, коим было облицовано подножие трона.
— Нет, не находишь?
