— На тридцать пятом километре федералки М5, справа съезд на грунтовку. Сто метров в лес. Здесь человек Карена. Позаботься о нем. И он многое рассказать может. Например, об убийстве Зайчика. Есть у меня стойкое чувство, что имеет к нему непосредственное отношение.
Никита ошалело спросил:
— Ты что, Антон?! Ты воюешь с ними уже, что ли?
— Да нет. Случайно встретил его в городе. Надо же мне как-то выбираться. А его машина самое то, что нужно. В общем, я уезжаю пока, далеко. На связь буду выходить сам. На этот номер не звони, я его позаимствовал у шестерки Карена.
И отключился. Про далеко я сболтнул для Сени. На тот случай, если он сумеет каким-то образом передать что-то Карену из камеры. Вполне возможный вариант.
Встряхнув бухтой веревки, я велел Сене:
— Ну, давай.
— Чего? — не понял тот.
Или сделал вид, что не понял. Поморщившись, я предложил на выбор:
— Или свяжу, или подстрелю. Решай. Мне казалось, ты сообразительный малый. Давай-ка к дереву, стреножу тебя, аргамак ты мой необъезженный.
Сеня вздумал было качать права:
— Да? А если загнусь? Комарье сожрет, или зверь какой?
— Страшнее Карена зверя нет. А небольшое кровопускание тебе только на пользу. Вон какую ряху отъел на кареновых харчах. Давай, давай…
И для вящей убедительности взвел курок "Беретты". Сеня, видя такой поворот, послушно протопал до ближайшего дерева, прижался к стволу спиной, и завел руки назад. Я сноровисто скрутил ему кисти рук, и конец веревки захлестнул за сук, повыше. Удовлетворенно пробурчал:
— Ну, вот. Отдыхай покуда. Скоро за тобой приедут.
Сеня промолчал, глядя на меня ненавидящим взглядом. Прям, так бы и испепелил. А я спокойно сел в его "Опель", врубил первую, и дал по газам.
Выехав на трассу, повернул на запад, подальше от города. Нет, я, конечно же, не собирался никуда уезжать, но иллюзию соответствующую создать необходимо. Поверит Карен или нет — дело десятое. Но следы надо заметать как зайцу, заставляя охотника гоняться за мной по кругу, распутывая хитроумные петли. Чем больше непоняток, тем больше у меня времени. А стало быть, и жизни мне отпущено. Потому что Карен теперь меня в живых уже не оставит, случись догнать. Слишком много я, по его мнению, знаю, и потому опасен. А он и не за такую информацию людей на тот свет спроваживает запросто.
Поэтому, отмахав километров тридцать от развилки, я остановился на обочине, заглушил движок, и, выйдя из салона, открыл капот. Типа, барахлит мой конь железный. А под это дело стал голосовать, предварительно перейдя на другую сторону.
Нет, я не безумец, и в город возвращаться не намерен. Просто укрыться решил в избушке на курьих ножках, километрах в тридцати от города. Пару лет назад мы с Андрюхой Гущиным выезжали на репортаж в один из пригородных районов, по звонку тамошнего егеря, Миши Афонина. Он тогда люто воевал с главой местной администрации, за то, что тот устраивал незаконную охоту для нужных людей. Только кроме неприятностей на свой худой зад ничего не приобрел. Тогда и обратился, в последней отчаянной попытке, на телевидение с просьбой о помощи. Мы с Андрюхой залудили красочный репортаж о вольготном отдыхе чиновников, с отменными кадрами, с полной реалистичностью Правда, морды нам охрана набила, но пленку Андрюха спрятать сумел. Через три дня после репортажа главу администрацию с почетом отправили на пенсию. С браконьерством в районе стало поспокойнее. И в честь этого события Миша два дня развлекал нас с Андрюхой на заимке. Надрались мы тогда, помнится на радостях…
В общем, для меня это сейчас самый оптимальный вариант. Там то меня ни Карен, ни милиция точно искать не станут. Только бы добраться.
На мое счастье долго голосовать не пришлось. Трасса, как ни странно, была почти пуста, но уже через десять минут из-за пригорка выполз здоровенный такой трейлер с татарскими номерами, и со скрежетом тормознулся возле меня. На тупорылой кабине "КАМАЗа" вольготно разметался аргамак из дюраля. Правая дверца приветливо распахнулась. Я подошел к кабине, и запрыгнул внутрь. Водитель, немолодой уже мужик, явно татарин по виду, поинтересовался:
— Далеко тебе, приятель?
Хмыкнув, я односложно ответил:
— В город.
