тобой неразделимы. В тебе моя сила.
Я незаметно выдохнул. Раз печется о своих знаниях, то точно вредить не станет. Хотя, кто их, ведьм покойных, знает?
— Не стану. — Подтвердила старуха, вновь прочитав мои мысли. — Но хватит об этом. Какие у тебя еще проблемы?
Я решил, раз с Мариничем не выгорело, то хоть из остального надо выжать максимум пользы. И выложил начистоту все: про врача, про Льва Петровича, про фальшивые анализы, про самоубийство Викиного одноклассника, про взрыв машины. Про все на свете.
Слушали меня внимательно. Иногда задавали наводящие вопросы. Баба Дуся оказалась чудесным собеседником. По окончании рассказа, она молча встала, вышла во двор, вскоре вернулась с консервной банкой, наполненной золой, поставила ее на стол прямо на белоснежную скатерть, ничуть не заботясь о сомнительной чистоте жестянки. Вместе с ней вернулся и Васенька.
Я посмотрел на пепел, на кусочки черных угольков. Трогать не рискнул, только спросил:
— Это зачем?
Бабка опять уселась, сказала туманно:
— Пойдешь обратно, возьмешь с собой.
Стало совсем интересно. Спрашивать, смогу ли я пронести неожиданный подарок, было глупо. Ясное дело, смогу. Были до этого и пирог, и записка. Проносил уже. Другое дело, зачем мне потусторонние угольки?
— Для чего мне это? — Вопрос прозвучал вполне резонно.
Бабка кивнула, принялась пояснять:
— Вернешься, спроси у книги про черную метку. Там сам разберешься. А это, — она указала пальцем на банку, — поможет тебе наказать врача. И да, — старуха вдруг стала очень серьезной, — к нему должна будет идти Вера. У Вики ничего не выйдет, имей виду. Не было у нее отметины.
— Хорошо, — согласился я, не особо понимая, с чем соглашаюсь, — я ее не пущу. А с Львом что делать?
Ведьма только хмыкнула.
— Тут решай сам, я не стану тебе подсказывать. Скажу одно — все у тебя для наказания уже есть. Ты это с собой из прошлой жизни принес. Нужно только, — бабка неожиданно постучала меня пальцем по лбу, — подумать хорошенько.
Подумать? О чем думать-то? Что за манера? Нет, чтобы прямо сказать! Я хотел было возмутиться, но старая ведьма отпрянула, откинулась на спинку стула, рассмеялась.
— Отправляйся-ка ты домой, мил человек. У меня теперь по твоей милости полон рот забот. Мне теперь твоего картежника вызывать.
— И ничего не моего! — попытался возразить я.
Мог бы и не стараться. Мир вокруг померк. Где-то рядом полыхнули алым два фонаря кошачьих глаз. Раздался дикий мявк. Голень обожгло болью. Я испуганно подскочил. Рука сама собой подхватила со стола плошку. Ноги понесли меня в перед, во тьму, в бесконечную даль перехода между навью и явью.
Если вы подумали, что я после всего этого проснулся в своей кровати с полной банкой золы под подушкой, то, смею заверить, вы ошиблись. Ноги вынесли меня на свет. И я вышел в яви — на кухне квартиры Маринича.
В руке жестяная банка. На ноге украшение, оставленное когтистой лапой — привет от Васеньки. В волосах клок черной шерсти. Я потрясенно хмыкнул и плюхнул банку на стол. Фантастика, но мне больше не нужно было засыпать, чтобы проделать путешествие между тем светом и этим. В этом я почему-то был абсолютно уверен.
* * *
Зола благополучно дождалась утра на столе. Я же попросту завалился спать. Не было сил удержаться. От усталости глаза закрывались сами собой.
Спал, как убитый. Проснулся практически в полдень счастливый и отдохнувший. Поплескал в лицо прохладной водой и пошел звонить. Ни секунды не раздумывал, чей номер набрать первым — сейчас мне была нужна Вика.
— Привет, Олег, — сразу отозвалась она, — ты чего не брал трубку? Мы тебе уже обтрезвонились.
Я удивленно покосился на телефон. Проговорил:
— Правда? А я не слышал.
Вика рассмеялась, сказала со знанием дела:
— Укатала тебя бабуля. С толком хоть?
— С толком. Остальные у тебя?
В трубке раздалось хихиканье, кто-то перешептывался. Наконец, трубку взял Влад.
— Все мы тут, — подтвердил он. — Но это ненадолго. Сейчас у тебя будем. Уже выезжаем. Жди.
Я посмотрел в зеркало на свои заросшие светлыми клочками щеки, провел рукой по щетине. Вспомнил, что бритву в Мариничевом бардаке так и не нашел. Поэтому попросту отвернулся, чтобы не расстраиваться.
— Жду. Только пусть Вика книгу захватит. Да пожрать что-нибудь купите, у меня пусто.
— Будет сделано! — Отрапортовал Влад, и трубка просигналила отбой.
Проявились они через час. Я успел искупаться, перемыть вчерашнюю посуду, застелить постель и вскипятить чайник. Банку с золой от греха убрал на подоконник.
Влад притащил две сумищи харчей. Пока девчонки с шутками-прибаутками потрошили трофеи на кухне и готовили перекус, он вручил бритвенный станок, усмехнулся, указал на мой подбородок:
— Иди, сбрей это безобразие. Ладно бы щетина у тебя нормально росла, а то сущий кошмар — плешина на плешине. Ты с такой рожей на бомжа похож.
Я молча взял у него бритву и вновь закрылся в ванной. Что поделать, с растительностью на лице Мариничу, а вместе с ним и мне, не повезло.
К девчонкам вышел помолодевший, сбросивший добрый пяток лет. Встречали меня бутербродами, печеньем и горячим какао. Усадили за стол. Подсунули чашку. Подождали пока прожую один кусок и хором принялись за допрос.
Больше всех старалась Вика:
— Рассказывай, — велела она, — что тебе бабуля сказала?
Я взял второй бутерброд, проворчал:
— Сказала, если я не буду есть, то обессилю и умру с голоду.
— Не умрешь, — уверено известила Вера, — ты вон какой толстый!
Я машинально пощупал бока Маринича, жира не нашел. Поэтому справедливо возмутился:
— Ложь, поклеп и провокация! Я не толстый, а спортивный! У твоего благоверного пузо куда больше!
— У меня? — Завопил Влад. — У меня мозоль! Трудовая!
Он двумя ладонями пристукнул по указанному объекту. Звук вышел почти как от арбуза. Я под шумок, в два укуса, пока не отняли, разделался с бутербродом. Сказал с набитым ртом:
— Неважно, у меня этой самой мозоли нет!
Парень бросил на Веру укоризненный взгляд, пообещал:
— Попадешь к Верунчику в руки, будет!
Вика прервала нашу пикировку:
— Ну все, хватит. Как дети малые, ей Богу. Давайте серьезнее. Что тебе рассказала бабуля.
Я понял, что третьего бутерброда мне не видать, со вздохом допил какао. Поведал:
— Ничего особенного. Сказала, что с шифром не поможет.
—
