Ксения действительно оставалась наивным и трогательным дитем, никак не желающим взрослеть. Возможно, так на нее действовали условия, в которых жила, и стиль жизни, который навязывался кругом общения.
— Что-то болит? — участливо спросила Катя, когда девушка выпила немного воды и к ее выбеленному лицу начали возвращаться краски.
— Голова… Очень болит голова… — слабо простонала Ксеня. Катерина скользнула взглядом и увидела тонюсенькую струйку запекшейся крови на виске.
— Давай я помогу тебе переместиться на кушетку и позову дежурную медсестру Светланы Прокофьевны. Сможешь встать? — Катерина старалась не выдавать испуг.
— Нет-нет, ни в коем случае! — необычайно бурно для своего состояния запротестовала Ксения и вцепилась пальцами в руку служанки. — Прошу… Никто не должен знать… Прошу…
— Ксения, тебе нужен осмотр…
— Нет, — девушка ответила властно. — Я приказываю не разглашать увиденное. Не смей. Ты меня услышала? А то вылетишь отсюда пробкой.
Увидев, как исказилось лицо Катерины, Ксения просительно прошептала:
— Умоляю…
Катя поджала губы, ничего не ответив. Ей, сунув под нос вместо нашатырного спирта жесткие слова, напомнили ее место.
— Не злись… лучше помоги мне переодеться и помыться. Слабость… Я сама не могу… Ну и вонь, фу… — Ксения покраснела, осознав в чем она вымазалась, сгорая в чувстве стыда, словно факел, охватившем ее.
Когда чистая, посвежевшая, облаченная в теплую пижаму девушка лежала в постели, а ее верная служанка заботливо укрывала ее одеялом. Ксения, тщетно пытаясь перехватить взгляд Катерины, схватила ее за руку.
— Прости, что резко с тобой говорила.
Катя замерла, поджав губы:
— Вы не должны оправдываться, госпожа Сикорская. Вы в праве отдавать распоряжения.
— Что за холодное Вы? Мы же договорились на ты…
— Как скажете.
— Лена!
— Простите. Как скажешь.
Ксения заломила свои руки. Боль исказила лицо:
— Если еще и ты отвернешься от меня… Пожалуйста.
Катерина вздохнула, устало прикрыв глаза. Барыня хочет играться в дружбу, приказывая друзьям. Но барские замашки в отношении к тем, кто на тебя работает и одним твоим жестом может быть выгнан без оплаты труда и без рекомендаций, разве вяжутся с понятием дружбы? Ей стало жаль Ксению. По-человечески жаль. Имея все, что могут дать деньги, она не имела доверительных отношений ни с единой душой.
Переступив через гордость, Катя поддалась своему доброму началу:
— Ксеня, что случилось? Я могу чем-то помочь? — мягко спросила.
— Мне никто не поможет… Прости, не могу рассказать все. Натворила дел, а теперь… — Ксеня заплакала.
— Кровь… Ты ударилась, когда падала? Тебе стало плохо? Кто-то ударил тебя? — аккуратно начала расспрашивать Катя.
— Нет-нет, я сама, сама виновата. Только я одна… — Ксения вдруг наклонилась в бок. Рвотные позывы скручивали желудок, пытались вывернуть его наизнанку, но он был пуст. Катерина мигом принесла тазик и склонила голову бедной девушки над ним.
— Ты отравилась? Головокружения бывают часто? Это единичный случай? Я принесу «Смекту»…
— Не надо.
— Тогда активированный уголь…
— Я б… беременна, — Ксения обессиленно откинулась назад на подушки и уставилась в потолок.
— Эм-м… — Катя замерла. Что ей было на это говорить? Поздравлять? Сочувствовать? Девушка явно не радовалась новости о будущем ребенке. Душа защемила. Катерине стало безумно жаль малыша размером с крохотное семечко. Неужели ему не суждено родиться?
— Я не могу от него избавиться. Срок шестнадцать недель…
— А отец ребенка?
— Мы ему не нужны. Прости, я не буду рассказывать ничего. Тебе не нужно знать. Безопаснее не знать ничего… Я терзалась из-за того, что он не любит, а теперь… Он страшный человек. Я люблю его. Но он… — Ксения испуганно прижала рот рукой. — И мои родные никогда не примут ребенка от него. Никогда. Я буду изгнана и опозорена.
