и просто стоит. Он такой огромный, как и Генри, и я быстро вспоминаю людей, которых закрывал за вождение в нетрезвом виде, публичное непристойное поведение, нападение при отягчающих обстоятельствах и нарушение правил пешеходного перехода за последние выходные. Я не могу его вспомнить, но чем дольше я смотрю на лицо того парня, тем больше понимаю, что уже где-то его видел. И в тот момент Генри перестает жевать бекон и спрашивает, все еще глядя в тарелку: «Как дела?» Я так и смотрю на этого парня, но не могу его вспомнить. Он хорош собой, может, лет тридцати, но, очевидно, многое повидал в жизни. И он говорит: «Хорошо. А у тебя?» Я поворачиваюсь к Генри, а он просто отвечает: «Не жалуюсь». Ты же знаешь, он никогда не лезет на рожон. Так вот, этот парень постоял еще минуту, достал сигарету и закурил. Потом он сказал: «А кто стал бы слушать?» И на этих словах он просто поворачивается и уходит. Я смотрю на него, и до меня доходит. У него походка точно как у Генри. Я поворачиваюсь к тому, начинаю что-то говорить, но Генри меня перебивает: «Сводный брат». Это все, что он сказал. Он не говорил о нем пятнадцать лет. И, насколько я знаю, ни разу не заговорил после.
– Они поссорились? – озадаченно спросила Вонни.
– А кто знает?
Я сжал ее ногу и откинулся назад.
– Вряд ли ты его обидела. Скорее всего, он просто не умеет разговаривать. – Она рассмеялась. – А еще, наверное, какая-то часть Генри жалеет, что это сделал не он.
– Ты шутишь?
Я слегка пожалел, что затронул эту тему, потому что ее трудно объяснить.
– Нет.
– Ты правда думаешь, что он способен на такое?
– Думаю, при особых обстоятельствах все способны на такое.
Вонни поменяла ноги, подобрав одну под себя, и на какое-то время задумалась.
– Наверное, я бы не смогла, но я и не видела всего того, что видел ты. – Она твердо посмотрела мне в глаза. – А в тебе есть частица, которая жалеет, что это сделал не ты?
Я ненадолго задумался, но Вонни меня подловила.
– Да, пожалуй, маленькая злобная часть меня правда жалеет об этом.
Я выглянул в окно и увидел, как большой тополь в конце дороги раскачивается на только что поднявшемся ветру. Пока было не очень холодно, но к концу ночи точно будет. Наверное, температура упала до десяти, и я видел иней на окнах, хотя его там и не было. Зима почти наступила, а я еще даже не осознал, что пришла осень.
Казалось, Вонни тоже была погружена в свои мысли, уставившись на мои руки, обхватившие ее ногу; но пока я ее не отпускал, она не могла уйти.
– Ну, раз уж мы рассказываем свои самые страшные секреты…
Она зажала нижнюю губу между зубов, медленно выпустила и продолжила:
– Помнишь, пару лет назад Кади пыталась нас свести? – Я ждал. – Наверное, маленькая часть меня надеялась, что все получится. – Она замолчала. – Я говорю это, потому что не хочу тебя запутать.
У меня было плохое предчувствие, но я так и не отпустил ее ногу.
– Просто я не хочу спешить. Мои последние отношения не сложились, и мне кажется, по большей части из-за того, что я торопила события. – Ее глаза потухли, а лицо выражало грусть. – Мне казалось, что я хорошо его знала, но на самом деле я просто раскрашивала недостающее своими красками. – Ее взгляд снова сфокусировался на мне. – Я не могу поступить так с тобой, ты мне слишком нравишься.
– Спасибо. – Я так и не вернул ей ногу. – А что, если тебе не понравится, как я сплю с открытым ртом?
Мы оба рассмеялись.
– Я готова рискнуть.
Я шмыгнул и тоже закусил губу.
– Вонни…
Она спародировала Джин Тирни:
– Уолтер?
Мы снова рассмеялись.
– Пусть моя сногсшибательная юная внешность тебя не обманывает. Мне больше не семнадцать, и ожидания у меня уже другие. – Я допил свою сангрию. – Я… – Я прокашлялся и продолжил: – У тебя хотя бы были отношения… – Я снова прокашлялся. – У меня не было никого со смерти Марты. Так что я точно хранил свою добродетель…
И, к моему несказанному шоку, из ее глаза по лицу покатилась слезинка, как вспышка молнии. Я подавил жжение в глазах и сжал ее ногу. Это была красивая нога, длинная и узкая, с пальцами почти как на руке. Аристократическая. Моя мама всегда говорила, что это признаки королевских особ; это, а еще то, что человек ест по одному кусочку за раз. Не знаю, как часто мама встречалась с королевскими особами, ела ли с ними за одним столом и рассматривала ли их ноги, но ее было тяжело переубедить. Это семейная черта.
Я поднял одну из своих мозолистых лап и провел мягкой частью тыльной стороны руки по ее щеке, размазывая морскую воду у линии ее волос. Она прерывисто всхлипнула, заправила выбившуюся прядь за ухо, а потом поймала мою руку и положила себе на колено. Вонни была не маленькой, но мою ладонь она могла накрыть только своими двумя. Она расставила мои пальцы, обернула их вокруг своей икры и закрепила там. Совсем как ребенок, довольный проделанной работой. Она отстранилась, растопырила пальцы, чтобы оценить свою работу, и улыбнулась, борясь с сокращениями диафрагмы. Я хотел ее больше всего на свете. Но я сжал челюсть и просто смотрел. Этого было более чем достаточно.
Я вез ее домой сквозь туман, наползавший с Пайни-Крик, который отчаянно пытался пробиться в город, а я, в свою очередь, в Паудер. Один ручей начинался в верховьях дикой местности Бигхорн, на самой вершине Клауд-Пик, опускаясь на пару тысяч метров, чтобы пронестись мимо озера Десмет через долину Лоуэр-Пайни и повернуть налево у дома Вонни. Другой расправлял свои водяные конечности от реки Паудер на юг, расширяясь, словно река, на равнинах через Дюран до тех пор, пока не встречался со своим братом примерно в километре от моего дома. Последний снег таял в закатном тепле дня, но потом наступит ночь, и низко лежащий туман уже начал плыть по земле, как облака.
Я переключил передачу, поворачивая на Кроссроудс, и посмотрел в сторону «Рыжего пони». Свет горел, и я подумал о том, как мой друг терпеливо слушает очередную пьяную историю пьяницы о том, как тот напился. Вонни тихо простонала, а затем повернула голову поудобнее. Я положил руку ей на плечо, и она уютно устроилась под моим пальто из овечьей кожи, поджав ноги на пассажирском сиденье. Я слушал
