Я увлечена процессом, как отъявленная блудница. Мне нравятся прерывистое дыхание Мирона Львовича, ощущение нежной кожи под пальцами и слабое, едва заметное подрагивание во рту. С каждым неумелым и неловким покачиванием головы, я продвигаюсь чуть глубже и ближе к крепко сжатому кулаку.
На меня накатывает новая волна желания, и в темном помешательстве жадно обсасываю головку. На выдохе губы вновь скользят по члену. Мирон Львович пропускает мои волосы сквозь пальцы, и я ускоряюсь в стремлении подчинить и обуздать его удовольствием.
На языке растворяется солоноватая и терпкая капелька. Через мгновение Мирон Львович фиксирует мою голову и под удивленное мычание несдержанно дергает тазом. Рот заполняет теплая пульсация мужского естества. Хочу отшатнуться, но слышу сиплое и строгое:
— Глотай.
Давит на затылок, проскальзывая к корню языка, и по мягкому небу слабыми толчками растекается вязкое и теплое семя. Испуганно сглатываю под глухой и протяжный стон. Убираю руку с влажного скользкого члена, и Мирон Львович, игнорируя мое сопротивление, рывком проталкивается в спазмирующую глотку с последними каплями удовольствия.
Рефлекторно вздрагиваю от секундного испуга, сжимая интимные мышцы. Болезненная вспышка растекается жгучим и внезапным оргазмом по чреву. Когда хватка Мирона Львовича ослабевает, я с кашлем и хриплыми стонами утыкаюсь лицом ему в бедро, сотрясаясь в сладких всхлипах.
— Софушка, я правильно понял… ты…
— Да, — жалобно и смущенно бубню ему в бедро.
— Неожиданно, — в тихом изумлении отвечает и перебирает мои локоны.
— Я не виновата, — обиженно отпрянув, поднимаю взгляд. — Честно. Это все вы.
— Я? — опешив, вскидывает бровь, а потом хрипло смеется.
Подскакиваю, одергиваю юбку и спешно семеню к двери. Я настолько падшая женщина, что ремни в мужских руках заводят меня до помешательства и непроизвольных оргазмов?
Открываю дверь и оглядываюсь. Ну, скажите, Мирон Львович, что я не развратная потаскуха. Успокойте добрым словом, что не случилось ничего необычного. Я ведь раньше не испытывала ничего подобного. И да, мне страшно! И страшусь я в первую очередь себя.
Смотрит пронизвыющим взглядом, застегивая ширинку, и молчит. Затем делает глоток кофе и вздыхает:
— Остыл.
Обиженно поджав губы, выбегаю из кабинета и скрываюсь в уборной. Бессердечный эгоист. Кофе, видишь ли, остыл! Я переживаю глубокие эмоциональные всплески: тело меня предает, а он только и думает, что о себе. Мне же больше не у кого узнать, все ли со мной в порядке. Вдруг это отклонение, и мне надо пропить витаминчиков, чтобы успокоить расшалившиеся гормоны?
Умываюсь холодной водой, промакиваю лицо бумажной салфеткой. Ситуация аховая, конечно. Мой босс — похотливый тиран, а я под стать ему — разнузданная секретарша у него на содержании. И я бы могла смириться со своей участью, если не эта чертова обида, что опять во мне проснулась: я вспомнила об Анжеле.
Проверяю длину юбки и замечаю две стрелки на колготках в области покрасневших коленей. С досадой вздыхаю и скидываю туфли, чтобы затем, задрав юбку, снять тонкую и капроновую броню. Иррационально злиться, что я у Мирона Львовича не первая и не единственная, но меня распирает гневом, поэтому я в ярости и с треском разрываю колготы.
Глава 19. В голове хищника
Наивные девочки, не знавшие мужчин, умиляют. Их с потрохами сдают испуганные глаза, когда прямо и открыто смотришь в их бледные лица. Они теряются, нервничают и сводят вместе колени, словно боятся, что я их отымею на расстоянии.
Вот и Софья была из таких. На вопросы отвечала тихо, почти шепотом, и отводила глаза. Хрупкая девица с очаровательным вздернутым носиком и тугим пучком на макушке. Глухой ворот белой блузки подчеркивал изящную шею и острый аккуратный подбородок.
Не мой типаж, но стоило ей застенчиво улыбнуться и покраснеть, как в глазах потемнело от желания к пунцовой скромнице, а в брюках стало тесно. Решил: если отпустит, то я возьму какую-нибудь грудастую стерву, которая без возмущений и долгих заигрываний отсосет по приказу под столом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не отпустило. Так со мной бывает: происходит фиксация, и я не успокоюсь, пока не получу желаемое. И в этот раз я загорелся идеей повеселиться с девственницей, хотя с ними полно проблем. Я бы предпочел раскрепощенную и амбициозную девицу, которая понимает, что секс — это товар, но возжелал смущения, сопротивления и легкого принуждения.
Имею право. Я хотел отвлечься. Один из амбициозных проектов по строительству торгового комплекса под вопросом, а Анжела за месяц до свадьбы нажралась в ночном и подставила задницу пьяному студенту за углом клуба. Я наблюдал за их возней из припаркованной в метрах десяти машины и слушал Моцарта, который добавил изысканности в животное соитие под фонарем.
А после в кабинет вошла Софушка. Чистая, светлая и неискушенная деньгами и сексом. Я захотел разнообразия и получил его. Не припомню, чтобы кто-то из моих любовниц кончала с членом во рту или спокойно просила прострелить ее голову так, что часть мозгов и крови брызнула мне на лицо. Вот она рыдает под одеялом от стыда после коитуса на столе, а через несколько часов хладнокровно смотрит в лицо опасности. Это было впечатляюще.
— Мирон Львович, — тихим и нарочито спокойным голосом говорит телефонная коробка на углу стола, — первая линия. Кто-то из мэрии.
— Кто именно? — ослабляю галстук.
Софья не самая лучшая секретарша, но старается. Молчание в эфире, и через несколько минут Софья испуганно шепчет:
— Роман Сютин, руководитель департамента благоустройства. Какой-то он сердитый.
— Он всегда сердитый.
— Почему?
Любопытство Софьи ставит меня в тупик, как и ее желание выкрасть из моего пруда жабу.
— Жизнь у него такая. Сердитая.
Переключаюсь на первую линию, и Роман без лишних приветствий переходит к вопросу моего проекта, который маринуют в мэрии уже полгода. Требует, чтобы я выделил кусок земли у будущего торгового центра в Ясенево под небольшой сквер с зелеными насаждениями.
Важно задобрить общественность. Очень уж она против новых “храмов потреблядства”, а лавочки с фонтанчиками и кустиками ее обрадуют. Моими деньгами будут выполнять план по озеленению.
— Что еще?
— Про детскую площадку не забудь, — слышу, как Роман зевает. — Как-то так.
Особой радости от того, что проект сдвинулся с мертвой точки, не чувствую. Я зол. Меня хотели нагнуть раком, отыметь без смазки и вынудить перепродать землю, но, видимо, не предполагали, что у меня есть пара тузов, которые я удачно и вовремя разыграл с Иваном. Но в свое оправдание скажу, что я честно пытался решить проблему через взятку. Каламбур, однако.
— Софушка.
— Да, Мирон Львович?
У Софьи очень нежный и мелодичный голос, а стоны звучат песней. Вызвать бы ее сейчас и зассадить по самые яйца, но не буду торопиться. Она еще не восстановилась и не осознала того, что стала женщиной. Да и планы у меня на эту скромницу особые. Вновь завести до состояния течной суки и исследовать глубины ее милой попки. Ты у меня, Софушка, и от анала кончишь.
— Мирон Львович? Кофе? — голос наигранно серьезный.
Я по сути купил Софью за высокую зарплату и, вероятно, зря склонил к подобным продажным отношениям. Она испытывает ко мне симпатию и, возможно, даже влюблена. Некрасиво с моей стороны использовать наивную девочку, но есть в совращении деньгами и сексом что-то сладкое и тягучее. Как далеко она зайдет, ведомая моей игрой?
— Мирон Львович?
Анжела, падаль неверная, тоже в первое время казалась мне ангелом, а на деле — лживая шлюха. Возбуждение обращается в злость.
— Мирон Львович? — Софья распахивает и врывается в кабинет. — Вас удар прихватил?
Встревоженно смотрит на меня.
— Дверь запри, Софушка, и подойди.
Краснеет и хмурит бровки. Поздно, милая, ты согласилась на сделку. И нет в этом ничего особенного и предосудительного. Деньги решают многие проблемы и дают возможность купить даже человека. Утоли мой голод.
