Становилось все холоднее и холоднее.
— Ты правда секретный агент? — стуча зубами, спросила девушка.
— Похоже, уже нет!
— Я думала, ты шутил тогда… — Вот и дошутился, — невесело усмехнулся Алексей и в сердцах добавил:
— Ну почему, почему со мною вечно что-то происходит? И вечно не то, что надо! Просто карма какая-то дурацкая… А ведь не дай я тогда в рыло младшему Бондарчуку, сейчас могло все быть по-другому.
— Кому в рыло? Сурку? — не расслышала Александра.
— Да при чем здесь Сурков! Был там один гад… — сквозь зубы признался Алексей и тут же вскрикнул от боли:
— Ух, проклятые! Колючки какие-то под ногами. Как будто в пустыне Сахара идём. Ещё немного — и скорпионы появятся… — Там — это где? — пыталась не потерять нить рассказа девушка.
— В институте кинематографии. Я ведь на актёрском учился.
— Во даёт! — почти восхищённо воскликнула Александра. — И молчал? Что же ты раньше мне не сказал?! Расскажи, как ты там очутился? Это же очень интересно!
— «Очень интересно!» — передразнил Алексей. — ничего интересного нет. Не доучился я.
— Таланта не хватило?
— У меня?! Да у меня знаешь, сколько таланта! Слушай!.. — Алексей вдруг остановился, поставил мотоцикл на «ножку», театрально простёр руки к Кронштадту и стал с выражением декламировать:
Вороне где-то Бог послал кусочек сыру.
На ель ворона взгромоздясь, Позавтракать совсем уж было собралась, Да призадумалась… На этих словах Алексей сам призадумался. Он вдруг понял, что начисто забыл басню, которую когда-то читал на вступительных турах.
— Ну и далее — по тексту… — выкрутился он. — Я не буду тебе все дословно рассказывать. Там, в общем, смысл в том… — он вдруг развёл по-новорусски пальцы и плавно перешёл на язык бритоголовой современной братвы:
— Сестра, там все чисто по понятиям было, ты не подумай! Брателла Ворон, он сначала делиться не хотел, делового из себя строил, но Лис, он хитрый оказался, на уши конкретно наехал, понавесил туда лапши и макарон. Брателла чисто припух и слился, кусман свой законный потерял… — Здорово!
От восхищения Александра захлопала в ладоши. Простыня соскользнула с её плеч, она едва успела подхватить.
Алексей вновь взял «хонду» за рога и повёл вдоль берега.
— Я рад, что тебе понравилось.
— За что же тебя выгнали? — удивлённо спросила девушка, которая только что сумела убедиться в гениальности своего любимого.
— За драку, за что же ещё… Я же с Лиговки, шпана лиговская. Слышала, небось? Вот это про меня. Я когда с зоны вышел… — Ты ещё и сидел?
— Да нет, это так, присел слегка, оправдали потом. Так вот, я когда вышел, мне идти некуда было, понимаешь? Помнишь Достоевского? «Знаете, что такое, когда человеку некуда идти?»
— Нет, не помню… — призналась Александра.
Алексей остановился и почти с укором посмотрел на неё:
— А ещё журналистка!
Девушка виновато шмыгнула носом. У неё вдруг стал очень несчастный вид.
— Я же не обязана помнить всего Достоевского… — Да я шучу, шучу! — закричал он. — Прости дурака! Это шутки у меня такие… За мной! — И он, отбросив мотоцикл, неожиданно побежал вдоль берега. — Давай, Сашка!
— Ты куда?! — удивлённо закричала она ему вслед.
— Пока не знаю! Догоняй! Замёрзнешь же на фиг! — весело кричал уже успевший убежать на довольно большое расстояние Алексей.
— Подожди! — Александра, путаясь в простыне, поспешила за ним.
Пробежав несколько шагов, она почувствовала, что действительно становится теплее. Девушка вдруг подумала, что этот странный с виду парень умеет самое верное, а главное, самое необходимое в данный момент решение. И как это ни банально звучит, за ним можно было бежать хоть на край света…
3
На следующий день с самого утра зарядил противный питерский дождик.
Томное, свинцовое небо с жирными тучами не давало повода для иллюзий — этот дождь продлится долго. Прохожие, зябко кутаясь в плащи и куртки, держали в замёрзших руках зонты, мрачно двигался поток машин по мокрому асфальту, нахохлившись, словно вороны, стояли гаишники в длинных тёмных плащах с поднятыми капюшонами, но особенно неприглядно выглядели обычно бодрящиеся коммерческие киоски вдоль Невского проспекта. Одним словом, все говорило о том, что день сегодня не особенно удачный.
