Никто не знает, почему, вне зависимости от мощности взрыва, на месте человека всегда остаются дымящиеся сапоги. Похоже, это одна из постоянных и необъяснимых вещей.
Внимательно наблюдавшему Ардроти показалось, что волшебник сам потрясен не меньше толпы, но маг прекрасно справился со своим волнением и, взмахнув посохом, изрек:
– Пусть это послужит хорошим уроком. Никто не смеет поднять руку на волшебника, понятно? Отныне здесь многое изменится. Да, что тебе?
Последнее относилось к Ардроти, который попытался незаметно проскользнуть мимо. Торговец быстро порылся на своем лотке с товаром.
– Я просто гадал, не пожелает ли ваша честь купить один из этих прекрасных пирожков, – торопливо проговорил он. – Полных питатель…
– Смотри внимательно, продавец пирогов, – сказал волшебник.
Он вытянул руку, сделал пальцами странное движение и достал из воздуха пирог.
Этот пирог был пышным, золотисто-коричневым и с великолепной корочкой. Ардроти хватило одного взгляда, чтобы понять, что пирог до краев наполнен первосортной постной свининой, а обширными пустотами под тестом, заполненными чудесным свежим воздухом и являющихся основным источником прибыли, здесь даже не пахнет. Это был один из тех пирогов, которыми мечтают стать поросята, когда вырастут.
У Ардроти упало сердце. Его разорение плавало перед ним в воздухе, увенчанное тающим во рту пирогом.
– Хочешь попробовать? – спросил волшебник. – Там, откуда он взялся, таких еще полно.
– Откуда бы он ни взялся, – пробормотал Ардроти.
Он посмотрел на лицо волшебника и в безумном блеске этих глаз увидел, как мир переворачивается с ног на голову.
Он отвернулся, признавая поражение, и направился к ближайшим городским воротам.
«Мало им людей убивать, – горько думал он, – они еще и средств к существованию нас лишают».
Ведро воды выплеснулось на лицо Ринсвинда, вырвав его из жуткого сна, в котором сотня женщин в масках пытались подравнять ему прическу при помощи палашей. Причем, стрижка была и так короткой, дальше некуда. Некоторые люди, увидев подобный кошмар, отнесут его на счет страха перед кастрацией, но подсознание Ринсвинда сразу узнало «смертельный-страх-того-что-тебя-пошинкуют-на-мельчайшие-кусочки». Оно узнавало этот страх с первого взгляда, поскольку сталкивалось с ним постоянно. Ринсвинд сел.
– С тобой все в порядке? – с беспокойством спросила Канина.
Ринсвинд обвел глазами загроможденную палубу и осторожно ответил:
– Необязательно.
Одетых в черное работорговцев поблизости не наблюдалось – по крайней мере, в вертикальном положении. Зато вокруг толпились члены команды, причем все держались на почтительном расстоянии от Канины. Только капитан стоял относительно близко, и на его лице играла бессмысленная ухмылка.
– Они уплыли, – сообщила Канина. – Забрали все, что могли, и уплыли.
– Сволочи, – вставил капитан. – Но гребут быстро!
Он звонко шлепнул Канину по плечу. Девушка поморщилась, а он добавил:
– Для женщины она дерется просто здорово. Да!
Ринсвинд неуверенно поднялся на ноги. Корабль бодро скользил по волнам в сторону далекого размытого пятна на горизонте, которое, должно быть, являлось пупземельным побережьем Клатча. Ринсвинд остался цел и невредим. Он слегка приободрился.
Капитан дружески кивнул им обоим и торопливо удалился, чтобы отдать команды, имеющие отношение к парусам, канатам и прочим корабельным штукам. Канина уселась на Сундук, который, похоже, ничуть не возражал.
– Он так благодарен нам, что пообещал довезти до самого Аль Хали, – поведала она.
– Я думал, мы об этом и договаривались, – удивился Ринсвинд. – Я же сам видел, как ты передавала ему деньги…
– Да, но он все равно намеревался захватить нас и, добравшись до Клатча, продать меня там как рабыню.
– Что? А как же я? – возмутился Ринсвинд, но тут же фыркнул: – Ну разумеется, на мне одежды волшебника, он бы не осмелился…
– Гм. Вообще-то, он сказал, что тебя ему пришлось бы отдать даром, – призналась Канина, сосредоточенно ковыряя воображаемую заусеницу на крышке Сундука.
– Даром?
– Да. Гм. Типа: к каждой проданной наложнице прилагается один волшебник бесплатно. Гм.
– А прилагать нас друг к другу обязательно?
Канина посмотрела на него долгим, пристальным взглядом и, когда Ринсвинд так и не улыбнулся, со вздохом спросила:
– Почему вы, волшебники, так нервничаете в обществе женщин?
