Рейчел посмотрела в затылок Шлику, и ее сердце защемило. Она совершенно точно знала, что это он убил свою жену, как знала и то, что Кристина предвидела подобный конец. Но Рейчел не ожидала, что все произойдет так быстро. Она была уверена, что у нее будет время помочь Кристине сбежать и вместе с Джейсоном Янгом придумать, как помочь матери и дочери воссоединиться.
Лишь сейчас Рейчел поняла, как была наивна и насколько была права Кристина. Жаль, что ничего нельзя изменить, нельзя повернуть время вспять… А что бы она сделала? К кому еще могла бы обратиться за помощью? Рукой, затянутой в перчатку, Рейчел скомкала платочек и промокнула слезы, которые скрывала вуаль.
– Моя жена обезумела от горя, – признался Герхард, скорбящий вдовец, пастору, когда вынесли гроб. – У нее не было сил, не было смысла жить дальше…
– Штурмбаннфюрер Шлик. – Доктор Фершуэр протянул ему руку. – Это прискорбно.
Рейчел заметила, как он вглядывается Герхарду в лицо.
Но тот даже глазом не моргнул, выражая согласие.
– Кристина сломалась. – Шлик пожал плечами. – Река поманила ее, и она, по всей видимости, не смогла противостоять искушению.
Рейчел хотелось надавать им пощечин, накричать на них за разыгранную дешевую мелодраму – мелодраму, в которой невольно вынуждены были участвовать все присутствующие. Но отец увлек ее к выходу.
– Сегодня вечером у меня встреча с доктором Фершуэром и доктором Менгеле, пока они здесь в Берлине. Возможно, я вернусь поздно. Тебе вызвать такси?
Рейчел покачала головой. «В чем дело? Неужели он ничего не видит?»
– Отец, ты же знаешь, что это не самоубийство. Ты же прекрасно понимаешь, что Герхард…
Профессор резко схватил ее за локоть, обернулся через плечо. Рейчел заметила, что за ними наблюдает доктор Менгеле. Отец нервно кивнул коллеге. Девушка, не сопротивляясь, поспешно спускалась по церковным ступенькам под руку с отцом, который зажал ее ладонь, словно тисками, и быстро зашептал:
– Молчи, Рейчел!
– Но…
– Молчи! Случившееся тебя не касается. Ничего не поделаешь.
– Это убийство, отец.
– Прекрати! – Он встряхнул дочь, не останавливаясь ни на секунду. – Предупреждаю тебя! У тебя истерика. Возвращайся в гостиницу и жди. Я вернусь, как только освобожусь.
Но Рейчел была больше не в силах это выносить. Она вырвала руку.
– Отец, я хочу домой! Хочу вернуться в Нью-Йорк! Немедленно!
– Это невозможно.
– Что ты имеешь в виду? Ты же говорил, что мы поедем домой, когда… Завтра утром у нас самолет!
– Фрейлейн Крамер! – окликнул ее сзади Герхард, сбегая по ступеням церкви в компании Фершуэра и Менгеле.
Профессор предостерегающе взглянул на дочь.
– Не откажетесь ли с нами пообедать? – спросил Герхард – слишком беспечный и веселый для человека, только что опустившего крышку гроба, в котором покоилась его жена.
Обескураженная поведением отца, Рейчел решила сказаться больной.
– Нет-нет… я вернусь в гостиницу. Ужасно болит голова. И есть не хочется.
– Очень жаль, фрейлейн. Я надеялся, что вы составите нам компанию.
Рейчел почувствовала, что ее сейчас стошнит от его наглости. «Что с ними такое? С моим отцом? С остальными? Неужели они не видят, как ведет себя Герхард?»
Шлик взял ее за руку.
– Вы знаете, Кристина очень вас любила.
Рейчел попыталась высвободить руку, но Герхард не отпускал.
– Она была моей подругой.
– Да, я понимаю. Еще одно: уверен, что Кристина хотела бы, чтобы у вас осталось что-нибудь на память о ней… что-нибудь особенное.
Рейчел едва не задохнулась. Слезы горя и разочарования готовы были вот-вот хлынуть у нее из глаз.
– Мне бы хотелось, чтобы вы пришли ко мне домой, разобрали ее вещи. И взяли все, что пожелаете.
Рейчел не могла говорить: ее охватили отвращение, сожаление и нестерпимая боль из-за загубленной жизни Кристины.
– Вы понимаете, как это тяжело? Для меня это было бы подарком… и для Кристины тоже… – Шлик опять сжал руку девушки. – Пообещайте, что придете.
Рейчел боролась с собой. С одной стороны, она чувствовала, что хочет побыть рядом с вещами, принадлежавшими Кристине, изнывая от невозможности дать подруге знать, как отчаянно она сожалеет о том, что не поверила ей с самого начала, как раскаивается в своих заблуждениях. С другой – испытывала страх от того, как сильно Герхард сжимал ее пальцы. Девушка колебалась. Потом кивнула с несчастным видом.