Алексей в кожаной куртке с поднятым воротником одиноко топтался на ступенях знакомого здания Управления национальной безопасности на Литейном проспекте. В течение часа он пытался дозвониться до полковника Тарасова, но у того никто не брал трубку. Дежурный по отделу тоже не мог сказать ничего вразумительного кроме того, что Тарасов с утра засел в «секретке». В «секретку» можно было попасть, только имея специальный допуск. он у Алексея был вклеен в удостоверение. В то самое, которое он благополучно утопил… — Может, вам Суркова позвать? Он где-то здесь ходит, — спросил дежурный.
— Нет, вот Суркова не надо. И вообще, не говорите, пожалуйста, ему, что я звонил.
Пришлось Алексею пойти другим путём, чтобы попасть в «секретку».
Для этого он торчал перед входом и мок под дождём. Глазами он явно кого-то выискивал, и каждый раз, обманувшись, ещё сильнее кутался и ещё энергичнее начинал топать ногами. Эти действия его уже давно не согревали, но нужно же было хоть что-то предпринимать, создавая хоть какую-то иллюзию, что тебе становится теплее.
Наконец, когда в сотый раз отворились тяжёлые двери с блестящими латунными ручками, навстречу Алексею вышел человек, которого он поджидал. Это был лысоватый, жилистый пожилой мужчина неприятного вида. Ничего особенного — потрёпанный жизнью, серый, невзрачный. Обыкновенный советский чиновник. Раньше про таких говорили: «Потёртый, как рубль образца 1961 года». Мужчина был одет в серый простой костюм, на его плечах развивался серый плащ, в руках зажата серая папка… И фамилия у него была соответствующая — Козятин.
Глаза Алексея при виде мужчины заблестели охотничьим азартом, он бросился вперёд, преграждая путь.
— Здрасте, Геннадий Андреевич! А я вас жду!
Козятин окинул Николаева хмурым взглядом. На приветствие не ответил.
Сделал попытку обогнуть парня, но Алексей вновь преградил ему дорогу.
— Зачем?
— Геннадий Андреевич! — почти взвыл замёрзший Алексей. — Не можете мне временный допуск в «секретку» выписать?
— Нет, — отрезал Козятин.
— Почему?
— А твой-то где? У тебя же свой должен быть!
Николаев выразительно пожал плечами и шмыгнул носом — этому манёвру его научила одна девчонка ещё в детском саду. «Смыгни носом, — говорила она, — и уз тут че угодно купят. А если че сломал, то обязательно простят. Уз повель, я каздый раз так делаю», — И она смачно шмыгала носом, стараясь придать лицу как можно более жалобное выражение. Алексей вообще-то этим средством никогда не злоупотреблял, но сегодня решил проверить старинный рецепт своей детсадовской подружки.
— Да, дисциплинка у вас в отделе… — вздохнул Козятин. — Распустил вас Тарасов, распустил… На него просящий вид парня возымел своё действие, но для проформы он все же добавил наставительно:
— Без дисциплины нет организации! Знаешь, кто это сказал? А… Не знаешь! А ведь это ещё сам Феликс Эдмундович Дзержинский сказал. А знаешь, кому он это сказал?
Алексей знал, что Козятин любит занудствовать, и поэтому терпеливо ждал, когда тот угомониться. Наконец он смог вклиниться в одну из пауз:
— Очень надо, Геннадий Андреевич. Вы же знаете, что я своё удостоверение утопил. А допуск как раз там и был вклеен… Козятин нахмурился. Достал из кармана и бережно развернул берет. Берет тоже был серого цвета. Козятин его оглядел со всех сторон, затем с важным видом надел на голову.
— Ничем помочь не могу, Николаев. Я ведь здесь больше не служу!..
— как так? — не понял Алексей и тут же вышел из роли просителя.
— А так… Смотрел ты когда-нибудь фильм «Ко мне, Мухтар!»? так вот там начальник милиции говорил: «Сегодня заслуженного пса забудут, а завтра — человека…»
Опешивший от такого поворота дел Алексей лишь недоуменно смотрел, как Козятин заспешил прочь. Но тот, сделав несколько шагов, вдруг остановился и веско докончил:
— Только нынешние комиссары-то — совсем другие, Николаев… Другие. Но ничего, будет и на нашей улице праздник. Ещё какой праздник будет — мир перевернётся! — зловеще закончил Козятин.
4
Алексей не привык пасовать перед сложностями. Решил ещё раз набрать номер Тарасова: а вдруг Иван Иванович уже освободился?..
Уличный грохот заглушал голос в телефонной трубке. Алексей старательно прижимал трубку к уху, но слышно все-таки было плохо. От напряжения у него на лбу выступил пот. Наконец длинные гудки прервал знакомый щелчок. Соединило!
— Да? — послышался далёкий голос полковника Тарасова.
— Иван Иванович, это я, Николаев.
— Ты жив ещё что ли? — тотчас загремел полковник. — Ты где шляешься, шпана?