Такая клевета заставила Ринсвинда возмутиться.
– Нет, мне это нравится! – возопил он. – Да будет тебе известно… послушай, как бы там ни было, дело в том, что вообще я отлично лажу с женщинами, меня выводят из равновесия только женщины с мечами. – Он какое-то время обдумывал свои слова, а потом добавил: – Если уж на то пошло, меня выводит из равновесия любой человек с любым мечом.
Канина продолжала усердно ковырять заусеницу. Сундук удовлетворенно скрипнул.
– Я знаю кое-что еще, что точно выведет тебя из равновесия, – пробормотала она.
– Гм-м?
– Шляпа пропала.
– Что?!
– Я ничего не могла поделать, они похватали все, что можно…
– Пираты смылись вместе со шляпой?
– Не смей говорить со мной таким тоном! Я в это время не дрыхла без задних ног…
Ринсвинд лихорадочно замахал руками.
– Нет-нет, не заводись, я не говорил никаким таким тоном… Я просто должен все обдумать…
– Капитан сказал, что пираты, возможно, направятся в Аль Хали, – услышал он слова Канины. – Там есть одно местечко, где собирается преступный элемент, и мы сможем…
– Не понимаю, почему мы должны что-то предпринимать, – перебил ее Ринсвинд. – Шляпа хотела держаться подальше от Университета, а я не думаю, что эти работорговцы когда-либо заглянут в Анк-Морпорк, чтобы опрокинуть стакан-другой шерри.
– Ты позволишь им удрать с ней? – искренне изумилась Канина.
– Что ж, кто-то должен это сделать. И я смотрю на происходящее следующим образом: почему бы этим человеком не стать мне?
– Но ты сказал, что это символ волшебства! То, к чему стремятся все волшебники! Ты не можешь бросить ее на произвол судьбы!
– Может, поспорим?
Ринсвинд откинулся на поручни. Он испытывал странное удивление. Он что-то решил. Это было его решение. Оно принадлежало ему. Никто не заставлял его принимать это решение. Иногда ему казалось, что вся его жизнь состоит из неприятностей, в которые он попадает из-за абсолютно посторонних людей. Но на этот раз он принял решение, и дело с концом. Мир спасет кто-нибудь другой, а Ринсвинд пожелает ему удачи. Он принял решение.
Его брови нахмурились. Почему он не испытывает никакой радости?
«Потому что это неверное решение, идиот».
«Прекрасно, – подумал он, – только голосов в башке мне не хватало. Убирайся вон».
«Но мое место здесь». «Ты хочешь сказать, что ты – это я?»
«Твоя совесть».
«О-о».
«Ты не можешь допустить, чтобы шляпу уничтожили. Это символ…»
«Да ладно, знаю…»
«…Символ магии, подчиняющейся Закону. Магии под контролем человечества. Ты же не хочешь вернуться в темную япоху…»
«Чего?»
«Япоху…»
«Я хотел сказать эпоху?»
«Точно. Эпоху. Вернуться на эпоху назад, во времена, когда правила сырая магия. Каждый день вся структура реальности сотрясалась до основания. Могу тебе сообщить, это было довольно жутко».
«А откуда я об этом знаю?»
«Расовая память».
«О Создатель! И у меня она есть?»
«Ну-у, частично».
«Но почему опять я?»
«В душе тебе известно, что ты – настоящий волшебник. Слово „Волшебник“ выгравировано в твоем сердце».
– Да, но вся беда в том, что я постоянно встречаю людей, которые требуют доказательств этому, – с несчастным видом объяснил Ринсвинд.
– Что ты сказал? – переспросила Канина.
Ринсвинд посмотрел на расплывчатое пятно на горизонте и вздохнул.
– Да так, сам с собой разговариваю…
Кардинг критически оглядел шляпу, обошел вокруг стола, взглянул на нее под другим углом и наконец изрек:
– Неплохо. Откуда октарины?
– Это просто очень хорошие анкские камни, – пояснил Лузган. – Но ты-то попался…
Шляпа получилась роскошной. Лузган даже был вынужден признать, что выглядит она намного красивее настоящей. Старая шляпа аркканцлера имела довольно потрепанный вид; вышитые на ней золотой нитью узоры потускнели и вытерлись. Дубликат значительно отличался в лучшую сторону. В нем чувствовался стиль.
– Особенно мне нравятся кружева, – заметил Кардинг.
– Я с ней черт знает сколько возился.
– А почему ты не прибег к магии? Кардинг пошевелил пальцами и схватил появившийся в воздухе высокий запотевший бокал, в котором под бумажным зонтиком и кусочками фруктов плескался какой-то тягучий и дорогой коктейль.