— Ксения… Сейчас не ХIХ век на дворе. Сейчас не казнят и не придают публичному осуждению матерей-одиночек. Есть женщины, которые принимают решение себе родить ребенка, невыходя замуж и не ища себе мужа, — осторожно начала говорить Катерина, становясь на защиту зарожденной жизни. — Понимаю, в силу молодости, характера, гормонального сбоя, нахлынувших эмоций и обстоятельств кажется, что этот ребенок огромное зло, готовое разрушить твою жизнь. Но поверь, это не так… Малыш — это всегда счастье. Не могу сказать, что ты родишь его, возьмешь на руки и тут же проснется материнский инстинкт — иногда на это уходит какое-то время.
Представь, ребеночек, живущий в тебе, уже тебя любит. Тебя одну. Он больше никого не знает. Ни с кем не контактирует. Ты — его мир. Шум твоей крови — его музыка. Твое тело — его колыбель. Твои движения — маятник, укачивающий его крохотное тельце.
Он уже со своим характером. Он слышит твой голос. Он переживает те же эмоции, что и ты, хотя и по-своему. Если ты научишь его в утробе бояться и страдать — он будет всю жизнь познавать через боль. Если же ты сможешь научить его любви и спокойствию — это станет основой гармоничной личности.
О, я знаю! Где твой телефон? Кажется, я видела его на тумбочке. Ага, разблокируй, пожалуйста.
— Зачем?
— Ладно, — Катя взяла пульт от висящего на стене телевизора, нажала кнопку включения, затем голосового поиска и произнесла:
— Ребенок. Развитие 16 недель.
Поисковик запустился. Выбрав видео на «Youtube», Катя нажала «воспроизвести».
Ксения хотела было запротестовать, но прикипела к экрану. Маленький компьютерный человечек, результаты узи. Спящий, икающий, шевелящийся. Голос за кадром описывал, что на этом сроке уже умеет делать крохотный малыш, его параметры.
- Ты была на узи? — спросила Катя.
Ксения плакала.
— Нет… Только в самом начале. Я тогда еще думала, что смогу убедить… Что он… — Ксения всхлипнула.
— Нужно сходить, посмотреть, все ли в порядке. Ты делала скрининг?
— Нет… Я не могу. Я все продумала. Никто ничего не узнает. Я рожу тайно, уеду якобы в отпуск или на учебу. Отдам новорожденного и потом вернусь. У него будет хорошая семья, любящие родители.
— Ксюш…
— Ты думаешь, я монстр?!
— Нет, — тяжело выдохнула Катя. — Но я уверена, что ты будешь считать себя монстром всю оставшуюся жизнь. Придет момент, когда ты пожалеешь о своем выборе. Но отмотать назад время, словно ленту проигрывателя, будет невозможно.
— Лен… Ты не понимаешь… Отец ребенка очень страшный человек…
— Как же ты с ним связалась?
— Я любила его… Люблю… Я не знаю… — Ксеня разразилась рыданиями.
Под утро, лежа рядом с обессилевшей, забывшейся в тревожном сне девушкой, Катя сквозь навалившуюся полудрему размышляла, что происходит с ее жизнью. Она не хотела ввязываться в чужие проблемы — своих было выше крыши. Но оставить запутавшуюся Ксению наедине с ее жизнью — значит дать ей угробить себя и жизнь ни в чем неповинного крохотного существа. Судя из сбивчивого рассказа девушки, отец ребенка весьма опасный человек, если он узнает, что Катя прознала о его отцовстве или как-то замешана в эту историю — ей не сносить головы. В мире огромных денежных потоков, власти, человеческая жизнь стоит мало. Если Ксения боится за свою — то что говорить обычной, никем не защищаемой женщины?
Нужно убираться отсюда. В первую очередь ради дочери. Ради Лизки. Приставучие призраки, похожие на галлюцинацию. Предавший муж, так и не объяснивший, почему он сбежал и бросил семью, чем заслужила такое отношение его дочь. Исчезающие бесследно служанки. Ксения с ее опасными связями… Катя скрепила сердце. В первую очередь нужно думать о себе, о дочери. О чужих детях пусть думают их родители. Кого она обманывает?..
Мысли, отравленные угрызениями совести, терзали ее, словно пираньи.
В итоге Катя сошлась на том, что она лишь крупица в этом безграничном мире. Она ни на что не влияет. Она свою жизнь наладить не может, не то, что помочь другим. Вот дождется зарплаты — и уволится.