Понятно, к чему спрашивает. Едет один, без сменщика. Дальнобойщики потому и берут попутчиков, чтоб поболтать было с кем. А то клюют бедолаги носом за баранкой по пятнадцать часов в сутки. Отсюда и аварий столько…
Водила кисло поморщился:
— Ладно, хоть до города. Там тормознусь в гостинице, освежусь в душе. А то прет от жары, хоть спички вставляй.
И протянул руку:
— Дамир. Сам из Казани. Еду из белокаменной, попутный груз в Челябинск взял.
Пожав руку, я представился:
— Антон. Сам местный. Ехал в белокаменную, да машина сломалась, ловлю перекладных обратно до дома.
Дамир, покосившись, уточнил:
— За машину не боишься?
— А чего ей сделается? Эвакуатор я вызвал, ребята заберут.
Покрутив головой, Дамир усмехнулся:
— Ну да, с такими номерами чего бояться то?
Теперь я хмыкнул:
— Откуда про номера знаешь? Ты ж не местный.
Дамир, переключая скорость, протянул:
— Э-э-э-э, малай… Я двадцать восемь лет за баранкой. Из них двадцать два в дальнобое. В свое время весь Союз исколесил, и в Европе бывал. Для меня дорога как открытая книга. И люди на ней тоже. Вот ты не простой человек, вижу. Но не злодей. Глаза у тебя хорошие. Только прячешься от кого-то. То ли от людей, то ли от себя. И еще женщину любишь, и боишься ей сказать об этом. А ведь она ждет. Давно ждет, парень. Ты не тяни с этим, потеряешь ее. Локти кусать станешь. Поверь мне, я бабай стреляный.
Хмыкнув, я только подивился. Вот тебе и дальнобойщик. Да он психолог незаурядный! Богата наша страна талантами. И подонками…
— Все верно говоришь, Дамир. Только ты от меня зла не жди. Я тебе дурного не сделаю. Доеду, пожелаю счастливого пути, и расстанемся. А за совет спасибо. Ты прав, пожалуй…
Дамир, хитро щурясь, закивал головой:
— Прав, прав. Я всегда прав, пока с гаишником не встречусь. А они у вас строгие… То, что зла не сделаешь, верю. Только ты пистолет за ремень сзади заткни, а не сбоку. Светишь как солнечный зайчик.
Зайчик… Тоскливо мне стало при воспоминании о несчастном следаке. Очередная жертва Карена. Последняя ли? Смогу ли его остановить? Сколько еще людей пострадает, пока этот упырь собственной кровью захлебнется?..
— Спасибо, Дамир. Учту. А глаз у тебя орлиный.
— Еще бы. Я же солдат. Они бывшими не бывают. Песня такая есть у твоего земляка, слыхал? "Хожу-брожу проспектами, фонарики качаются. Война бывает первая, и больше не кончается…"*** Про Даманский слыхал? Так вот я там был. Врезали мы тогда узкоглазым. Ну, и наших полегло…
На удивление Дамир вдруг перестал стрекотать, и, насупившись, смотрел вперед, на дорогу. Видно и впрямь война бывает первая, и больше не кончается. По себе знаю…
Неожиданно для самого себя я признался:
— А я в Чечне был, в девяносто пятом. Взвод разведки…
Дамир, протянув руку, коротко тиснул. Ничего не сказал. Только посмотрел искоса. Да и что говорить? И без слов все понятно. Люди определенного склада как собаки друг друга чуют…
Минут десять ехали молча. Пока на встречной полосе не появился черный "Мицубиси-Паджеро" при виде которого я невольно сжался от нехороших предчувствий. Интуиция великая вещь, и часто выручала меня в критических ситуациях. Вот и сейчас я напрягся, и непроизвольно чуть сполз с сиденья на пол, чтобы не светиться. А солнце, будь оно неладно в такой момент, слепило прямо в глаза, и вся кабина была как на ладони. И я бликовал…
Дамир, заметив мои манипуляции, нахмурился:
— Что? Друзья твои? Не очень то похоже на эвакуатор. Скорее уж на катафалк.
Черт бы все побрал! Заметили меня или нет? Скорость высокая, вряд ли. А если заметили? Метнутся сейчас следом… Может, есть там, в джипе, кто глазастый и меня в лицо знает. Карен вряд ли поверит, что я в Москву, к примеру, рванул. И монстров своих четко проинструктировал. Эх, как некстати. Совсем немного оставалось…
Худшие мои опасения оправдались почти сразу. Где-то позади трейлера завизжали покрышки, и джип очень скоро поравнялся с кабиной. Правое тонированное стекло поползло вниз, и недавний напарник спеленатого мной в лесу Семена властно махнул Дамиру рукой. Тот покосился, но скорости не сбавил. Я решил сам облегчить ему задачу:
— Дамир, тормози. Ни к чему тебе. Я им нужен. А ты поедешь дальше.
Оскалившись, Дамир по-татарски выругался, и упрекнул:
