На юге, подумал он. Он находится на юге, недалеко от Онге.
Он снова улегся на полку, поморщился от собственного запаха, потрогал стоявшую в ногах матросскую сумку, откашлялся. Поезд дернулся перед тем, как тронуться. Он посмотрел на часы. Пять шестнадцать.
Нет никаких причин для тревоги. Все идет как надо. Он был в пути, невидимый и неуловимый, как тень. Он сам выбирает, куда ему ехать, он может свободно мыслить в этом несвободном мире. Он сам решает — возвратиться или исчезнуть.
Он предпочел вернуться в палаточный лагерь, его манило к образам пыльным, проржавевшим от времени, бледным и поблекшим, но очень отчетливым.
Одна пара проповедников сменялась следующей, каждое выступление начиналось цитатой из Библии — пара страниц по-фински, потом перевод на шведский, толкование, анализ, личные признания и исповеди: «Я переживал трудные времена в юности, мне чего-то не хватало в жизни, и я искал спасения во грехе, я пил алкоголь, путался с порочными женщинами, я украл часы у собственного друга, но в этой подлой жизни я повстречал братьев по вере, и в мою жизнь вошел свет Иисуса Христа, ибо мой брат посеял в моем сердце высокое семя». Он лежал в купе, слушал эти рассказы, испытывая боль и страх, торжество и благодарность.
«Нет, они никогда не возвышали меня», — прервал он поток своих чувств. Никогда не трогали его эти крики, эти надрывные голоса. Никогда не впадал он от них в экстаз.
Теперь он вспоминал свою юность.
Он слышал, как затихают голоса, за пологом палаток их заглушали теснившиеся в голове мысли, надежды и ненасытное стремление. Манили и тянули к себе палаточные городки и раскиданные по полю повозки, океан возможностей скрывался за конными дрожками и автомобилями. Он искоса поглядывал на незнакомых девочек в платках и длинных юбках, сидевших на деревянных скамьях, думая об их теплых телах, о выбивавшихся из-под платков прядях волос.
Осознание мыслей и отвердевший член были грехом.
Он медленно погрузился в сон, ощущая в носу запах конского навоза.
Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Анника шла по скрипевшей под ногами дорожке. Было холодно, давление повысилось, а это означало, что с моря вот-вот подует ледяной ветер. Асфальт был скользкий от изморози, одевшись в шубу из замерзших кристаллов. Ветер застревал где-то в голых древесных кронах, вдоль дороги тянулись шлейфы грязно-лиловых облаков выхлопных газов.
Было полутемно, и светлее уже не станет. Дни были тусклыми, предметы и строения не отбрасывали теней. Анника подняла голову, прищурилась и посмотрела на небо. Оно было пастельно-фарфорового цвета с голубоватыми полутонами, плавно переходившими в серые, белые и розовые облака, несшиеся к югу под напором северного ветра.
Анника обошла собачий туалет, замерзшая трава хрустела и крошилась под ногами. Она зашла на старое еврейское кладбище с заднего входа, прямо у того места, где нашли Иосефину. Она остановилась возле черной чугунной ограды, огибавшей звезды на арочных надгробьях; мелкие снежинки, словно сахарная крошка, ложились Аннике на сапоги.
Могилы были приведены в порядок пару лет назад. Покосившиеся надгробья подправили и снова установили на постаменты, деревья аккуратно подстригли, дикий кустарник выкорчевали. Одновременно растворилось и пропало волшебство, переживание неповторимого времени и пространства исчезло, шум города стал ближе, ибо ничто уже его не сдерживало, многие покойники лишились своих мест.
Осталась только Иосефина.
Анника опустилась на колени и сквозь прутья принялась смотреть на могилу. Она делала это уже много лет с того самого жаркого лета, когда в городе было рекордное число ос, а предвыборная кампания все продолжалась, продолжалась и конца ей было не видно. Иосефина лежала с раскрытым в немом крике ртом, с тусклыми глазами, юная девушка с мертвыми мечтами. Шелестела листва, со стороны Хантверкаргатан доносился вой сирены «скорой помощи».
Он понес свое наказание, подумала Анника. Он поплатился не за то, что сделал с тобой, но в любом случае он не избежал возмездия. И Карина Бьёрнлунд совершенно случайно очутилась в кресле министра.
Она встала, посмотрела на часы, протянула руку сквозь решетку и погладила могильный камень, попрощавшись с Иосефиной. Она торопливо пробежала по площади Свободы, на Роламбсховпаркене ей пришлось спрятать лицо от сильного встречного ветра, и в редакцию она прибежала с раскрасневшимися от мороза щеками.
Она протиснулась в свой аквариум, сняла верхнюю одежду и повесила ее на вешалку в углу.
Рагнвальд, думала она, пока загружался включенный компьютер. Надо отвлечься от всего несущественного, погрузиться в то время и думать.
Что говорит тебе это слово? Кто ты, Рагнвальд?
Когда «Эксплорер» загрузился, она приступила к поиску в международном Гугле. Ссылок было великое множество.
Краткие сведения о Фольке Рагнвальде. Умер в 1963 году. Родословная приводит на Мальту. Был кандидатом в депутаты от христианских демократов, но с невнятной политической платформой.
Она торопливо просмотрела материал, перешла к следующим ссылкам:
Французская родословная, генеалогическое древо немецких королей; справка о какой-то датской поп-звезде.
Выбрав ragnwald.com, Анника очутилась в океане любительских фотографий.
Она вышла из Сети, набрала номер Сюпа в Лулео.
— Мы тут немного встревожены, — сказал комиссар. Голос у него и правда был невеселый.
— У вас что-то случилось?
Анника машинально взяла в руку ручку, приготовившись записывать, но тотчас почувствовала какую-то недосказанность.
— Мы пока ничего точно не знаем, — сказал полицейский. — Вы можете позвонить после обеда, когда что-то прояснится?
В голосе Сюпа прозвучало нечто такое, что заставило Аннику напрячься.
— Это Рагнвальд, — сказала она. — Убийство как-то связано с этим террористом.
Прозвучавшее в ответ отрицание так удивило Аннику, что она сразу приняла его.
— Это не все, — сказал Сюп. — Позвоните после двух. Сейчас я не могу ничего сказать.
Она посмотрела на часы, поняла, что у нее нет никакого повода настаивать, тем более что до окончательной сдачи материала в следующий номер оставалось еще восемнадцать часов. Она поблагодарила Сюпа, отключилась и положила перед собой на письменный стол запись своей беседы с Сюпом. Перед тем как начать работу, подумалось ей, надо выпить кофе.
Опустив голову, она вдоль стен проскользнула к кофейному автомату у спортивной редакции, избегая встречаться взглядом с коллегами, наполнила два стакана кофе и вернулась на место. Поставив кофе возле клавиатуры, она привела в порядок материал, попытавшись набросать портрет своего террориста.
Молодой человек из Торнедалена уезжает на юг, но по прошествии времени возвращается назад, в Лулео.
Она опустила руки, отхлебнула кофе.
Почему этот молодой человек в шестидесятые годы уехал на юг?
Работать или учиться, подумала она.
Зачем он вернулся?
Он закончил на юге все свои дела.
Почему Лулео?
По возвращении родина кажется тесной, но если все-таки надо вернуться, то обычно выбирают большие города региона.
Но зачем самый большой?
Ему надо было залечь на дно, большой город хорошо подходит для такой цели. Возможно, большой город с университетом. Стокгольм, Упсала, Гётеборг или Лунд.
Она записала в компьютер названия городов и только теперь поняла свою ошибку.
Молодому человеку, вообще говоря, не обязательно надо было находиться в Швеции, он мог жить и работать где угодно.
Правда, это было задолго до образования ЕС, вспомнила она.
Она отпустила эту нить и взялась за следующую.
Куда он направился после этого?
ЭТА? Испания? Зачем?
Таковы были его политические убеждения, подумала она, но все ее данные заставляли в этом усомниться.
Баскские сепаратисты — это одна из немногих террористических групп, которой удалось добиться выполнения некоторых своих требований, включая установление демократии и широкого самоуправления в Стране Басков. Если бы ЭТА не взорвала преемника генерала Франко в декабре 1973 года, то смогла бы Испания так быстро перейти к демократии и имела бы сейчас Страна Басков свою собственную полицию и налоговые органы. Мало того, эта местность скоро станет налоговым раем для предприятий.
Но ЭТА в большей степени, чем другие террористические организации, осталась привержена машине террора. После свободных выборов 1977 года в стране жила масса басков среднего возраста, которые умели только терроризировать испанское государство. Мирная жизнь была скучна для этих людей, поэтому они пришли к выводу, что демократическое государство — это такое же зло, как и диктатура. Снова начались убийства. На этот раз испанское правительство создало ГАЛ, особую антитеррористическую группу…