– Я приду. Но только завтра. Вечером у нас самолет. – Она бросила вызов отцу, но тот отвернулся.
– Отлично! – Герхард едва сдерживал ликование. – Завтра в обед я за вами заеду.
На глаза Рейчел навернулись слезы, и она была не в силах справиться с собой. Но она не станет плакать в присутствии Герхарда Шлика и врачей. Рейчел отвернулась, готовая умчаться прочь. Она сделала пять широких шагов, тонкий каблук попал в стык между брусчаткой, и черная кожаная туфля соскользнула с ноги.
Вернувшись и надевая туфлю, Рейчел услышала слова доктора Менгеле – их донес ветер.
– Все встало на свои места. – А потом решительно добавил: – Больше никаких преград.
– Она послушается, – ответил отец. – Я гарантирую.
Рейчел взглянула на говорящих из-под вуали на шляпке. Все они пожирали ее глазами.
* * *
Джейсон Янг наблюдал за входом в церковь, спрятавшись за газетным киоском всего в квартале от церкви. Он обратил внимание на то, как Герхард и Рейчел разговаривали на ступеньках церкви, пока что-то писал под заголовком на первой полосе газеты. Когда компания из четырех мужчин уселась в черный «мерседес» и машина проехала мимо, Джейсон сложил газету и поспешил в противоположном направлении.
Он дождался, когда Рейчел дойдет до перекрестка, встал рядом с ней и случайно уронил газету. Потом поднял упавшую газету, протянул ее девушке и произнес достаточно громко, чтобы услышали стоявшие рядом:
– Прошу прощения, фрейлейн, вы уронили газету.
Не давая Рейчел возможности заговорить или каким-то образом показать, что они знакомы, Джейсон приподнял шляпу и запрыгнул в проезжающий трамвай.
Журналист с полчаса покатался на трамвае, потом вернулся в кафе, адрес которого написал под заголовком. Он подождет еще час, чтобы Рейчел успела вернуться в гостиницу и выскользнуть оттуда через черный ход на тот случай, если за ней следят.
Джейсон понимал, что ведет себя как в романе о шпионах. И хотел бы ошибаться, чтобы в этом не было необходимости.
* * *
В половине второго официант провел Рейчел к столику на террасе уличного кафе на Цигельштрассе. Каменные вазоны со стелющимися цветами – всех оттенков красного и белого – возвышались между коваными столиками. Рейчел заказала кофейный суррогат и порцию теплого яблочного штруделя с кремовым соусом – когда Рейчел была маленькой, мама часто пекла это лакомство, чтобы ее утешить. Жаль, что мамы больше нет. Она бы знала, как достучаться до мужа. Как сделать так, чтобы он вновь стал тем добряком, которым был раньше, – по крайней мере, Рейчел верила в то, что он таким был.
Словно закованный в непробиваемый панцирь мужчина, который встряхнул Рейчел на ступенях церкви и ошарашил ее новостью о том, что они, скорее всего, завтра в Америку не вернутся, который позволяет убивать детей и в том числе – дочь ее подруги, был незнаком Рейчел, и она не знала, как ему противостоять. Ее вырастил совершенно другой человек.
– О чем вы задумались, хотелось бы знать? – Неожиданно напротив Рейчел устроился Джейсон.
– Не стоит. Это грустные мысли. – Она прикусила губу и отвернулась, боясь разреветься прямо у него на глазах.
Джейсон взял ее за руку.
– Ваша маленькая бандероль в безопасности… как и остальные пропавшие без вести.
Рейчел закрыла глаза. По ее щеке покатилась слеза.
– Слава Богу! Спасибо за хорошие новости.
– Спасибо Богу и нескольким очень добрым и очень смелым немцам.
– И вам, – сглотнув, произнесла Рейчел, нисколько не покривив душой.
Джейсон пожал ее пальцы, откинулся на спинку стула.
– Она не может там долго оставаться… это слишком рискованно.
Сердце Рейчел упало.
– Тогда…
– Придется перевезти ее в другое место.
– Она похожа на Кристину? – Рейчел почти не хотела слышать ответ.
Джейсон усмехнулся, взял ее вилку, проглотил кусок штруделя.
– Только не сейчас.
Рейчел терпеливо ждала.
Журналист подался вперед и зашептал:
– Они коротко подстригли ей волосы и покрасили. Она по-прежнему блондинка, но более темного оттенка. Ее нарядили как мальчика. Но не уверен, что это поможет. Таких красивых мальчиков мне видеть еще не доводилось. – Джейсон откинулся на спинку стула и стал потягивать свой кофе. – Труднее всего скрыть глухоту. Издали все отлично – Амели ничем не отличается от других детей. Но подойди ближе, заговори – она не отвечает, не реагирует на резкие звуки. И общается с помощью знаков – по крайней мере, пытается это делать. Но Амели никто не понимает, поэтому стараются, чтобы девочка как можно дольше находилась в полудреме, чтобы она не привлекала внимание. Это опасно для всех. Поэтому… – он пожал плечами, – и возникла проблема.
