Он с наслаждением потянулся.
Хорошо, что вернулась Анника. Дома сразу стало тепло и уютно, и как она любит детей.
Вернее, как они любят детей.
Он стоял с портфелем у подъезда, размышляя, стоит ли ехать на встречу на машине. Они встречаются в Сёдермальме, в каком-то кабаке на Хорнгатан. В этом ресторанчике есть отдельные кабинеты. Наверное, они выпьют бутылку вина, и тогда одно из двух: либо ему придется остаться трезвым, либо положиться на случай и сесть за руль слегка пьяным. Но сегодня четверг, ночь уборки города, так что передвигаться придется в пробках.
Он шагнул от подъезда, свернул направо, потом еще направо и вышел на Агнегатан.
Будем надеяться, что эта старая рухлядь заведется, подумал он, и рывком распахнул дверь своей «тойоты».
Эта машина осточертела ему до смерти. Она уже была старой, когда он познакомился с Анникой, но она отказалась для покупки новой машины взять кредит под залог квартиры.
— Я езжу на общественном транспорте, — сказала она, — и то же самое будешь делать ты. В нашем городе только идиоты ездят на собственных машинах.
В этом она была на сто процентов права, но автомобиль был еще вопросом политики.
Томас поехал по Хартверкаргатан. Вообще-то улица была закрыта для движения транспорта, но он махнул на это рукой. Конечно, на уборку закрыты и все улицы вокруг Цинкенсдамм. С упавшим сердцем и участившимся пульсом он стал колесить по району, стараясь отыскать разрешенную для движения дорогу. Дороги не было.
В конце концов он остановил машину у дверей кабака и заплатил за стоянку. Анника сошла бы с ума, если бы увидела этот расход на их совместной банковской карточке, поэтому Томас расплатился наличными.
Он остановился и стал рассматривать место встречи.
Второсортная забегаловка, решил он. Грязная пивнушка.
Вздохнув, снял шапку, сунул ее в карман штормовки, поднял портфель и вошел в заведение.
В кабаке было накурено и очень шумно, из плохих колонок несся грохот непонятного рока, на стенах висели мишени для игры в дартс. Там же виднелись старые безвкусные плакаты с рекламой разных сортов пива. В углу молчаливо стоял старый заброшенный музыкальный автомат.
— Томас! Сюда!
Он увидел Софию Гренборг. Она сидела справа от входа, недалеко от стойки бара. Благодарно улыбаясь, он подошел к Софии. Он сердечно поздоровался с коллегой из областного совета, хотя к этой сердечности примешивалось и известное чувство вины. Три года назад они оба искали работу в Союзе общин. Место досталось ему, хотя по квалификации и заслугам оно должно было достаться Софии. С тех пор, когда они сталкивались по работе, он каждый раз испытывал угрызение совести и старался сгладить вину сердечной приветливостью.
— Где Крамне? — спросил он, снимая штормовку.
— Еще не приехал, — ответила коллега и подвинулась, освобождая место на диване. — Я только сейчас удивлялась: о чем он думал, когда назначал встречу в этом притоне?
Он от души рассмеялся, так как сам подумал о том же. Сел рядом с Софией и вдруг с удивлением заметил, что она потягивает пиво. Перехватив его взгляд, она пожала плечами и улыбнулась.
— Решила действовать по обстоятельствам — здесь и сейчас, — сказала она.
Он поднял руку, остановил молодого официанта и заказал большую кружку темного пива.
— Что ты скажешь о брошюре? — спросила она.
Томас поставил портфель на колени, раскрыл его и выложил на стол тонкую пачку бумаг, положив сверху брошюру.
— В общем и целом все хорошо, — сказал он и поставил портфель на пол. — Кое-что, конечно, надо причесать и отредактировать. Надо более четко сформулировать, что должны делать политики в случае угрозы — не пугаться, а осмыслить положение. Возможно, надо привести статистику реакций разных политиков на угрозы. Цифры по преступлениям можно взять в Главном полицейском управлении.
Собственно, это были непосредственные комментарии Анники после того, как она перелистала брошюру перед уходом Томаса. София Гренборг заморгала — замечания Томаса произвели на нее впечатление. Он потянулся.
— Очень интересные соображения, — сказала она. — Можно я запишу?.. Я тут подумала еще об одной вещи, — сказала София, записывая услышанное в небольшой блокнот. — Как ты думаешь, не надо ли исследовать ценность такого подхода? Рассмотреть, как общество смотрит на угрозы в адрес политиков и избранных чиновников?
Он посмотрел на нее, поймав себя на мысли, что не слышал, что она сказала.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она положила в сумку блокнот и ручку.
— Я хочу сказать, что надо обдумать систему оценок, которую мы кладем в основу исследований причин молчания политиков. Разве не надо говорить и об этом?
Томас наморщил лоб, чтобы скрыть свой энтузиазм.
— То есть ты хочешь сказать, что мы должны понять, как люди реагируют на феномен?
— Да, — ответила она и подалась вперед, — и одновременно исследовать возможность изменить положение дел их осознанием.
Он медленно кивнул.
— Может быть, нам следует обеспечить поддержку со стороны прессы, — сказала она, — вызвать публичное обсуждение и начать, честно говоря с опозданием, формировать общественное мнение.
— Да, — воодушевленно согласился он. — Надо задействовать информационные ресурсы и интерактивность средств массовой информации.
— В газетах должны появляться статьи о наших новых героях, — сказал Томас, — и в четко выделенных, ярких рубриках. Надо писать о местных политиках, вступивших в борьбу с правыми экстремистами и анархистами в своих городах.
— Но эти статьи не должны преувеличивать опасность и отпугивать людей, собирающихся заняться политикой, — добавила София.
— Это вы пришли на встречу демократов? — спросил подошедший официант и поставил кружку пива на документы.
Томас с быстротой молнии поднял кружку, но ему не удалось избежать неприятности — пузырящаяся пена оставила на документах отчетливую прямую линию.
— Звонил Крамне, — как ни в чем не бывало продолжил официант, — и просил передать, что не сможет прийти сегодня вечером. С вас тридцать две кроны.
Он замолчал, ожидая расчета.
Томас почувствовал, как в нем вскипает неистовый гнев, заливший его, как пивная пена, текущая по рукам и брюкам.
— Что за чертовщина?! — воскликнул он. — Что происходит?
София Гренборг выпрямилась и обратилась к официанту:
— Крамне не сказал, почему он не придет?
Молодой человек пожал плечами и нетерпеливо переступил с ноги на ногу, ожидая, когда с ним расплатятся.
— Он сказал только, что не сможет, и просил передать это вам. Еще он сказал, что вы сможете просто поесть, он уже оплатил счет, а придет в следующий раз.
Томас и София Гренборг переглянулись.
— Пер Крамне живет в этом же доме на шестом этаже, — официант, наморщив лоб, поднял глаза к потолку, — и бывает здесь часто. Мы уже накрыли стол внизу, в зале, на площадке за туалетом.
Томас отсчитал мелочью ровно тридцать две кроны, а потом бережно убрал со стола все документы в портфель.
— На ужин у меня уже нет времени, — сказал он, собираясь встать.
Официант ушел.
— Нам надо обсудить нашу проблему, — остановила Томаса София, — раз уж мы все равно здесь. Подумать, как четко обрисовать суть и образ угроз. Самое важное — чтобы политики сохраняли на своих местах хладнокровие и знали, как вести себя в случае угроз и применения насилия.
— Я отменил сегодняшний теннис, — отозвался Томас голосом обиженного ребенка.
София улыбнулась:
— А я пропустила урок сальсы. Так что пусть правительство кормит нас ужином за причиненные неудобства.
Он махнул рукой и улыбнулся Софии в ответ.
Анна Снапхане, тяжело дыша, поднималась по лестнице, окидывая взглядом окрашенные в спокойные тона стены. Как же долго взбирается она с одного этажа на другой и, боже, как ее качает.
Она остановилась на следующей площадке и посмотрела на задний двор через цветное стекло. Окно квартиры Анники, выходившее во двор, было ярко освещено.
Очень живописно, но и очень тесно. Сама она ни за что не согласилась бы снова переехать в город. Она твердо это знала, как знала и то, что в этом ностальгическом чувстве нет ничего хорошего.
Входная дверь Анники была высока, как церковные ворота, и тяжела, как камень. Анна негромко постучала, понимая, что Анника только что уложила детей.
— Входи, — сказала Анника и тут же ушла в дом. — Я сейчас вернусь, только пожелаю Калле спокойной ночи.
Анна села на скамью в прихожей, стянула с ног модные сапоги. Доносился смех Анники и хихиканье мальчика. Анна не стала снимать верхнюю одежду и сидела до тех пор, пока не зачесался лоб под полоской.
Потом она прошла в гостиную с массивной лепниной на потолке, опустилась на диван и откинула голову на спинку.
